Моцара. Называйте меня паном Степаном.
При этом пан Степан сильно акцентировал на иностранный манер. Впрочем, капитанам это было безразлично. Они только угрюмо кивнули и хмуро представились. Того, что был постарше, был более опухший и угрюмый, звали Сапоговым, а тот, что помоложе, еще не утративший полностью признаков человека военного, представился как Сосенко. Между тем пан Степан продолжал:
— Каковы, по-вашему, результаты осмотра?
Сапогов пробурчал нечто невнятное, но вряд ли приличное, а Сосенко откликнулся вслух:
— Фиг его знает! Тут охраны будет хренова туча, когда папа приедет. Не представляю себе, как тут можно хотя бы попытаться напасть...
— Вы плохо смотрели, друзья мои, — сказал пан Степан, — но от вас это и не требуется. Вы должны будете просто повсюду сопровождать меня, выполнять мои поручения и совершать официальные действия, дозволенные вам по вашему служебному положению.
— Мы и сами не мальчики! — возмутился было Сосенко, но Сапогов оборвал его:
— Молчи уж. Делай, что приказано.
Пан Степан повел хмурых капитанов к крыльцу храма и показал на водостоки.
— Как вы думаете, что это такое? — спросил он.
— Мы не знаем, — честно признались капитаны. Тогда Степан приказал Сосенко сбросить куртку, извлечь из дыры мусор, а потом закатать рукав рубашки и просунуть руку в отверстие. Удивленный Сосенко сообщил, что внутри стены имеется большая полость. Пан Степан довольно улыбнулся.
— Хорошая бойница, не правда ли? — сказал он. — А ведь папа неизбежно будет проходить мимо нее.
Капитаны, пораженные, молчали.
— Пошли! — Пан Степан махнул рукой в направлении входа в монастырь.
Подсвечивая мощным фонарем, он привел капитанов к чулану, заваленному мусором.
— Если интуиция мне не изменяет, это здесь.
Он извлек из чемоданчика саперную лопатку, воткнул в мусор и кивнул на нее капитанам. Ничего не поделаешь, пришлось господам офицерам заниматься черной работой. Сменяя друг друга, они через некоторое время проделали узкий, но все-таки достаточных размеров лаз под потолком чулана. Пан Степан с фонарем и пистолетом полез первым. Вскоре все трое оказались в бойничной галерее. Здесь стоял свежий запах керосина, табака, валялись какие-то объедки, но никого не было.
— Он был здесь! — воскликнул Сосенко. — Он вернется!
Сапогов только пыхтел после лазания по древним лабиринтам, а пан Степан снисходительно усмехнулся.
— Нет, не вернется. И вообще советую вам забыть, что наш противник восьмидесятилетний старик. Помните о другом. Он — профессионал самого высокого класса. Высшей квалификации. Если вам что-то говорят такие слова.
И пан Степан окинул своих временных подчиненных презрительным взглядом.
Через тридцать минут пан Степан имел совещание с паном Моцаром.
— Старик перехитрил нас, — спокойно докладывал Степан. — Он перепланировал покушение. Возможно, почуял подвох. Возможно, просто ему в голову пришел более удачный план. И этого плана мы не знаем. Деда надо вычислять по-другому. Со своей квартиры он съехал якобы в санаторий. На самом деле он, конечно, в городе. Надо выявить все адреса, где он может скрываться.
— Не забывайте, — возразил Моцар, — что Дед — разведчик, а сейчас — лето. Он может и в парке ночевать.
— Нет, не думаю. Он не молод, а к приезду папы ему нужно быть в форме. Он должен где-то отдыхать. Кроме того, ему нужно будет прилично выглядеть, поскольку к визиту запланировано выдворить из города все оборванцев.
— Согласен.
Моцар выдвинул ящик и достал дело Деда, предоставленное Комиссаровым. Из другого ящика появилась досье, составленное службами самого Моцара. Степан внимательно читал адреса, кивая после каждого: запомнил, запомнил.
Уже через пятнадцать минут он, сопровождаемый все теми же двумя капитанами, звонил в дверь некоего Никитина, одного из ближайших приятелей капитана Соколова.
В рюкзаке — большая канистра с водой, хлеб, сухари, сало, шоколад. Сигареты. Если много спать и мало двигаться, то запасов должно хватить и до понедельника, а если поэкономить, то и до четверга. Не сегодня завтра спецслужбы начнут прочесывать монастырь. Схемы здания у них нет, как нет и ни у кого. У этого здания не может быть схемы. Вряд ли они додумаются разгрести кучу мусора в чулане. А если даже разгребут, Дед успеет спрятаться, есть у него надежный тайничок в бойничной галерее. Папа прилетает во Львов в девятнадцать пятнадцать в понедельник. Из аэропорта его везут в нунциатуру, где он и будет обитать все время визита. Это шанс номер один. После этого будут еще многочисленные шансы, но все же главный шанс представится Николаю Ивановичу только в среду, когда папа будет служить прощальную обедню здесь, в соборе святого Юра.
График визита папы публиковался во всех львовских газетах, вряд ли он претерпит серьезные изменения. Да, это место действительно лучшее. Тем более что капитан Пастухов со своими ребятами будет прикрывать его именно здесь. Правда, непонятно, зачем вообще нужно прикрытие. Здесь и одному-то делать нечего. Выстрел будет произведен с глушителем из узкой бойницы. Вначале вообще никто не поймет, что произошло. Поднимется натурально паника. Но для того чтобы определить, откуда стреляли, придется проводить специальные следственные мероприятия. А к этому моменту Дед успеет покинуть монастырь. А если монастырь оцепят и будут прочесывать, можно отсидеться в тайнике.
И еще кое-что Деду не было понятно. Пастух не мог знать графика визита папы, он уехал в Карпаты еще до публикаций в газетах. Кроме того, ни Пастух, ни его ребята не знают города. Каким образом он так удачно определил место для покушения?
'Да нет, — думал Николай Иванович, — тут как раз волноваться нечего. Город знает Борода. А газеты ведь поступают и в глухие горские деревни. Вот ребята смогли просчитать это место. Но что тогда меня все же беспокоит? Разберемся. О месте я услышал от Ларисы. Перед этим был конкретный приказ от Боцмана, но без уточнений. Связь оборвалась, Боцман даже не успел дать более подробных инструкций. Затем позвонил Пастух. Почему, кстати, тогда, в первый раз, звонил Боцман? Почему, почему... Мало ли как там у них все вышло. Боцман звонил, Пастух контролировал ситуацию. Потом поменялись. Пастух, как передала Лариса, «будет прикрывать мероприятие во время первой службы во дворе апостольской нунциатуры». А вот это уже интересно. Почему он сказал «апостольская нунциатура»? Так патриаршие палаты называют только малотиражные униатские газеты, а уж они-то вряд ли так скоро достигают отдаленных сел... Во всех же остальных газетах как только не называют это учреждение: и митрополичьими палатами, и даже по старой памяти епархиальным управлением — именно оно было здесь при советской власти, пока православные храмы не отбили в пользу папистов, а Львовско-Волынскую епархию не выселили прямо на улицу. Лариса, когда сообщала Деду содержание приказа, явно повторяла только что вызубренное предложение. Выходит, Пастух сказал «апостольская нунциатура»? Да не может этого быть!
Рассуждая так, Дед нашел первую загвоздку. Вторая загвоздка обнаружилась быстрее. Лариска путается с местными, причем с местными фашистского толка. Приказ Пастуха, если это действительно был его приказ, может дойти и до совсем ненужных ушей. И тогда Пастух, что, вообще говоря, сомнительно, будет прикрывать Деда. Вот, между прочим, еще одна странность: Пастух, тоже не слишком доверяя Ларисе, передает такой важный приказ через нее. Все это трижды сомнительно, но даже если и сам старшой оплошал, доверяя секрет ненадежному человеку, то не таков капитан советской разведки Николай Иванович Соколов! Уж он-то не оплошает!
Вскоре отставной капитан энергичными движениями засыпал чулан мусором, приводя закоулок в то состояние, в каком он пребывал до первого прихода сюда Деда. Никем не замеченный, Николай Иванович покинул патриаршее подворье, вышел из монастыря и пошел прочь с Юрской горы. Шестой трамвай привез его в грязный рабочий квартал, где влачили жалкое существование со своей семьями рабочие закрытых не без участия таких господ, как Моцар и Рыбнюк, заводов. Смертность среди жителей этого квартала била показатели по самым отсталым африканским странам. Посреди этого
