Германии. Что помешало ему? Возможно, сильная оппозиция в Нормандии или во Фландрии, не желавшая обострять отношения с правителем Норвегии Харальдом Хардрадой, который был готов послать к английским берегам флот для поддержки своего ставленника. Спустя два года Эдуард направил Гарольда к графу Фландрии с миссией, по всей вероятности, касавшейся того же Этелинга, судя по тому, что спустя несколько месяцев он прибыл в Англию. Он хотел как можно скорее встретиться с королем, но тот, как всегда нерешительный, вновь заколебался, стараясь оттянуть встречу. И тут Этелинг скоропостижно умирает, оставив после себя сына Эдгара, который отныне будет заявлять о своих правах на английский трон. Роль Гарольда в этой истории не менее темна, чем переменчивые намерения его господина — короля Англии. Похоже, именно тогда у Гарольда и Вильгельма Нормандского начал вызревать сложный секретный план. Однако пройдет еще немало лет, прежде чем партнеры откроют свои козырные карты.
В том же 1056 году при дворе Эдуарда нашел прибежище Малькольм Канмор, наследник Шотландского королевства, отец которого незадолго перед тем был убит Макбетом. С помощью английского короля Малькольм вернет себе корону — как раз вовремя, чтобы, в свою очередь, предоставить побежденным в 1066 году убежище и дать им надежду на альянс...
В 1057 году молодой герцог Бретани Конан, наконец, сумел одолеть Эона, попавшего к нему в плен, и его союзника Хоэла. Жоффруа Мартель воспользовался этим случаем, чтобы завладеть городом Нантом, однако не смог удержать его. Медленный, но неуклонный рост могущества Нормандии нарушил равновесие сил в западной части французских земель, поэтому король Генрих I вновь сблизился с герцогом Анжуйским. В марте 1057 года он нанес ему в Анжере продолжительный дружеский визит. Опять возник альянс, и был составлен новый план совместного нападения на Нормандию. Незамедлительно приступили к его реализации. Королевская армия, усиленная анжуйскими отрядами, выйдя из Мэна, в течение весны и начала лета проникла в Йемуа. Король расположился в аббатстве Сен-Пьер-сюр-Див. Герцог Вильгельм, захваченный врасплох, срочно созвал ополчение и укрылся за стенами Фалеза, предоставив противнику бесчинствовать в сельской округе[20]. Объединенное королевско-анжуйское войско продвинулось, грабя и сжигая деревни, вплоть до Бессена, после чего возвратилось к Кану, где форсировало реку Орн и продолжило движение в северном направлении, к устью реки Див.
Вильгельм решил нанести по врагам удар именно там, поскольку ему было нетрудно загнать их в болота, которыми изобиловали берега Дива и которые представляли собой страшную угрозу для чужаков, не ориентировавшихся в тех местах. Он с небольшим отрядом, имевшимся в его распоряжении, углубился в лесистую местность, попутно вербуя в свое войско, дабы усилить его, местных крестьян, вооруженных косами и дубинами. Близ Варавиля он настиг вражеское войско, обремененное добычей, которое еще не успело со своими тяжелыми телегами переправиться по старому узкому деревянному мосту, переброшенному в этом месте через реку. Как раз началось время прилива, и высокая вода доходила до этих прибрежных мест. Мост внезапно обрушился, и арьергард под командованием графа де Блуа, оставшийся на левом берегу, охваченный страхом, побросал оружие и добычу и разбежался в поисках брода. Однако река Див, слишком широкая, к тому же во время прилива была и слишком глубокой... Никогда еще, утверждал Вас, в Нормандии не видели такой резни. Граф де Блуа попал в плен. Король тем временем бессильно взирал с более высокого правого берега на разгром своего войска. Он хотел было вмешаться, но бароны отговорили его, поскольку не представлялось возможным переправиться через этот поток. И тогда он, сопровождаемый Жоффруа Мартелем, бежал, не делая привалов, за пределы Нормандии. Его постигла неудача, не менее масштабная, чем при Мортемере. Видимо, на сей раз король извлек надлежащий урок из того факта, что он не встретил поддержки в этой провинции: бароны Нормандии сплотились вокруг своего герцога.
И опять Вильгельм позволил королю убежать, точно вору, не подняв на него руки. Однако никакого соглашения и на сей раз не последовало. Общественное мнение Франции частично было настроено против нормандцев. Гарольд, направлявшийся тогда из Англии паломником в Рим, проезжая по стране, учел это, постаравшись установить контакты, которые могли однажды пригодиться ему. Что касается анжуйцев, то разгром при Варавиле убедил молодого графа Мэна Герберта II в бесспорной выгоде для него быть отныне союзником Нормандии. В 1058 году он еще раз принес вассальную присягу Вильгельму. Этот союз был скреплен матримониальными узами: герцог обручил со своим новым вассалом дочь Алису, еще ребенка, а сына Роберта, тогда семи или восьми лет, — с сестрой Герберта, Маргаритой. Ее отправили на воспитание в монастырь, пока не достигнет брачного возраста жених, толстый малорослый мальчик (он так и войдет в историю с прозвищем Коротконогий), в котором уже тогда проступали черты заурядного человека с разнузданным характером, каким он со временем станет. Его отец, сознававший пользу образования для будущего правителя, поручил некоему клирику заниматься с ним науками, что, впрочем, не увенчалось большим успехом. Кроме того, Вильгельм заключил с Гербертом официальный договор, что если тот умрет без наследника, Мэн перейдет к нему, однако бароны графства и буржуа города Манса без энтузиазма восприняли этот союз их сеньора со столь амбициозным соседом.
Между тем на границах королевского домена мирный покой нарушали продолжавшиеся военные столкновения. Пограничный замок Тимер переходил из рук в руки. В 1059 году, когда им владели нормандцы, король осадил его. Одновременно с этим начались переговоры, инициатором которых выступило духовенство: епископ Парижский на Пасху 1060 года отправился с посланием короля в аббатство Фекан, где совершил обряд рукоположения нескольких нормандских монахов. Это был знак доброй воли, свидетельствовавший о готовности к примирению, однако эта первая попытка ни к чему не привела, судя по тому, что в июле—августе осада с замка Тимер еще не была снята.
В 1059 году Ланфранк наконец-то получил от вновь избранного папы Николая II освобождение от запрета, наложенного шесть лет назад на брак Вильгельма Нормандского с Матильдой Фландрской. При этом папская юстиция потребовала от супругов искупить допущенное непослушание: герцог и герцогиня должны были построить четыре богадельни для бедных, в Руане, Кане, Байё и Шербуре, и два монастыря — мужской и женский.
Они решили возвести оба монастыря в Кане. Уже давно Вильгельм заметил исключительно выгодное положение этого города, через который проходили пути, ведущие из долины Сены в Котантен, гораздо более удачное, чем местоположение Фалеза у крайних пределов Нижней Нормандии. После победы при Варавиле он начал укреплять первоначальное поселение, окружив стеной «большой город». Крепость, возведенная внутри этих стен, вскоре будет служить ему личной резиденцией. Построив, одно на востоке, а другое на западе Большого города, аббатства, учредить которые потребовал от него Рим, он за несколько лет превратил Кан во второй по значимости город своего герцогства, служивший символом единства Нормандии.
Матильда первой приступила к исполнению данного папе обещания: в 1059 году она учредила женский монастырь, посвятив его Святой Троице и щедро одарив земельными владениями. Управлять им она доверила весьма примечательной особе, звавшейся также Матильдой и до того времени служившей аббатисой монастыря Прео. Спустя три или четыре года Вильгельм учредил мужской монастырь Святого Стефана, во главе которого поставил своего друга Ланфранка. Чтобы сделать эти монастыри достойными герцогского рода, который они должны были прославить, решили возвести две большие церкви, к строительству которых незамедлительно приступили.
В этих двух аббатствах Кана впервые проявился в законченном и наиболее удачном виде архитектурный стиль, выработка которого происходила в герцогстве на протяжении последних примерно пятидесяти лет и который мы теперь называем романским стилем. Первые признаки этого архитектурного стиля возникли еще до 1000 года в регионе Средиземноморья. В период скандинавских и арабских вторжений навыки каменного строительства во многих краях Европы были утрачены. Религиозный подъем, наблюдавшийся в Западной Европе в период 950—1050 годов, породил потребность в возведении каменных церквей, способных противостоять пожарам. Однако теперь надо было заново учиться всему — от подбора и обтесывания камней до расчета устойчивости постройки. Благодаря обмену опытом, который накапливался в течение столетия на стройках Италии, Испании и Франции, возрождение строительного искусства привело к овладению знаниями и навыками, необходимыми для возведения сводов. Это развитие протекало в недрах странствующих артелей каменщиков, применявших новые знания и навыки непосредственно на строительных площадках. Строительство большого храма продолжалось от десяти до тридцати лет, иногда и
