Мне нравится идти по Мишиному миру, подглядывать за его жизнью. В этом есть что-то волнующе-личное.
Мысли, стоп! Да вы очумели! У Михаила уже имеются в наличии две симпатичные бабы, не стоит увеличивать олигархический гарем, и потом он непростительно младше, и я, кажется, на пару сантиметров все-таки выше...
Надо же, а вот следующая полка посвящена Лермонтову. Произведения, критика, биографии. Но вообще русской литературы – в два счета я пробегаю мимо рядов книг – да, здесь больше ее нет, только там, дальше, отсек забит современной российской прозой, интеллектуально-убийственной. Интересно, зачем он читает этих новомодных литераторов? При явном таланте они увлекают читателя в пучину депрессии, решают свои проблемы за счет чужих нервных клеток. Может, я старею, но мне кажется, что роль таланта – показывать свет, придавать сил, вдохновлять.
«Герой нашего времени», «Княгиня Лиговская», сборники стихов... Пожалуй, творческое наследие Лермонтова невелико. Он погиб совсем молоденьким, и не успел написать много.
Мне кажется, я понимаю, почему здесь появились книги этого поэта. Замок Щербатовых – вот причина. Наверное, олигарху стало любопытно, что именно в творчестве и личности Лермонтова притягивает столь сильно, не отпускает столетиями, заставляет бедное привидение в унылом белом платье по-прежнему ошиваться в запутанных лабиринтах здешних коридоров.
Впрочем, привидения – чушь. Нет никаких привидений! Не верю, не боюсь! Сегодня, разбуженная среди ночи непонятным стуком, я вылетела из номера, помчалась по тускло освещенному коридору. Мне не удалось увидеть, кто простукивает стены, но я слышала удаляющиеся шаги, испуганный мной злоумышленник удирал со всех ног! Топающее по паркету привидение – это было бы слишком оригинально! Так что привидения – чушь.
Не чушь – Панин. Я слишком много о нем думаю, опасно хорошо его понимаю, и... непозволительно отчетливо чувствую. Мишин удивленный взгляд, вот именно теперь, там, сзади справа. Панин неслышно вышел из комнаты, замер на пороге. Как мне тепло от присутствия этого человека!
– Почему вы делаете вид, что не видите меня?
Чуть хрипловатый голос – и моя болезнь прогрессирует бешенным темпом. Пора спасаться, если не бегством, то нападением!
– Потому что мне неловко, я подслушала, как вы ругались с Олесей! Потому что я хочу уточнить, просили ли вы погибшую Танечку протереть люстру! И если просили, то не вы ли уперли тряпицу, которой она вытирала пыль? Я осматривала холл, тряпки там нет! И еще мне очень интересно, может, вы подскажете, что так отчаянно ищут в замке? Сегодня ночью возле моего номера опять шастал какой-то стукач, жаль, убежал, паскуда, но ничего, сколько веревочке не виться...
Он оглушительно хохочет.
– Просто женщина-ураган, цунами! В прошлой жизни вы были красным комиссаром, сарынь на кичку, шашку в руки, коня лупануть и вперед. Наташа, лучше вы по очереди ваши вопросы задавайте. У меня не склероз, но вы их очень много сразу насыпали. Не пожалели, можно сказать!
Собственное имя, попробованное на вкус его губами, меня смущает.
На-та-ша... Оказывается, неплохо звучит!
Он уже что-то торопливо объясняет. Надо сфокусироваться на словах, прекратить пялиться на небритую щеку. Все равно ведь не хватит решимости к ней прикоснуться...
– ... как я себя ругаю! Конечно, нашел пыль, вкатил девчонке по первое число. Но я, клянусь, не думал, что она вот так отчаянно ломанется... Протирали же эту проклятую люстру как- то раньше, и ничего, никто не расшибался. Конечно, я оплачу похороны, помогу семье, это даже не обсуждается. Но все равно, такое никакими деньгами не исправить. Горе, вот действительно трагедия, и так все по-дурацки, если бы я только мог предвидеть...
– А вы знаете, что сказала девочка перед смертью?
Загорелое лицо побледнело. Михаил закусил губу, нервно хрустнул пальцами.
– Догадываюсь... Прокляла меня Таня, да? Что еще она могла сказать! Тут без вариантов.
– Вы не правы. Она сказала, что за вами охотится привидение, которое ищет...
Он перебил меня:
– Что ищет? Что?!
– Я думала, вы мне это расскажете.
– Я?! Послушайте, я, конечно, – очень терпеливый человек. Но с вами тут никакого терпения не хватит!
– Интересно, почему вы так заволновались? В замке находится клад? Тогда я представляю, какая у него огромная стоимость! Даже если вы с вашими капиталами так возбудились!
– Клад здесь ни при чем. Просто...
Как жалобно он на меня смотрит.
О чем ты думаешь, глупый?.. Прикинь, какая у нас разница в возрасте, вспомни о своем гареме. А я, честное слово, попытаюсь больше не попадаться тебе на глаза. Потому что моя болезнь, похоже, заразна, ты тоже начинаешь заболевать. Еще немного – и я тебя потрогаю. Неужели ты не понимаешь, мы уже в полувздохе от контрольного поцелуя, выносящего мозг к чертовой матери?!
– Вы безумно красивая женщина, Наташа. Я смотрю на вас и жалею, что мы очень поздно встретились. Все могло бы быть иначе. Как странно... Я понимаю, вы думаете, что я – идиот. Но я точно знаю, знакомство с вами...
Не хочу погибать. Не хочу и не буду!
– Молодой человек, если бы мы встретились раньше, вы бы еще ходили в школу!
– Вы Скорпион по гороскопу? Или в год Змеи родились? Кусаться и шипеть обязательно?
– Я – Водолей, но я бы предпочла говорить не об этом. Вы явно собирались рассказать мне про клад. Золото, бриллианты и все такое.
Он хватает меня за руку:
– Пойдемте в гостиную, присядем. Может, я полный дурак, но я вам все объясню. А выводы сами сделаете.
– Михаил, я, конечно, уже немолода. Но передвигаться еще отлично могу самостоятельно!
Без его горячих пальцев на запястье мне лучше. Хитрющие чайно-карие глаза это поняли и обрадованно засияли. Не надейтесь, нет-нет! Ничего не будет, я сделаю все, чтобы от вас не опьянеть! Я слишком сильно люблю мужа для пикирования в пропасть мимолетной интрижки!
Мы садимся на жесткий диван, Миша захлебывается словами:
– Места здесь красивые. А замок в ужасном был состоянии – половину правого крыла на кирпичи местные разобрали, на крыше бурьян, лестница сгнила. Находилось здание в каком-то там культурном фонде, не подлежащем продаже. Откаты направо, откаты налево! Вы же знаете, как такие дела делаются. Но это только формальность, в чьей собственности. На результат смотреть надо. Я все отреставрировал в точности так же, как при Щербатовых было. А когда у государства до этого руки бы дошли? Никогда! Хотя ведь ценник на нефть до недавних пор атомный был, бюджет страны который год выполняется с профицитом, средства стабфонда размещены почему-то в Штатах. При всем при этом уникальные памятники за пределами Москвы и Петербурга разрушаются – вот такой парадокс! Впрочем, это все лирика. А если по порядку... Выкупил, стал ремонтировать. Вовремя, кстати. Тут ни одного перекрытия нормального не было, еще год – здание бы рассыпалось. Переделки пришлось сделать колоссальные. Строители нашли под крышей тайную комнату. Не чердак, именно комнатку – от просторного помещения, скорее всего, спальни, в нее вела лестница, замаскированная в стене. Мебель, которая наверху была, сохранилась не очень хорошо. Стол и стул погрыз какой-то жук, обивка потемнела. Но это и понятно, столько лет прошло. На столе были чернильный прибор, винная бутылка, бокал. А еще – архив, альбом, такая большая тетрадка в тяжелом светло- коричневом кожаном переплете. Я его пролистал. Ерунда по большому счету: стихи, картинки. Хоть чернила выцвели, но слова разобрать можно. Красавице Марии Щербатовой, несравненной Марии, ослепительной и головокружительной... Но какие это ощущения – своими руками прикасаться к истории! Мне стало любопытно, поговорил со специалистами, почитал книги. Получается, в этом замке жила одна из любимых женщин Лермонтова, он ей стихи писал, из-за нее на дуэли стрелялся. И его запись, похоже, тоже в том альбоме была. Вот такая ситуация... Наташ, только вся эта история – между нами, хорошо? Не надо тут кипеж устраивать.
– Конечно. А я могу посмотреть на этот альбом? А где та мебель? Комнату пришлось убрать в ходе ремонта?
Ого! Оказывается, такие правильные черты могут несимпатично переклиниваться. И из-за чего весь сыр-бор? Я ведь, кажется, не обвиняла его в распитии крови младенцев в общественных местах?!
– Да вы что, Наташа! Я все в музей сразу же передал! Этому замку и так досталось, чего тут только не устраивали: и зернохранилище, и спортзал. И несмотря на это – такая сенсация! Я все отдал в музей, проконтролировал, чтобы опись составили. Просил только с журналистами не откровенничать, и все. А то пошли бы наезды, что замок – историческая ценность, а тут всякие дельцы бизнес делают. Но вещи! Все до единой в Озерском музее! Он бедненький такой в плане фондов, я зашел – на одной витрине серп, на второй чугунок какой-то. Как там сотрудники обрадовались! В альбоме же есть записи, сделанные самим Лермонтовым! У меня ничего не осталось! Я что, не понимаю, что ли, это наша история, такие раритеты беречь надо! А комнату, да, пришлось убрать. Знаете, вообще не понятно, как мы там не убились, не рухнули с прогнившего пола!
Однако.
Похоже, все просто.
Кто-то знал о находке, но не знал деталей. Не проинформировали злоумышленника о том, что ловить здесь больше нечего. Думаю, «стукача» надо искать среди персонала...
Сначала я поняла, что Михаил резко от меня отодвинулся, а потом увидела ее – тонкую, черную, прекрасную эбонитовую статуэтку в белом длинном шерстяном платье с короткими рукавами.
Очень красивая, юная, серьезная. Теперь, в ярко-лимонных лучах утреннего света, Айо не вызывала у меня панического ужаса, но я все равно чувствовала напряжение. Было сложно с ней поздороваться, завести непринужденный разговор.
Лицо-магнит: горящие глаза, высокие скулы, пухлые губы, обкусанные, как у подростков. Впрочем, почему как – ей нет и двадцати. Панина можно понять – девушка очень привлекательна.
– Это вам...
Приблизившись, она опустила на мои колени какой-то странный предмет.
Беру его в руки, верчу, рассматриваю.
Это куколка. Деревянная, обтянутая черной материей. У нее красные глаза из бисера, белая бисерная улыбка и разноцветно-радужное, тоже из бисера, платье. Волосы-нитки, схваченные крупными оранжевыми и зелеными бусинами, золотистое колечко-ожерелье в области шеи... Странно, однако чем больше я разглядываю этот предмет, тем сильнее меня наполняет теплое искрящееся огромное счастье!
– Она вам поможет. Это подарок, – говорит девушка без малейшего акцента. – Помочь можно тем, кто хочет этого...
Вообще-то все собаки – существа верные. Только верность у них разная, сугубо индивидуальная. Даже мои «дворяне» – Бося и Лайма – выражают ее различными способами. Беленький кучерявый приземистый Босяк, когда я возвращаюсь домой, прыгает, бросается, виляет хвостом, изнемогает от лая. Лаймочка тихо подставляет морду с продолговатым черным пятном и требовательно смотрит в глаза: «Гладь меня, я соскучилась». У породистых псов тем более свои особенности. Лабрадор может демонстрировать тоску по хозяину отказом от еды и гипнотизированием двери, овчарка в печали порой меланхолично обгрызает угол комнаты. Стаффордширы, буль-терьеры и прочая короткошерстая бойцовая живность ЖДЕТ. Такой пес выбирает из кучи обуви именно хозяйский тапочек, укладывает рядом с ним на пол свою складчатую лобастую морду, и не приведи бог кому-то непочтительно прошелестеть мимо обувки хозяина – знакомства с челюстями-клещами не избежать.
Вован, прислонившийся к стене рядом с дверью моего номера, напоминает мне именно массивного крепко сбитого стаффа.
