— Ладно!
— Только приходи ко мне домой — за то, что тогда не пришёл.
— Я приду, Тата, вот увидишь. А дедушка не будет ругаться?
— Что ты! — засмеялась Тата. — Он даже спасибо скажет, если принесёшь.
— А зачем ему?
— А вот придёшь, тогда узнаешь.
Они стояли на льду, на самой середине катка для начинающих, и разговаривали. Их задевали, толкали, им кричали: «Здесь стоять нельзя!», но они ничего не слышали, увлечённые разговором. Потом Тата сказала:
— Пойдём в буфет! У меня деньги есть, мне дедушка дал.
Владику хотелось съесть что-нибудь вкусное, но он вспомнил про Петю и твёрдо сказал:
— Не надо в буфет. Давай лучше покатаемся!
— Да я не умею, я начинающая, — жалобно сказала Тата. — Падаю, и всё! И только падаю, и падаю…
— Давай вместе попробуем!
Владик и Тата взялись крест-накрест за руки и пошли по исполосованному льду.
— Да ты не поднимай так ноги, — сказал Владик, — а тяни их по льду, тяни… Вот так!
Тэта падала, спотыкалась, цеплялась за Владика и повисала на нём всей тяжестью. Ему было смешно, что такое простое дело может показаться трудным. Сам он бегал на коньках с первого класса. То и дело он украдкой от Таты озирался по сторонам: а вдруг кто-нибудь из знакомых ребят увидит, что он катается с девчонкой! А вдруг сюда Петя пришёл!
Но Петя в это время сидел в буфете. Он взял кофе, две булочки, занял два места за столом и стал ждать приятеля.
Скоро кофе остыл, а Владика всё не было. Петя терпеливо ждал, как полагается верному, стойкому другу.
Прошло минут пятнадцать — Владика всё не было. Петя рассердился, выпил стакан кофе, съел одну булочку и снова подождал.
Немного погодя он выпил второй стакан кофе и съел вторую булочку. Потом он потерял терпение и побежал на главный каток.
Вот где было весело! Петя принялся как угорелый носиться по льду. Он выписывал восьмёрки, катился «пистолетиком», ехал спиной…
В толпе сновали милиционеры. Они тоже были на коньках. Может быть, поэтому Петя их нисколько не боялся. И когда в рупорах раздался голос: «Говорит радиоузел Центрального парка. Двадцать один час. Все дети до четырнадцати лет должны покинуть катки», он не обратил на это никакого внимания и продолжал беззаботно выписывать свои восьмёрки.
Милиционеры начали выпроваживать детей с катка — отдыхать, ужинать, спать… Петя ловко улепётывал от них. Наконец один милиционер, который, видно, бегал на коньках не хуже Пети, догнал его, ухватил сзади за плечо и сказал:
— Вы что, мальчик? К вам не относится?
— Я ещё немножко…
— Никаких «немножко»… Давайте очистим помещение.
Петя хотел сказать, что каток — это не помещение, но милиционер легонько подтолкнул его, и коньки сами подвезли Петю к деревянным ступенькам.
Упрямец Петя всё же домой не поехал. Он только сейчас вошёл во вкус и долго ещё катался в боковых аллейках, где потемней.
А Владик всё время терпеливо учил Тату кататься. Когда по радио объявили, что детям пора уходить, она отпустила руку Владика и сказала:
— Поедем!
Они пошли в раздевалку. Владик помог Тате достать пальто, потом стянул её коньки ремешком, и они вместе поехали на Красную Пресню.
Владик проводил Тату до самого дома.
Здесь, на окраинной, тихой улочке, было мало народа. Молодой снежок скрипел под ногами…
У высоких деревянных ворот Тата остановилась, сняла полосатую варежку и протянула Владику тёплую руку:
— Спасибо, Владлен! Приходи завтра после уроков. Только, чур, с кинжалом. И запомни, где я живу. — Она показала варежкой на ворота. — Видишь, легко запомнить, тут вывеска.
— А твои родители дома сейчас? — спросил Владик.
— Нет. Их и в Москве нету, — ответила Тата.
— Где же они?
— Они на Дальний Восток уехали. Я, когда кончу школу, к ним поеду…
— С кем же ты тут?
— Я пока у дедушки живу… Ну, приходи. До свиданья!
Тата толкнула скрипучую калитку и скрылась за ней.
А Владик, потирая варежкой озябший нос, подошёл поближе к небольшой стеклянной вывеске и, подняв голову, прочитал при неярком свете уличного фонаря:
Шестнадцатая глава. Седьмой урок
Сладко спалось Владику в эту ночь после свежего, морозного воздуха, после быстрого бега, ходьбы. И сны виделись ему всё какие-то хорошие: Снегурочка в белой шубке, ёлка в огнях, ушастые зайцы…
Владик так разоспался, что чуть было в школу не опоздал. О зарядке и думать нечего. Мама с трудом его подняла.
Он стал одеваться. После вчерашнего катанья ломило ноги в коленках, все косточки ныли.
— Мама, а ты знаешь, есть такой музей, называется имени Пятого года, — сказал Владик, натягивая чулки.
— Знаю, — ответила мама, — это недалеко. Только сейчас некогда об этом разговаривать.
Владик побежал умываться и чистить зубы.
Он наскоро поел, сунул в сумку ломтик хлеба с маслом (это мама велела) и побежал в школу по светлосиней, заснеженной улице.
Владику нравилось ходить в школу. Приятно было знать, что сейчас ты очутишься в просторном, светлом классе, увидишь товарищей, услышишь учителя…
Он всегда с охотой сидел на уроках. Но сегодня он мечтал о том, чтобы уроки поскорей окончились. Ему не терпелось пойти в музей имени Пятого года, узнать тайну кинжала, поговорить с Татой. С ней интересно было разговаривать. Что-то она знала такое, чего ни Владик, ни Петя не знали.
А уроки сегодня, как нарочно, тянулись медленно-медленно. И, самое обидное, они закончились позднее, чем всегда.
И всё из-за Пети Ерошина.
Он пришёл в школу раньше всех и стал хвалиться, что они с Владиком были на катке, и не просто на катке, а на Зеркальном катке! И что они там встретили — угадайте кого! Ни за что не отгадаете! Киру Петровну, вот кого! И что она, Кира Петровна, учила их танцевать вальс на льду. Вот честное пионерское, не сойти ему с этого места…
Петя покружился у доски, неуклюже размахивая руками:
— Раз, два, три… Видали! Называется: «Солдатский вальс».
