Кифа Сенозатски, третий член экипажа, в прошлом сержант космической пехоты, агитировал за автоматические подсматривающие и наказывающие системы, такие, чтобы сами собирали информацию о человеке и выписывали наказания. Я смотрел на него и думал, что любую автоматику с тем же успехом можно применять и для коррупции. Существует же у нас всепланетная система учёта покупок, ну и что? Люди при власти просто делают покупки от чужого лица, а ты в конце месяца вдруг обнаруживаешь, что купил продуктов на сумму вдвое больше, чем тебе положено. У них есть свои люди в системе учёта, а у тебя нет. Вот и иди, доказывай наказывающим органам, что это не ты. Когда Кифа покинул Землю, эта система ещё не была такой строгой, как в моей жизни. Видел бы он, во что это вылилось.
Алекс Мещерски утверждал, что надо создать образ идеального человека, а потом сделать так, чтобы человек с детства вынужден был проходить через ситуации, в которых прорабатывались бы все отклонения от идеала так, чтобы человек запоминал, что любое отклонение – это больно. Ещё ему очень нравились технологии программирования людей через словосочетания. А мне в его словах виделся мир, где люди превращены в компьютеры, жестко запрограммированые на команды.
Вот в чём они были едины, так это в убеждении о том, что человечеству угрожает генетическое вырождение.
– Ты знаешь, мы наблюдали это явление на нескольких планетах, – убеждал меня Патрик, – благодаря нашей судьбе, мы смогли проследить жизнь нескольких поколений. Генетический аппарат несовершенен, и со временем появляются нежизнеспособные мутации. Как правило, эти люди менее жизнеспособны, болезненно самолюбивы и не терпят боли. Им волей – неволей приходится пролазить во власть любой, подчеркиваю: любой ценой. Эти особи группируются и помогают друг другу закабалять здоровых людей, при этом они ненавидят здоровых людей и друг друга. Дорвавшись до власти, они пускаются во все тяжкие. Они не могут чувствовать радость жизни как обычные люди и потому вынужденно впадают во всякие извращенные удовольствия. Охота на себе подобных – это ещё одно из самых невинных из их занятий. Без генетического улучшения не жить!
Другие старики согласно качали головами, а я смотрел на них и думал, что мы не можем даже внятно сформулировать в словах, кого считать разумным существом, а кого нет, за какое зло наказывать, а за какое нет, и что вообще считать злом, а уже рвёмся в генетику. Нам бы сообразить, как организовывать на общие дела хотя бы здоровых людей, а уж с больными как-нибудь разберемся.
Из слов стариков вставал очень жестокий, замкнутый только на насилии и выживании мир. Таким только детей пугать. Поневоле вспомнилась 'машинка – страшинка' от Пшиши.
Мы проговорили добрых пять часов. Суэви всё это время молчал и только на обратном пути заметил, что эти старики, похоже, думают о человеке по аналогии с машиной.
– Да, они, понимаешь, рафинированные люди, – согласился я с ним, – они росли в искусственной среде и судят о других по себе. Они с детства росли в школах космоскаутов, в обстановке, когда о них все заботились. Они росли с убеждением в том, что потом они пойдут к звездам и совершат множество подвигов на благо всей планеты и всех живых существ… Они просто не могут представить, что может быть иначе. Они думают, что достаточно создать условия, как все тут же ринутся на всеобщую борьбу за общее благо. Отсюда и механистичность мышления.
– А ты?
– Я другой. Я учился в обычном элеваторе. Нас в школе весной, летом и осенью вывозили не на ознакомление с достижениями древних культур, как космоскаутов, а на плантации. Главным там было научиться увиливать от работы и сваливать её на другого. Большинство моих ровесников живёт в условиях, когда у них в жизни нет ничего интересного. В детстве – скучная школа с задачами, цель которых совершенно не ясна, после школы – однообразная работа на заводе, причем конечный продукт они, как правило, никогда не видят. От такой жизни большинство из них не интересуется ничем, кроме дурманящих веществ. Они ничего не хотят и ни к чему не стремятся. Дай им волю – и они будут развлекаться издевательствами друг над другом. Кто с кем подрался, кто кого победил, кто с кем занялся сексом – вот и весь уровень интересов. Честно говоря, они были бы такими при любой жизни. Им просто ничего не интересно, кроме удовольствий тела. Без постоянного надзора полиции они просто опасны, в первую очередь, для самих себя. Я всего этого насмотрелся в детстве в огромных количествах, так что у меня полный иммунитет против любого рода наивных представлений. Так что есть у меня смутные сомнения, что всё устроено гораздо глубже и тоньше, чем это кажется старикам или нашим космопсихологам.
Суэви попросил объяснить слово 'сомнения'. Я, как мог, объяснил.
– О! Сомнения! Никогда раньше не задумывался, что они существуют, – воскликнул Суэви, когда мы наконец выбрались из крейсера. В этот раз он не ехал у меня на плече, как обычно, а решил прогуляться ножками, и потому мы двигались довольно медленно. – Сомнения! Волд, это же очень интересно! Получается, что я имею право иметь сомнения.
Я не понимал.
– Раньше я думал, что есть одна истина, а свои сомнения воспринимал как слабость и пытался их подавить. А теперь получается, что при решении любой задачи правильнее выстроить эти сомнения в ряд, сформулировать каждый из вариантов и перечислить достоинства и недостатки каждого.
– Да, Суэви. Это называется 'думать'.
Суэви замолчал и сделал ещё несколько шагов.
– О! Знаешь, что я подумал, Волд, что для решения задачи правильнее всего будет не предпринимать никаких активных действий. Надо выстроить все сомнения в ряд и описать каждое из них. Если есть какие-то идеи по решению этой задачи, то они сами появятся. А если их пока нет, то и дергаться незачем, всё равно придется ждать новой информации. Знаешь, мне кажется, это очень хорошая идея. Раньше, если я что-то не мог понять, я начинал злиться и яриться, иногда заболевал даже. Теперь можно действовать спокойнее и осознаннее, – восторженно пропел Суэви.
Я подумал, что раньше действовал так же. Помнится, в школе, когда задача не решалась, так мы иногда до драки доходили. Может, и правда, не стоит так сильно волноваться? Суэви иногда приходят в голову удивительные мысли.
Мы вошли в шлюз, прошли дезинфекцию. Не успели мы закончить дезинфекцию, как Суэви воскликнул: 'Каждое сомнение имеет право на осмысление!' Его начало трясти, а лапы начали подниматься к лицу.
– О, нет, Суэви, хоть скафандр сними!
Шлюз у нас устроен таким образом, что мы залезаем в скафандры прямо из корабля, как в шкаф, через дверцу в спине скафандра. Потом закрываешь дверь скафандра, закрываешь дверь корабля, и готово – можешь отправляться в космос. То есть наши скафандры висят в шлюзе, спиной к нам. Очень удобно при срочном покидании корабля. Но сейчас для того, чтобы добежать до Суэви, мне пришлось огибать шлюз. Едва я успел выскочить из своего скафандра, забежать в шлюз через общую дверь и сдернуть с нашего дракона скафандр, как Суэви свернулся в клубочек и впал в спячку. Я попытался взять его на руки, но скользкий шарик, в который превратился Суэви, выпал у меня из рук и шмякнулся об пол. Суэви даже не пискнул. Хорошо, хоть гравитация тут слабая. Пришлось вызывать Грумгора и тащить Суэви на носилках. Прикрепили его к койке липкой лентой, на всякий случай. Вдруг придётся срочно стартовать.
Запасы липкой ленты скоро закончатся, как и многие другие запасы. Нам срочно пора на базу.
Это событие состоялось примерно на шестой неделе нашего пребывания на базе. А на восьмой недели мы поняли, что оставаться тут мы больше не можем. Патрик сначала уговаривал, потом умолял нас не идти на верную гибель. Мы упорствовали. Тогда Патрик предложил взять 'Чёрного Орла', – он считал, что так у нас будут выше шансы на выживание. Мы отказались. Тяжеленная махина этот крейсер. Если придётся удирать, то воды на него не напасешься. Тогда Патрик предложил взять хотя бы новые боевые системы, новые ракеты и программное обеспечение. Это мы взяли с удовольствием. Особенно мне понравилось программное обеспечение. Оно позволяло обнаружить даже те ракеты, которые совсем не отражали света и радиоволн. Эти программы обнаруживали летящие объекты по затенению видимых звезд и мельчайшему излучению тех атомов, которые попадались ракетам на пути.
Но сразу стартовать мы всё равно не смогли. Даже беглое ознакомление с собранными экипажем 'Чёрного Орла' технологиями потребовало целого месяца. Пока мы с Птитром корпели над знаниями, остальная команда ремонтировала крейсер и устанавливала на нашем корабле новые боевые системы. Суэви проспал три недели, вылез из кокона бронзовым драконом. Красивый, сияет, как начищенная медная медаль, вот только исхудал весь и сильно уменьшился в размерах. Ест теперь за троих, отъедается. Если он не ограничит аппетит, кормить его скоро будет нечем. Он стал ещё более тихим и задумчивым.
После установки нового оружия потребовалось сделать несколько вылетов для пристрелки оружия и тренировки стрелков. Потратили несколько учебных ракет, зато научились наводить ракеты на цель. Стоунсенсу сделали выносной пульт управления кормовой стрелковой установкой. Теперь он тоже может быть стрелком. До этого он числился наблюдателем и разведчиком в радиоэфире.
Последние дни перед отлетом тянулись медленно и тяжело. Постоянно находилась тысяча совершенно неотложных дел, но я осознавал, что это я просто тяну время. Наконец я разозлился и приказал приготовиться к отлету, невзирая ни на какие дела. На следующий день мы стартовали.
Неожиданная проблема возникла только с программатором полета. Есть у него такое поганенькое свойство – пока не введёшь цель полета, он не дает включить корабль. Грумгор долго думал, что ввести в качестве цели, и ничего не смог придумать, запросил помощи. Я посоветовал ввести фразу 'Поиск критерия оптимизации'. Программатор, что удивительно, эту тарабарщину заглотил без протестов.
Перед вылетом я подарил старикам по пачке сухого корма. Старики расплакались, долго вертели в руках стандартные армейские упаковки, внимательно читали инструкции, всё до последней буковки, от названия до кода производителя. Так, как будто видели их впервые в жизни. Не открыл ни один.
Старики вышли нас проводить – не на корабле, а пешком. Пришли к нам в пещеру – ангар, в которой разместили нас часчи. Стояли молча, даже руками не махали. В скафандрах было ещё заметнее, насколько они старые. Стояли они, неестественно сгорбившись, тяжело опираясь на палки. Не от того, что тяжело было стоять – гравитация на базе часчей очень слабая. Тяжело преодолевать силы, возникающие от избыточного давления внутри скафандров. Мне, молодому, и то тяжело постоянно держать спинные мышцы в напряжении. Стояли старики до самого последнего момента, до тех пор, пока не пришло время запускать двигатели.
Часчи изобразили честных парней и предложили нам компенсировать недополученные ресурсы знаниями. Мы хотели отказаться в пользу 'Чёрного Орла', но часчи сказали, что те у них и так на пожизненном пансионе. Тогда мы, конечно, согласились. Полученные файлы заняли довольно много места. Разбираться в них времени не было, и мы просто забросили их в память компьютера. На всякий случай сделали резервные копии на кристаллах (их предоставил Патрик). Запись была низкой плотности, чтобы не повредилась при телепорте. По этой причине архивы оказались довольно тяжелыми и объёмными. За отсутствием другого места пришлось повесить их в туалете. Теперь в туалет надо заходить, наклоняя голову налево, иначе получишь по голове сокровищами древних цивилизаций.
До самого конца я так ничего о часчах и не узнал. Я даже не знаю, как они выглядят. Они неплохо научились скрываться. Что, впрочем, можно понять, при той жути, которая творится в космосе.
Глава 24. Изгои
– По местам стоять, со швартовых сниматься! – рявкнул динамик, на этот раз голосом Грумгора.
Никаких швартовых у нас, естественно, нет, мы висим недалеко от базы часчей, от которой мы только что отошли. Мы планируем поступить следующим образом: в начале мы перейдем туда, где нас нашел 'Чёрный орел'. Оттуда мы пошлем на базу сигнал о прибытии в контейнер на Вентере и уйдём с той точки, с которой посылали сигнал (на случай, если вместо бакена – ответа пришлют бомбу). Потом, получив ответ, мы возвратимся на базу, но 'промахнёмся' и выйдем из телепорта немного в стороне.
Базу охраняет линкор Космофлота, и это очень большой мальчик, с которым нам лучше не связываться. Лучше вывалимся подальше от базы и поразнюхаем обстановку издали. Очень простой план. Слабых мест почти не видно.