тридцать встреча с партнером по теннису. — Он начал шарить в поисках флакона аспирина.
— Адам, сейчас пять утра.
— Пять утра? — И почти крича: — Пять утра? — Одним рывком он принял сидячее положение. — Пити... кто-нибудь... умер?
— Да нет, Адам. Никто не умер. Но если ты не возьмешь себя в руки и не отправишься в денверский универмаг к восьми, тебя, меня, Тру и Тейлора можно будет считать покойниками.
— Ты меня путаешь, Пит.
— Я только что получил сообщение от Келлехера: профсоюз объявит забастовку, если мы немедленно не отреагируем на требования, выдвинутые работниками.
— Келлехер?
— Послушай, Адам, я отлично понимаю, что ты в гробу видал все, что связано с бизнесом, но имя Келлехера должно же что-то говорить тебе. Это наш денверский директор. Он в нашем деле уже двадцать три года.
— Ах, Келлехер!.. — Адам вяло опустился на подушку, прижав ладонь ко лбу. Голова буквально разламывалась на куски.
— Сядь, Адам!
Голос прозвучал как команда. Адам вернулся в сидячее положение.
— Теперь слушай внимательно. Никаких особых действий от тебя не требуется. Все, что от тебя просят, — это устроить прием, выслушать жалобы, сделать для себя заметки, обаятельно улыбаться и убедить парламентеров, что все их замечания будут приняты к сведению.
Адам кивал головой, хотя мысли его витали в облаках: трубка покоилась между ухом и плечом, а руки безрезультатно сражались с флаконом аспирина, который он отыскал наконец в одном из ящичков туалетного столика, и крышка которого никак не поддавалась.
— Ты слушаешь, Адам?
— Да, слушаю... — Отвинтив кое-как колпачок, Адам сунул пару таблеток в рот и проглотил, не запивая.
— Повтори, — потребовал Пит.
Адам сдвинул брови.
— Послушай, Пит. Я как-никак твой старший брат, а не какой-нибудь малолетний недоумок. Нечего со мной так разговаривать!
— Ну, извини. — В голосе Питера Форчэна послышались нотки раскаяния. — Так ты будешь к восьми?
— К восьми?
— Я уже сказал Келлехеру, что ты встретишься с Андерсон ровно в восемь.
— С Андерсон?
— Ну да, профсоюзным боссом.
— Ах да. Понятно. Андерсон. В восемь.
— В денверском отделении. В моей конторе.
— В твоей конторе... А почему бы тебе не быть в твоей конторе?
— Потому что я здесь — в Женеве. И пробуду тут всю неделю. А Тру все еще в больнице. Так что, кроме тебя некому.
— Понятно. — Туман медленно рассеивался. — Я думаю, тебе все же лучше сделать это вместо меня, Пити. Не в службу, а в дружбу.
После того как Пит еще раз объяснил положение дел, Адам окончательно проснулся.
— Да, не думаю, чтобы Тейлор... — начал было Адам, но тут же покачал головой. — Впрочем, чего это я. Этот хренов профсоюз ухайдакает и четвертует меня до обеда.
— На обед, — поправил Пит. — Не пытайся увильнуть, Адам. И в конце концов, это по твоей части.
— С каких это пор бизнес стал по моей части, Пити, уж кому, как не тебе, это знать.
— Но это не совсем бизнес. Это довольно щекотливая ситуация, в которой требуются обаяние, юмор, остроумие...
— Конечно, конечно. Но больше всего здесь требуется время. Тяжелая неделька выпала мне, Пит. У меня график забит. Холли Рид полагается на мою помощь для парной игры в клубе. Я побожился, что помогу Лиз Элман открыть ее новую галерею в среду. И... Ах, черт, совсем забыл! Иен Талкотт ждет меня в Лос- Анджелесе на трехдневный благотворительный турнир по гольфу.
— Смею заметить, старшой, что благотворительность начинается с дома. Словом, нравится не нравится, а эту неделю придется тебе поиграть в другие игры.
Адам издал тяжелый вздох.
— Ну ладно, ладно. Сдаюсь. Так во сколько, ты говоришь, у меня встреча с этим парнем из профсоюза?
— В восемь, — твердо проговорил Пит. — И не с парнем, а девицей.
Адам немного оживился.
— О! Может, все будет не так уж скучно в конце концов.
— Ей пятьдесят два стукнуло — это железная леди, годная лишь на гвозди.
— О! — только и вымолвил Адам.
Утреннее солнце струило свои лучи в столовую, где Джессика Форчэн, одетая в это дивное утро начальной осенней поры в платье пастельных тонов, с наслаждением завтракала свежеиспеченными сдобными булочками с клюквенным вареньем, запивая их кофе и внимая щебетанию малиновок за окном. В столь ранний час она никого не ждала и собиралась было взять еще одну булочку, как вдруг в комнату вошел Адам. Мало того, что в такое время явление это было чем-то невероятным, Джессика не могла припомнить, когда в последний раз видела внука в таком чопорном деловом костюме цвета военно-морского мундира.
Адам улыбнулся, чмокая бабушку в щеку.
— Доброе утро, распрекрасная.
Джессика подозрительно уставилась на него.
— Что я слышу? И это все, что ты можешь сказать?
Адам налил себе кофе. Сделав глоток, он поставил чашку.
— Я бы с удовольствием посидел с тобой и поболтал, но, как говорится, волка ноги кормят: пораньше начнешь, быстрей закончишь. — Довольный, он потер ладони. Аспирин начал действовать, и Адам воспрянул духом.
— Адам Форчэн, что это ты такое несешь? — В голосе ее звучала не только насмешка, но и явная любовь.
— Что несу? Какая ты, бабушка, подозрительная. — Адам наклонился к ней поближе. — Бабушка, какие у тебя большие глаза. Какие у тебя большие уши... — Он вскрикнул, не закончив, потому что Джессика схватила его за ухо и потрепала.
— Случалось, в такое время ты возвращался домой, Адам. Но за последние двадцать лет я что-то не припомню, чтобы ты вставал в такую рань. С чего бы это?
Адам ущипнул бабушку за нос.
— Работа! Для чего еще мужчина встает в такой час?
— Когда это ты успел вступить в ряды рабочего класса?
— Что тут такого удивительного, если я покажусь в магазине в кои-то веки! — воскликнул он с напускным негодованием. — В конце концов, я состою в компании или нет? Надо быть... э-э... поближе к жизни. Вникать в дела. Тянуть лямку. Тем более, когда Пит где-то за тридевять земель, а Тру прикован к койке после операции аппендицита. Поэтому, как видишь, сегодня я ранняя пташка; пойду в контору, гляну... что там делается. Внесу свой вклад, так сказать.
Джессика улыбнулась и с добродушной насмешкой заметила:
— Какое чувство ответственности! Твой отец — мир праху его — гордился бы тобой, Адам. И я тоже.
