— Ничего, разбудишь. Мы и зимой будем это делать.
При слове «зимой» Владику сразу представился лёд, каток, и он сказал:
— Знаешь что, папа? Я давно хотел тебя попросить: купи мне коньки!
— У тебя же есть, по-моему, — сказал папа, вытирая уши.
— Ну, те не считаются! — Владик махнул бахромчатым полотенцем. — «Снегурочки» — это девчачьи коньки… Только смеяться будут.
Ему вспомнилось, как в прошлом году он катался на «снегурочках» и мальчики смеялись над ним.
— А какие ж ты хочешь? — спросил папа.
— «Советский спорт», вот какие. Прямые, — показал Владик, — без загибов. И чтобы навсегда были приклёпаны к ботинкам, а не то что каждый раз крути, верти…
— Ладно, — сказал папа, надевая пижаму. — Закончишь первое полугодие на «отлично» — куплю. Будет тебе подарок к Новому году!
— Ну, папа… — махнул Владик рукой, — что ты… К Новому году это уже ползимы пройдёт. Нет, папа, давай так: ты мне коньки купи сейчас, вот! А я тебе даю честное пионерское слово, что буду учиться как следует.
— Это что же, авансом, значит? — спросил папа.
— Авансом, ага! — улыбаясь, повторил Владик непонятное слово.
— Ну что ж, брат, ладно. Авансом так авансом. По рукам!
Папа протянул Владику руку. Владик стиснул обеими руками его большую, ещё влажную после умыванья ладонь и сказал:
— По рукам, папа! Только помни: «советский спорт» и с ботинками!
— Ладно. А ты помни: не ниже четвёрки. Так и запротоколируем. Пошли.
И оба Ванькова вышли из ванной. Одному пора было собираться на работу, а другому — в школу.
Пятая глава. На уроке географии
Хорошо идти в школу, когда у тебя всё в порядке: ты всё выучил, решил, переписал… Тогда тебе нечего бояться учителей, ты смело входишь в класс — пожалуйста, вызывайте сколько угодно, по любому предмету!
Но совсем другое дело, когда уроки не приготовлены. Тогда ты плетёшься в школу с неохотой, на душе тяжело. Какой-то червячок внутри так и точит тебя. В классе сидишь и дрожишь: а вдруг вызовут! Эх, если бы не вызвали!.. Ой, сейчас вызовут!..
Сегодня Владик шагал в школу с некоторым беспокойством. Он так и не успел вчера докрасить карту полушарий и не начертил градусной сети.
То и дело он поправлял на плече ремень от полевой сумки, в которой лежали книги. Сегодня сумка была особенно тяжёлой: Владик запихал в неё старый кинжал для девочки, которую они с Петей вчера встретили в парке.
«Ничего, — подбадривал он себя на ходу, — может, я ещё успею докрасить карту и начертить градусную сеть до звонка, в классе!»
Он прибавил шагу. Школа видна была издалека. Она стояла на высоком месте и светила во все стороны своими большими квадратными окнами, точно огромный маяк.
Они с Владиком были ровесники. Он родился в тридцать восьмом году, и школа тоже родилась в тридцать восьмом году.
В том году товарищ Сталин указал, что надо построить много-много школ, потому что было их маловато, а учиться надо всем ребятам Советского Союза — всем-всем, сколько ни есть!
И вот тогда, словно по волшебству, во всех городах выросли большие новые корпуса. Это были красивые здания с просторными классами и широкими коридорами, чтобы было где побегать ребятам на переменке.
Школа на Красной Пресне тоже была такой. Директор, Егор Николаевич, следил, чтобы изнутри она тоже была красивой.
Во всех классах были цветы, портреты вождей и писателей. В коридорах висели картины. На лестнице зеленели пальмы. На втором этаже стоял большой шестигранный аквариум; на переменах ребята прижимали носы к толстому стеклу, за которым в зеленоватом полумраке вились золотые рыбки.
В биологическом кабинете на полках возвышались чучела зверей и птиц. В углу белел чистенький скелет и скалил зубы на ребят. Его никто не боялся: все знали, что это кости и больше ничего.
В химическом кабинете блестели колбы и реторты.
В библиотеке было полно книг. Владик любил сюда ходить. Он чуть ли не каждый день менял книги.
На самом верху был большой спортивный зал — любимое место Пети Ерошина.
Словом, школа была большая и красивая. В такой школе только учиться да учиться!
Владик толкнул тяжёлую дверь, вытер ноги о твёрдый стальной коврик, сдал пальто Кузьминичне, и побежал в класс. Там он сел на своё место рядом с Петей, достал цветные карандаши и только наладился было красить, как раздался звонок и в класс вошла Кира Петровна.
Каждый раз, когда Владик смотрел на Киру Петровну, ему казалось странным: как это она, такая молоденькая, может работать учительницей! Да ведь её никто и бояться не станет. На вид ей можно было дать лет двадцать, не больше. Она, правда, была высокая, но очень тоненькая. Лицо её то и дело заливалось густым румянцем, и, видно, поэтому у неё была привычка прикладывать руки с тонкими, длинными пальцами то к одной, то к другой щеке.
Одета она была в темносиний костюм и белую, как снег, шёлковую кофточку с овальной брошкой- камеей у воротничка. А на отвороте жакета краснел маленький значок ВЛКСМ.
Чуть поскрипывая новыми туфлями, она прошла к столу, положила свою чёрную лакированную сумочку, опустила на неё классный журнал — и урок начался.
Сперва она спрашивала заданное. Владик с беспокойством следил за учительницей: вызовет или не вызовет? Время от времени он просовывал руку под крышку парты и нащупывал там сумку и завёрнутый в газету кинжал.
— Что там у тебя? — спрашивал Петя Ерошин. — Дай откусить.
— Ничего нет, не трогай! — отвечал Владик.
Но Петя всё норовил забраться к приятелю в сумку. Владик отталкивал его локтем. Они шипели друг на друга:
— Жалко тебе, да?
— Пусти, говорят! Не трогай!
Кира Петровна услыхала шипенье и строго посмотрела на Владика с Петей:
— Ваньков и Ерошин, вы что там возитесь?
— Да мы ничего… мы не возимся, Кира Петровна!
— То-то… Сидите тихо! — Она заглянула в журнал и громко сказала: — Сейчас нам о параллелях расскажет Митя Журавлёв.
Тихий, молчаливый Митя встал и начал, не торопясь, чуть покачиваясь, рассказывать про параллели и про широты.
— Так! Отлично, Митя, садись! Пятёрку ты заслужил честно.
Кира Петровна вписала в журнал отметку и сказала:
— А теперь нам о меридианах продолжит… — она чуть помедлила, — Петя Ерошин.
Петя нехотя поднялся и стал одёргивать на себе гимнастёрку под ремнём. Кира Петровна прошла вглубь класса, к задней стене, и, заложив руки за спину, прислонилась к ней. Здесь её любимое место. Отсюда ей хорошо видны все парты.
— Мы тебя слушаем, Ерошин.
Ребята обернулись к учительнице. Петя солидно откашлялся и начал:
— Значит, так… меридианы… это, значит, такая… ну, в общем, линия… такая воображающая
