странно, но даже после толчка я всецело доверял ему. — Извини, что не предупредил. Кроме как переизбыток чувств, способов больше не существует. Скажи я тебе сразу, что придётся делать, ты бы не согласился. А времени нам терять нельзя. Я так понимаю, вспомнил?
— Да, — кивнул я, спеша надеть сухую одежду.
— Залазь в машину. Там на заднем сидении термос с горячим чаем.
— Хорошо, — кивнул я. Находиться на улице не хотелось совсем, не предложи мне Саня сесть, я бы сделал это без спроса.
Захлопнул дверь и оглянулся. Там действительно был термос. Я налил чай в крышку и обхватил её руками, исходившее тёпло доставляло необычайное удовольствие. Тепло. Светло. Уютно. И необычное удовлетворение от того, что удалось-таки вспомнить всё, до мельчайших подробностей. Правда, ничего сверхнового не узнал. Алекс Де Рапьел не был посвящён в какие-то тайны.
Саня залез в машину, с улицы повеяло холодом.
— Одежду твою я выбросил в озеро. Не нужна она больше. Было что-нибудь в карманах?
— Да, — кивнул я. — Ключи и немного денег.
— Вот ключи, — Саня положил на приборную панель связку, — а про деньги забудь. Если очень надо, позже тебе их возмещу.
— А ещё телефон купишь, — утвердительно сказал я.
— Куплю. Только сначала нужно будет к знакомому моему зайти. Он нам документы новые сверстает.
— Чего? — я взглянул на Саню, как на полоумного. Нет, я не собирался пользоваться поддельными документами.
— Ничего. Документы, говорю, сделает. Симку нужно будет оформить на какого-нибудь Васю Пупкина. Твоим паспортом пользоваться нельзя. Да и всё равно он дома остался.
— Ладно, — согласился я, глотая обжигающий напиток. — Сначала похитил. Теперь будем документы подделывать. Что дальше? Возьмешь в напарники, будем людей убивать?
— Всё может быть, но если и будем, то не по заказу и не за деньги.
Я чуть не выронил крышку из рук.
— Ты о чём?
— Единственный способ противостоять пресекающим — изменить картину мира. Сделать то, чего они не хотят. Мы станем героями.
Не знаю, подействовал это чай или же слова Сани, но о недавнем купании в холодной воде я забыл начисто.
— Какими героями?
— Самыми настоящими. Мы уникальны, а значит, обязаны пользоваться этой уникальностью.
— Я всего лишь помню прошлую жизнь, ни больше ни меньше. Этими знаниями никак не воспользоваться. В ордене я был всего лишь одним из братьев. Меня не посвящали в тайны.
— Прошлую жизнь помнит не только разум, но и тело.
— Ах, да! Битва на деревянных палках? — я вскинул руки, пытаясь донести до Сани весь бред задумки.
— На мечах. Ты обладаешь ускоренной реакцией профессионального бойца. Ты — рыцарь. Ты можешь противопоставить убийцам и грабителям гладкость и холод стали.
— Нет. Это перебор!
Я открыл дверцу и вышел из машины. До ближайшего населённого пункта было далековато, но я дойду. Плевать, что холодно! Плевать, что темно! Оставаться рядом с этим фанатиком не было никакого желания. Встречусь с пресекающими, поговорю с ними. Договорюсь. Я же не принял условия Сани, значит, поверят, что не собираюсь изменять мир. Значит, отпустят. Дадут жить как все. Позволят быть рядом с Дашей.
За спиной завелась машина, дорога осветилась светом фар. Когда иномарка поравнялась со мной, окно открылось.
— Ты же понимаешь, что они даже разговаривать с тобой не будут?
— Понимаю, — кивнул я и продолжил путь.
— Тогда какого лешего делать собираешься!?
— Уж точно не геройствовать.
— Оно понятно! — кричал Саня из машины. — Только пойми, если изменим мир, пресекающие отстанут от нас.
— Не факт, — покачал головой я, — изменения наступают не сразу. Да и гарантий, что помнящий способен совершить только одно изменение, нет. Пресекающие перестрахуются.
— Ты прав, — не отступал Саня. — А если мы станем героями? Известными людьми? Скажем, мы оставим записку, которую прочитают в случае нашей смерти, чтобы весь мир узнал о помнящих. Думаю, подобное остановит пресекающих, ведь такая новость изменит мир до неузнаваемости. Только подумай, если каждый человек будет знать, что есть более совершенные существа. Люди, но не такие, как все! Пресекающие этого не допустят, они пойдут на наши условия и не станут убивать. Позволят нам жить так, как того хотим мы.
— Разбежался! — не собирался сдаваться я. — Позволят! Да пресекающие докажут, что перед смертью мы обезумели, вот и придумали историю о людях, которые помнят прошлую жизнь.
— Хорошо, — Саня остановил машину и вышел из неё. Он смотрел на меня, опираясь руками на дверцу. — Но согласись, лучше погибнуть героями, чем от пули пресекающего. Лучше исполнить судьбу помнящего и попытаться изменить мир, чем сдаться. Ты не знаешь, что пресекающие придумали для твоей девушки! Может быть, она уже прокляла тебя как человека, который разбил ей сердце. Ты не сможешь её вернуть! Жизнь обычного человека, счастье обычного человека — не для нас! Мы можем быть героями или злодеями! Третьего варианта просто нет!
Я залез в машину и захлопнул дверь. Саня последовал моему примеру, но мотор не заводил. Чего-то ждал. Когда молчание стало невыносимым, он сказал:
— Ты пойми, мы особенные, а они пытаются сделать из нас обычных людей!
— Потому что обществу не нужны герои!
— Не нужны? Ты понимаешь, о чём ты говоришь? — постучал по виску Саня. — Послушай людей, которые только и говорят о том, что пора всё менять. Им нужны герои. Герои, которые изменят мир.
Я рассмеялся.
— Им не нужны герои, они не меньше пресекающих желают, чтобы ничего не менялось. Эти люди только на митингах и в интернете способны кричать о необходимости перемен. На самом же деле их устраивает то, что сейчас существует. Лучше средняя жизнь, чем неизвестность. Даже если в будущем станет лучше. Эти люди не способны переживать перемены. Они хотят стабильности. Жизнь в кругу семьи, работа с понедельника по пятницу, уверенность в завтрашнем дне. Слегка задень их распорядок, в любую сторону его наклони, и они выйдут из себя, начнут кричать, обвинять власть. Сами не способны быть героями, и считают сумасшедшими таких, кто готов принести себя в жертву ради других.
— Бред! — Саня повернулся ко мне, одной рукой опираясь на руль, другой на спинку сиденья. — Всегда, в любое время, общество нуждалось в герое. В человеке, который может быть примером для детей, который готов принести себя в жертву только ради того, чтобы другим было хорошо.
Я покачал головой.
— Такие люди нужны были несколько десятков лет назад. Именно в этом была прелесть холодной войны. В СССР герои возносились на пьедесталы, ими гордились, их имена были у каждого на устах. Вспомни хотя бы Гагарина. Его помнят до сих пор. Появись такой Гагарин сейчас, на него бы показывали и крутили у виска, утверждая, что человеку делать нечего. Или на крайний случай люди пытались бы доказать, что для такого Гагарина нет ничего опасного. Учёные ведь всё рассчитали, нужно лишь сесть в космический корабль, посидеть, пока он летит, приземлиться и принимать поздравления. Общество бы в один голос кричало о том, что этот Гагарин лишь человек, возжелавший славы, человек, которого к такой славе подтолкнул богатый папа.
— По СМИ бы разъяснили, через что пришлось пройти этому, как ты говоришь, Гагарину.
— Ах, — кивнул я, — ну да. Разъяснили. Да люди сами бы понимали, что всё это не так просто. Просто
