пусть постарается узнать историю этого холодного оружия. Предполагаю, что она может быть весьма- весьма интересной. Итак, у вас теперь тридцать три богатыря. Как там у Пушкина? «Все красавцы удалые, великаны молодые…»
Кира Петровна подхватила:
— «Все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор…» Это что ж, Егор Николаевич, выходит, я дядька Черномор?
— Выходит, что так, — улыбнулся директор. — Всего хорошего, желаю успеха!
Он крепко пожал руку учительнице, и Кира Петровна вышла из кабинета.
Она шла по широкому, непривычно пустому сейчас коридору, а в голове само собой в такт шагам выговаривалось: «Все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор…»
Седьмая глава. У старой учительницы
Кира Петровна не стала больше задерживаться в школе. Ладно, пускай дождь, не беда. Ей не терпелось поскорей поделиться новостью с матерью.
Она поехала домой. Троллейбус быстро шёл по гладкому асфальтовому раздолью Садовых улиц. У Смоленской площади он остановился и долго стоял перед светофором. По Арбату бесконечным потоком шли автомобили.
Кира Петровна сидела у окна. Она прижалась лицом к запотевшему стеклу и смотрела на огромную, сплетённую из стальных балок многоэтажную махину. Махина эта была похожа на гигантский чертёж, отпечатанный на синей кальке сумеречного неба.
Это был каркас строящегося высотного дома. Он был ажурный и весь просвечивал.
Пассажиры троллейбуса припали к окнам. Все любовались на огромное, небывалого роста здание. Рядом с ним соседние пятиэтажные дома казались приземистыми избушками.
Непонятно было, кто же воздвигает это здание, потому что людей не было видно. И вдруг где-то там, в недосягаемой выси, вспыхнула яркозелёная звезда. За ней другая, третья…
Звёзды дрожали, играя острыми зелёными лучами. Это работали электросварщики. Они скрепляли стальные балки.
Сварщики работали на такой высоте, что с земли их и не видать было. Видны были только яркие звёзды, которые они, прильнув к переплётам стальных балок, зажигали в тёмном небе, высоко-высоко над Москвой.
«Смелые какие! — позавидовала им Кира Петровна. — Смелость и ещё раз смелость — вот что и мне нужно».
Троллейбус тронулся, но Кира Петровна долго ещё оглядывалась на двадцатишестиэтажный стройный стальной каркас, над которым дрожали пронзительно яркие зелёные звёзды…
— Кирушка, почему так поздно? — встретила её старенькая мать, Марина Васильевна.
— Ох, мама, и ничегошеньки ты не знаешь! Думаешь, перед тобой кто? Простая учительница географии, да? Как бы не так! Перед тобой классный руководитель пятого «Б».
И Кира Петровна снова продекламировала всё те же строчки из «Сказки о царе Салтане».
— «С ними дядька Черномор», — закончила она и ткнула себя пальцем в грудь. — Прошу любить и жаловать.
Мама всплеснула руками:
— Да что ты, Кирушка? Как же ты с ними управишься?
— Сама ещё не знаю, мама.
— А ты вот что, доченька: сходи к прежнему классному руководителю, да и посоветуйся, и потолкуй, что и как… Всё-таки пригодится.
— Верно, мама, верно! Так я и сделаю, — кивнула головой Кира Петровна.
…Через день она взяла в канцелярии адрес Елены Ивановны и после занятий направилась к ней.
Елена Ивановна жила неподалёку, там же, на Красной Пресне, за Горбатым мостом, рядом с Детским парком. Это был особенный уголок Москвы. Тут старое переплеталось с новым. Рядом с высокими зданиями кое-где видны были ветхие, покосившиеся домики. Рядом с большим новым стадионом тянулся старинный мост имени Пятого года, который раньше назывался Горбатым. Он и верно что горбатый, выгнутый какой- то…
Кира Петровна, опустив голову, шла по мосту. Мысль о том, что ей надо сейчас заботиться о тридцати трёх мальчиках, не давала ей покоя. Ведь их надо всех воспитывать, следить за их поведением, знать, кто чем интересуется, какая у кого семья… Нет, нелёгкое дело поручил ей Егор Николаевич!..
Над крышами показалось солнце, везде заблестели окна, всё пронизалось солнечным золотистым сиянием. По темносинему небу медленно поплыло пухлое облако, похожее на Африку. Кира Петровна глубоко вздохнула. Приятно было видеть солнце после долгих дней ненастья.
Она миновала мост, подошла к маленькому домику, поднялась на утлое крылечко и позвонила.
За дверью, обитой чёрной клеёнкой, раздался тоненький голосок:
— Кто там?
— Киселёва здесь живёт?
Кто-то, громко сопя, долго возился с замком. Наконец дверь открылась, и маленькая девочка подняла свой маленький круглый носик:
— Вы к бабушке?
— Я к Елене Ивановне.
— Ну да, значит к бабушке.
— А она дома сейчас?
— Ну да, она дома. Она теперь всегда дома, потому что у неё ножки болят.
— А как тебя зовут, девочка?
— Асенька.
— Поди, Асенька, спроси, можно к ней?
Ася скрылась в тёмных сенях, а через минуту вприпрыжку вернулась:
— Бабушка сказала — можно. Пойдёмте… Ой, куда вы, не туда! — засмеялась она.
Асенька привела Киру Петровну в небольшую комнату, которая была вся заставлена цветами. Цветы — в горшках, в вазочках, в банках — были везде: на подоконниках, на столе, на этажерке. Комната была похожа на оранжерею. И не сразу можно было увидеть в углу низенькую широкую тахту. На ней, одетая, полулежала Елена Ивановна. Ноги её были покрыты тёмнокрасным полосатым одеялом.
— Ах, вот кто ко мне пожаловал… — нараспев сказала она. — Асенька говорит: красивая тётя. Ну садись, красивая тётя, рассказывай.
Кира Петровна опустилась в старинное мягкое кресло и сразу словно утонула в нём:
— Извините, что потревожила вас…
— Глупости… Спасибо, что зашла проведать…
Елена Ивановна приподнялась, сунула за спину подушку и села, оправляя широкие рукава домашней байковой кофты:
— Ну, как там мой пятый «Б» поживает?
Ещё недавно Кира Петровна не могла понять, как это педагоги способны без конца говорить об одном и том же. Где ни встретятся — в учительской ли, на педсовете ли, в гостях ли, — везде они сразу с увлечением говорят о своих учениках: кто как учится, кто как себя ведёт…
Но сейчас Кира Петровна сама с таким же увлечением стала рассказывать про пятый «Б», про кинжал, про Ванькова…
Елена Ивановна внимательно слушала, покачивая седой головой, и спрашивала:
— А как там Митенька? А рыженький Кисляков? А Лёня «лопушок»?
