линия…
Ребята засмеялись.
— Воображаемая, чудак! — подсказал Владик.
— Ну да, — подхватил Петя, — воображаемая… ну и это… соединяемая… — Он сбился и замолчал.
— Что ж ты притих, Петя? — сказала Кира Петровна, возвращаясь к столу. — На переменках ты самый весёлый, самый шумный, а сейчас тебя не узнать. Тихоня, да и только! — Она оглядела класс: — Ну-ка, кто поправит Петю?
Сразу поднялось три десятка рук. Одни мальчики упирали локти в парту, другие высоко поднимали руку и нетерпеливо шевелили пальцами, некоторые подпирали правый локоть левой рукой…
Владик руки не поднимал. Кира Петровна заметила это:
— А ты, Ваньков, о чём задумался? Знаешь, я люблю вызывать именно того, кто руки не поднимает. Ну-ка, поправь своего соседа!
Владик встал и отчеканил:
— Меридианом называется воображаемая линия, окружающая земной шар и проходящая через оба полюса.
— Через оба полюса… Так… хорошо… Теперь покажи нам, как ты раскрасил карту. У тебя, как у будущего художника, это, наверное, хорошо получилось.
— Карту?.. — замялся Владик. — Карта вот, — он показал на свёрнутую в трубочку бумагу, — только я её, Кира Петровна, немножко не доделал.
— Как так — не доделал? Домашние задания, Ваньков, надо обязательно выполнять, иначе и в школу нечего ходить. Ну, а градусную сеть ты начертил?
— Нет, я, Кира Петровна, просто не успел… потому что… — начал было Владик, но тут за его спиной раздался шелест.
Владик не выдержал, обернулся и увидел, что его друг-приятель Петя Ерошин забрался всё-таки к нему в сумку, вытащил свёрток, развернул газету и, прячась за партой, преспокойнейшим образом рассматривает старый кинжал.
Владик нагнулся, выхватил кинжал и сдавленным голосом прошипел:
— Зачем взял?
— Ваньков, что с тобой? — удивилась Кира Петровна. — Ведь ты урок отвечаешь!
Ей за партой не видно было, из-за чего не поладили Владик с Петей. Она подошла к ним, заглянула, заметила кинжал в руках у Владика и сердито сказала:
— Это ещё что такое? Разве можно такие вещи приносить в класс!
Она протянула руку и взялась за конец ржавого кинжала:
— Дай-ка.
Но Владик недолго думая — а верней, совсем не думая — стиснул рукоятку кинжальчика и потянул его к себе.
Кира Петровна покраснела:
— Ваньков, немедленно отдай! Слышишь! Ты отлично знаешь, что посторонние предметы на урок приносить нельзя.
— Кира Петровна, — взмолился Владик, — это не посторонние… это я просто так… не отнимайте…
Кира Петровна не знала, как ей быть. В классе тридцать три человека. Они следят за каждым её движением, за каждым словом. Если она сейчас уступит, они подумают, что она слишком мягкая, бесхарактерная… Нет, уступать нельзя! Пускай знают, что она строгая. Кроме того, оружие вообще нельзя оставлять в руках у мальчика.
Рассудив всё это, Кира Петровна сильней потянула кинжал к себе и твёрдо сказала:
— Ваньков, сию минуту отдай!
Владик всё ещё упрямился. Уж очень не хотелось ему сейчас расставаться с кинжалом. Но тут Толя Яхонтов обернулся и коротко сказал:
— Владька, отдай!
Толя, как председатель совета отряда, строго следил за порядком в классе.
Митя Журавлёв тоже вмешался:
— Ваньков, не срывай урока!
Ребята зашумели. Владик понял, что класс против него, и разжал пальцы.
— Давно бы так!
Кира Петровна прошла к столу, открыла свою лакированную сумочку, сердито ткнула туда кинжальчик, щёлкнула замком, потом взяла ручку и вывела в классном журнале против фамилии «Ваньков» небольшую лиловую тройку.
Неугомонный Петя привстал, подсмотрел отметку, пригнулся к Владику и пропел ему на ухо:
— Тройка не двойка, осёл не козёл!
Разобиженный Владик огрызнулся:
— Сам осёл! Иди ты, я с тобой не разговариваю!
Петя очень удивился: Владик никогда ему ещё так не отвечал.
— Подумаешь, какой… — отозвался он. — Я с тобой тогда тоже не разговариваю.
Они отвернулись один от другого. Урок продолжался своим чередом. Но, к удовольствию Киры Петровны, третья парта справа больше не мешала ей вести урок. Ваньков и Ерошин больше не перешёптывались, не шипели по-кошачьи друг на друга. Они сидели, глядя в разные стороны.
Они поссорились по-настоящему и после школы пошли не вместе, как обычно, а врозь.
Петя пошёл к себе, а Владик направился к Детскому парку. Моросил скучный-прескучный осенний дождик. В тусклом зеркале мостовой, точно в реке, отражались огни светофоров, дома, люди…
Владик поднял воротник, подошёл к ограде парка и прижался лицом к мокрым чугунным пикам.
За оградой, на скамейке неподалёку от памятника Павлику Морозову, сидела девочка в сером пальтишке с беличьей опушкой. Мохнатые шарики на её шапочке набухли от дождя. Ока сидела нахохлившись и поглядывала по сторонам.
Владик хотел было подойти к ней, сказать, что кинжала у него нет, что учительница отняла, но ему было неловко.
Он нахлобучил кепку на глаза и крикнул:
— Тата Винокур, не жди его, он не придёт!
И сразу же бросился бежать прочь от парка. Дождь усиливался, погода была скверная, и на душе было невесело.
Шестая глава. У директора
Кире Петровне не хотелось выходить под дождь, который всё так же монотонно шелестел за окном, и она осталась в учительской. Она сидела, вытянув ноги, на просторном, уютном «учительском» диване и отдыхала после рабочего дня.
За дверью стоял шум. Ребята, расходясь, пели, перекликались, звали друг друга. Каждого тянуло после занятий размять косточки, дать волю рукам, ногам, голосу…
Это был обычный школьный шум. Старые педагоги привыкают к нему. Если новый человек, придя во время перемены в школу, говорит: «Ого! Да, тут у вас не заснёшь!», они пожимают плечами:
— А мы и не слышим ничего! Вот что значит — ухо притерпелось.
Но Кира Петровна ещё не успела привыкнуть к звонким мальчишечьим голосам. «Ну и горластые!» — удивлялась она.
