— Вот… А ты, Асенька, передай привет бабушке. Я больше заходить не буду, а то и без меня полно. Скажи, я ей очень благодарна… До свиданья, ребята!
Кира Петровна спустилась с крылечка и в особом, бодром настроении зашагала по улице к мосту имени Пятого года.
Восьмая глава. Коньки
Каждый день после школы Владик заходил в Детский парк и сидел там на лавочке — на той самой лавочке, на которой ещё недавно сидела Тата Винокур. Он нетерпеливо поглядывал по сторонам — не покажется ли серое пальтишко и вязаная шапочка с мохнатыми смешными шариками.
Кругом стучали молотки, визжали пилы. Пахло лесом, фанерой, клеем. Парк готовился к Октябрьскому празднику.
Работники парка протягивали поперёк аллей красные полотнища, гирлянды хвои, ожерелья разноцветных лампочек…
В центре устанавливали большой фанерный щит. Его обтягивали кумачом. Рабочий в синем комбинезоне маленькими гвоздиками, которые он, точно фокусник, доставал изо рта, приколачивал к щиту белые фанерные буквы. Из них составлялись слова: «Лучшие люди нашего района».
Всё это было очень интересно, но Владику некогда было засиживаться в парке, у него своих дел было по горло.
Во-первых, вожатый отряда, Лёва Шумской из девятого «Б», которого за малый рост называли «вожатик», поручил ему разукрасить альбом «Китай».
Альбом был очень толстый. Его собирали всем отрядом — добывали картинки из журналов и газет, переписывали стихи, заметки… Владику надо было сделать обложку и надписи.
Во-вторых, Владик готовил в пионеры третьеклассника Марика Синицына. Марик приходил к нему на дом, и Владик учил его говорить Торжественное обещание, отдавать салют, отдавать рапорт… К празднику будет приём в пионеры, и надо Марика подготовить как следует.
Работы было много. Но он всё надеялся, что Тата придёт.
Обидно было. Ей для чего-то нужен старый кинжал, а кинжал — вот он, без всякой пользы лежит в сумке.
Продрогший Владик, кутаясь в пальто, плёлся домой. Он сердился и на себя, и на Петю, и особенно на Киру Петровну. Не отними она тогда кинжал — и ничего бы этого не было. А сейчас выходит, будто он обманщик. И зачем её только назначили классным руководителем!
А Кира Петровна между тем усердно взялась за работу. Во-первых — успеваемость. Во-вторых — поведение. Учителя порой жаловались то на Костю Кислякова, то на Петю Ерошина, то ещё на кого-нибудь. Чаще других к ней обращалась учительница истории Тамара Степановна. Кира Петровна просто начала бояться этой строгой, вспыльчивой учительницы, которая всегда найдёт, к чему придраться.
Не забывал Киру Петровну и старший пионервожатый. Он останавливал её где-нибудь в учительской или в коридоре и допытывался:
— Как у вас в классе с пионерской работой?
— А разве это тоже входит в мои обязанности? — удивлялась Кира Петровна.
— А как же! — говорил Антон. — Ведь вы классный руководитель.
— А вожатые? А председатель совета отряда на что?
— Так ведь они ещё дети, — объяснял Антон. — Вы должны ими руководить.
— Да я сама ещё ничегошеньки не знаю, не умею!.. — вздыхала Кира Петровна. — Ну хорошо, хорошо, попробую. Какой вы, однако, Антон, настойчивый!
— А как же, без этого нельзя! — улыбался Антон и убегал в пионерскую, озабоченно размахивая папкой с планами и списками.
Кира Петровна собрала пионеров, помогла составить план работы, предложила в декабре устроить сбор в музее имени Пятого года, посоветовала, как лучше провести октябрьский сбор, и обещала во время праздников повести весь класс в кино.
Но больше всего её заботила успеваемость.
Незадолго до праздников она допоздна просидела в учительской, переписывая из классного журнала в табеля отметки за первую четверть. Она радовалась, когда ей приходилось вписывать пятёрку или четвёрку, и огорчалась, когда вписывала двойку.
— Кира Петровна, а ведь, пожалуй, спать пора, — сказала ей Анна Арсентьевна в двенадцатом часу ночи.
— Ничего, успеется, — ответила Кира Петровна, мигая слипающимися глазами.
…На следующий день она раздавала ребятам табеля. При этом она каждому что-нибудь говорила.
Толе Яхонтову она сказала:
— Молодец, Яхонтов, продолжай в том же духе.
Митю Журавлёва она тоже похвалила. Игорька — тоже. Петю Ерошина она поругала. Владику она сказала, протягивая табель:
— У тебя, Ваньков, не совсем гладко. Одумайся, пока не поздно.
Владик заглянул в табель. Там рядом с пятёрками красовалась лиловая тройка по географии.
Невесёлый шёл он домой. Ему не хотелось показывать табель папе с мамой. Особенно папе, которому он обещал учиться на пятёрки и четвёрки.
К счастью, папы не было дома. Он остался у себя в цехе на октябрьский вечер. А за Владиком зашли Митя и Лёня, и они после обеда все вместе отправились на октябрьский сбор дружины.
Школа, как всегда в праздники, была украшена трепетавшими на ветру флагами и лозунгами. Над входом сияли две большие, составленные из красных лампочек цифры: 3 и 3. Было очень странно, что огромные, сверкающее праздничные цифры «3» похожи на ту маленькую ехидную троечку, которая испортила Владику весь табель…
Сбор происходил на самом верху, в большом зале. Дружина построилась четырёхугольником. На сцене, за покрытым красной материей столом, сидели почётные гости: Егор Николаевич в сером костюме, Анна Арсентьевна в необычном, длинном чёрном бархатном платье, Кира Петровна, учительница истории Тамара Степановна, учитель рисования Абросим Кузьмич, математик Игнатий Игнатьевич и другие педагоги.
Все они были сегодня чем-то не похожи на себя, все они, нарядные, чинно восседали за столом президиума и ласково посматривали на ребят. Сидел там и генерал Резапкин — отец Игорька. Он всё потирал свою круглую гладкую загорелую голову.
Справа вдоль стены выстроились третьеклассники. В руках у них были крепко зажаты уголки новых красных галстуков. Концы галстуков свисали чуть ли не до самого пола.
Владик увидел Марика Синицына. Он стоял вторым с краю и, прижимая к груди кончик галстука, таращил большие чёрные глаза. Владик беспокоился: сделает ли Марик всё как следует? Не осрамится ли сам и не осрамит ли своего учителя?
Но вот Антон вышел на середину. Он тоже не был похож на себя. Сегодня он не бегал озабоченный по школе, как обычно. Неизменной синей папки с болтающимися тесёмками в руках у него не было. Он чувствовал, что во время сбора дружины он, старший пионервожатый, — самое главное лицо! Поэтому у него сразу изменились и осанка, и голос, и все повадки. Он гордо стоял посреди зала и начальнически поглядывал по сторонам.
— Дружина, смирно! — скомандовал Антон. — Знамя внести!
Низенькая седенькая учительница музыки Людмила Сергеевна заиграла на рояле марш. Пронзительно запели горны. Тяжёлое, бархатное знамя поплыло над головами. Пионеры салютовали ему. Третьеклассники не салютовали, потому что они ещё не были пионерами. Они не отрываясь смотрели на знамя.
Почётные гости на сцене задвигали стульями и встали. Владик держал руку перед собой немного наискось, смотрел на знамя и думал: «Вот здорово! Даже директор, даже генерал встали перед пионерским
