городе готовится музыкальное буйство. Эстония, конечно, очень музыкальная страна. В ней даже революция в 1989 году была поющей. Но в эти дни в Таллинне распевали в основном песни военных лет. На площади Тынисмяги собирались женщины, раздавали листы с напечатанными текстами и хором начинали «Катюшу» или «Подмосковные вечера», сжимая в руках георгиевские ленточки. Пели нестройно, но даже молодые эстонцы, не знающие русского языка, останавливались на пару минут послушать.
— Почему вы собираетесь именно тут, ведь памятника здесь уже нет и останков тоже? — допытывался я у певуний.
— Знаете… Как бы сказать по-русски… Эта площадь… эстонцы бы сказали — «очень гордое место».
В 350 км от Таллинна не было и намека на эстонский накал страстей.
— Вы прямо из Москвы приехали? — спрашивали меня случайные собеседники-финны.
— Нет, из Таллинна.
Они немедленно потупляли глаза, как будто я упомянул о чем-то неприятном, о чем именно в этот радостный день никак не хочется вспоминать.
Естественно, никаких ленточек — кругом лишь цветастые эмблемы «Евровидения». Витрины кое-где побиты — но это, говорят, британские туристы. Да и памятник на месте. Тоже, кстати, Освободитель: на главной площади Хельсинки прямо около огромного телеэкрана — статный бронзовый император Александр II.
— Обидно, конечно, что у вас такие отношения с Эстонией, — делился со мной Янн, сотрудник финского национального радио. — У Финляндии же с вами никаких проблем нет! Хотя мы и воевали шестьдесят лет назад. Видишь, ваш царь у нас на самом почетном месте, да и ваш Путин нас тоже не обижал. Хорошо помню, когда он в первый раз приезжал в Хельсинки, первым делом пошел возложить цветы на могилу маршала Маннергейма, бывшего врага Советского Союза.
— А если бы он этого не сделал?
— Ну, не знаю. Если бы демонстративно отказался, это бы, конечно, ущемило нашу гордость. Но хорошо, что у нас прошлое — уже в прошлом.
«Нашим зрителям важно услышать, что вы из России»
Пресс-центр «Евровидения» в день полуфинала напоминал футбольный стадион. Журналисты бегали с флагами и кричали. Особенно выделялись две группы: турецкие, замотавшись в свои красные полотнища, пели фирменное Shake it up Shikirim, а грузинские раскрасили лица, нарисовав на них свой национальный флаг. Финны расхаживали гордо и величественно.
— Мы участвовали в «Евровидении» практически со дня его основания. И оставались, наверное, единственной страной, которая ни разу не выигрывала. Поэтому, когда выиграли, это было счастье. Даже для тех, кто ненавидит «Евровидение», — говорил мне волонтер, работающий в пресс-центре. Сам он к музыкальному фестивалю относился явно спокойно: по телевизору показывали четвертьфинал хоккейного чемпионата с участием финской сборной. А когда его коллеги пытались переключить канал на само «Евровидение», страшно ругался.
— Дело не в песнях. Они все, в общем-то, паршивые. Я пошел сюда работать просто потому, что хорошо почувствовать себя самым центром мира. Не все время, а хотя бы недолго. Больше одного раза выигрывать, конечно, не нужно. У нас в этом году знаешь какая песня? Никаких шансов победить! Да и нормально, нечего жадничать.
Среди порхающих по пресс-центру журналистов важно расхаживала российская знаменитость Дима Билан. Он еще в прошлом году почувствовал себя центром мира. И журналисты из разных стран ему все еще подыгрывали: бегали за ним с камерами и брали бесконечные интервью.
Сразу после полуфинала пресс-центр стал полностью красно-белым — от турецких и грузинских флагов. Прямо около меня обнималась и танцевала грузинская делегация, и по ним было видно, что им этот выход в финал был особенно важен. К ним подбегали дружественные армянские, белорусские, турецкие и еще какие-то (без опознавательных флагов) журналисты и поздравляли. Я тоже подошел и признался, что мне действительно понравилось выступление грузинской певицы Софо — едва ли не единственное из всего шоу.
Присмотревшись к моему бейджу, журналистка из Грузии выпалила:
— А можно, мы запишем, как вы это говорите?
Я повторил эти слова в камеру.
— Вы это говорите, несмотря на то, что вы из России? — лучезарно улыбнулась она.
— Я не вижу противоречия, — опешил я.
— И мы тоже! Спасибо вам! — она махнула оператору, чтобы он выключал камеру.
— А вы правда думаете, что мне не могла понравиться грузинская певица только из-за того, что я из России?
— Нет-нет, простите. Мы совсем так не думаем. Ну, просто нашим зрителям очень важно услышать, что вы из России. Понимаете, да?
В стороне пожилой эстонский журналист брал интервью у юной белорусской болельщицы. (Эстонская певица в финал не попала, а белорусский протеже Филиппа Киркорова по имени Колдун попал.)
— Что ж такое, почему мы опять пролетаем? Ну-ка, делитесь секретом успеха! — сердился русскоязычный эстонец (Эстония, к слову, выиграла «Евровидение» четыре года назад).
— Не переживайте, будет и на вашей улице праздник! Вот мы сейчас выиграем, и тогда приезжайте к нам в Минск. А потом вы тоже выиграете, и мы, белорусские журналисты, приедем освещать «Евровидение» к вам…
— В Таллинн, — подсказал он.
Белоруска, кажется, вздрогнула.
Потом было after-party в «Евроклубе» — самом модном месте Хельсинки. Пришли, естественно, только те исполнители, которые пролетели. Рок-группа тинейджеров из Андорры моментально напилась.
— А знаешь, почему мы не выиграли? А я объясню. Потому что мне карту с собой носить приходится все время. У меня все время спрашивают: откуда ты? И тут я достаю карту и говорю: вот из этой точки. Ну и что же, я хуже вас всех, да? Да, я из точки! И поэтому я хуже? Кстати, откуда ты? — юный андоррец донимал расспросами неизвестно откуда взявшегося солиста российской группы «Руки вверх». Тот ничего не понял, но ответил по-русски:
— А я, брат, болел за Нигерию. Так вот. Но она не приехала. Обидно.
«Ноу Верка Сердючка»
К дню финала финские болельщики мобилизовались. Весь город накрыли белые флаги с голубым крестом. Особенно людно было в парке Эспланади — там все страны-участницы «Евровидения» установили свои палатки, в которых всячески рекламировали себя. Кто-то раздавал флажки, кто-то — конфеты, кто-то — открытки. Украинскую палатку брали едва не штурмом.
— Ду ю хэв диск оф Верка Сердьючка? Ай вонт э диск! Ю маст хэв э диск!
Две добродушные украинки в палатке не могли успокоить страждущую публику.
— Да нету, милые. Давно продали! Ноу! Ноу Верка Сердючка! Кончилась она! — отвечали они просто, но не без гордости в голосе.
Российской палатки среди прочих мне обнаружить так и не удалось.
Около Hartwal Aarena, где проходило «Евровидение», работал тотализатор. Тысячи зрителей в течение нескольких дней ходили на многочисленные репетиции, отсматривали все выступления, чтобы угадать победителя. Сидевшая рядом со мной на генеральной репетиции финального шоу финка все два
