Запад на Первый крестовый поход.
Семнадцатого июля 1085 года смерть настигла еще одного героя той исторической драмы — Роберта Гвискара, умершего на острове Корфу, вблизи побережья Греции, которую он тщетно пытался завоевать. А тем временем в Англии Вильгельм все еще жил в ожидании датского вторжения. Однако горизонт Северного моря был по-прежнему чист. Прошло лето, а за ним и осень. Материальные затруднения или внутриполитические распри удерживали Кнута в Дании. С наступлением зимы Вильгельм демобилизовал часть своего войска, отослав людей обратно на континент. Затем он объявил, что собирает свой двор на Рождество в Глостере.
На этом общем собрании королевских вассалов были назначены новые епископы Лондона, Элмхема и Честера. Все трое были выбраны из числа клириков, входивших в ближайшее окружение короля. Тогда же Ланфранк рукоположил одного из своих монахов, Доната, в сан епископа Дублина — архиепископ Кентерберийский продолжал упрочивать свои позиции в Ирландии. На том же собрании архиепископ Руана рукоположил нового епископа в графство Мэн, хотя оно и принадлежало к Турской церковной провинции. Оба эти назначения должны были продемонстрировать силу англо-нормандской церкви. Король, в свою очередь, предложил на рассмотрение баронов очень важный административный вопрос, ставший предметом многодневных дотошных обсуждений: он собирался провести своего рода инвентаризацию всего, что было обретено в результате завоевания Англии. Совет баронов в принципе одобрил это предложение. Польза от этого беспрецедентного в феодальной Европе начинания ожидалась прежде всего в фискальной сфере. Предполагалось, в частности, более точно определить источники поступления «датских денег». И вообще король намеревался получить полный перечень своих феодальных ресурсов, как земель, так и людей. Наконец, это позволило бы урегулировать бесчисленные конфликты, вызванные передачей собственности из одних рук в другие и не утихавшие уже двадцать лет.
Ассамблея в Глостере приняла решение о проведении систематического обследования королевства, шайр за шайром, деревни за деревней. Была создана комиссия из королевских вассалов, которая должна была руководить проведением этой переписи. Сбор данных в каждом шайре поручался группе присяжных, приведение которых к присяге должно было гарантировать достоверность сведений. Предполагалось составить полный перечень собственников или держателей земли, зафиксировать размер, структуру и доходы каждого манора в королевстве. Переписчики незамедлительно приступили к делу, и к началу лета 1086 года все было закончено, несмотря на вспыхивавшее тут и там недовольство населения, рассматривавшего происходящее как очередное проявление королевской тирании. Оперативность, с какой была проведена перепись (действительно, это было административное мероприятие, достойное восхищения, несмотря на отдельные огрехи), служит наиболее убедительным подтверждением того, сколь прочна была власть нормандцев в Англии.
Собранные переписчиками данные подвергались проверке, и все, кто был уличен в предоставлении ложных данных, понесли наказание в виде больших штрафов. Затем этот огромный материал был классифицирован с соблюдением принципа феодальной иерархии: сеньоры — вассалы — подвассалы. В этой форме результаты переписи были внесены в несколько реестров, наиболее известный из которых, хранящийся в королевской сокровищнице в Винчестере, получил в XII веке расхожее название
Вот, для примера, данные, собранные в Хантингдоншире:
а) перечисление, квартал за кварталом, недвижимого имущества, которым владели королевские вассалы в самом городе Хантингдоне, и налогового бремени, которое они должны были нести, а также налогов, кои уплачивались городской общиной в целом. Относительно каждой единицы недвижимого имущества сообщалось, меняла ли она собственника (и, в случае необходимости, фискальный режим) после 1065 года;
б) перечень лиц, держащих земли в шайре на условиях королевского пожалования: епископы Линкольна и Кутанса, пять аббатов, 20 крупных светских вассалов (из которых двое были англосаксами!) и восемь танов;
в) подробное описание земель королевского домена в этой шайре, например: «В Брэмптоне король Эдуард имел 15 податных участков земли, достаточной для вспахивания пятнадцатью плугами. Сейчас три плуга в резерве. 38 свободных держателей имеют 14 плугов. Имеются церковь и священник, 100 акров лугов и лес, пригодный для выпаса скота, половину лье в длину и около четверти лье в ширину; две мельницы дают доход в 100 шиллингов. Во времена короля Эдуарда этот манор стоил двадцать ливров, сегодня — столько же»;
г) аналогичная опись маноров королевских вассалов, список которых приводился;
д) список спорных случаев, в отношении которых требовались свидетельские показания присяжных, например: «Присяжные Хантингдона свидетельствуют, что церковь Святой Марии, расположенная в городе, и земля при ней принадлежат аббатству Торни, однако аббатство передало ее в залог горожанам. Король Эдуард пожаловал имущество Виталию и Бернарду, своим проповедникам, которые продали его Гуго, камергеру вышеупомянутого короля. Гуго перепродал его двум проповедникам в Хантингдоне по договору, скрепленному королевской печатью. Сейчас им владеет Эсташ, без пожалования. Упомянутый Эсташ мошенническим образом завладел домом Левье и подарил его Ожье из Лондона».
Понятно, что интерпретация подобного рода документов, в коих упоминаются сотни маноров и тысячи лиц, сопряжена с огромными трудностями. И тем не менее «Книга Страшного суда» является нашим главным источником сведений для изучения истории Англии XI века, и никакая другая страна Западной Европы не имеет чего-либо подобного. Этот документ, помимо содержащихся в нем конкретных фактических данных, проливает пусть и слабый, но тем не менее драгоценный свет на состояние английского общества спустя двадцать лет после нормандского завоевания. В известной мере он позволяет судить о переменах в сельскохозяйственном производстве, учитывая войны и опустошения: переписчики должны были указывать размер фискальных доходов во времена короля Эдуарда и, в случае необходимости, в момент перемены владельца, а также в 1086 году. К сожалению, все эти данные лишь косвенным образом свидетельствуют об экономической ситуации.
Зима подходила к концу. С наступлением весны, вопреки ожиданиям, не было ни малейших признаков приближения датского флота. На Пасху король собрал своих вассалов в Винчестере, а на Троицу, 25 мая 1086 года, вновь созвал ассамблею, на сей раз в Вестминстере. Именно тогда, рассказывает хронист Ордерик Виталий, архиепископ Ланфранк привел младшего сына короля Генриха и «облачил его в кольчугу, надел на голову ему шлем и, во имя Спасителя нашего, перепоясал его рыцарской перевязью, как подобает сыну короля».
Речь здесь идет о посвящении в рыцари, изначально исключительно светской церемонии. Вышеописанный эпизод зафиксировал финальную стадию эволюции этого обряда. Церковь уже давно совершала обряд благословения меча, мало чем отличавшийся от благословения орудий труда, урожая, брачного ложа и всего, что человек той эпохи стремился защитить от дурного влияния. Мало-помалу обряд посвящения в рыцари как таковой стал считаться делом церкви, и вышеприведенный пример служит доказательством тому. Вероятно, сам Вильгельм просил об этом Ланфранка. Тем самым он, преследуя политические интересы, уступил естественной тенденции своего века. Религиозное освящение оружия и придававшееся этому моральное значение выходили на первый план, затушевывая первоначальный характер чисто военной инициации. В обществе, в котором все больше и больше любое изменение правового состояния приобретало ритуальный аспект, посвящение в рыцари также становилось ритуалом. Возникало ощущение, что посвящение в рыцари не являлось простым этапом в личной жизни воина, это было вступление в «орден», в замкнутую группу с особой коллективной моралью. Однако эту группу составляли держатели фьефов, так что отныне традиционные узы верности, привязывавшие воинов к своему предводителю, сливались с материальными, поземельными связями. Это изменение структур требовало власти, достаточно сильной, чтобы обеспечить стабильность фьефов и регулярного поступления доходов от них. Именно по этой причине к 1085 году их изменение в Нормандии, Мэне и Англии зашло дальше, чем в других регионах Европы. Однако рано или поздно эта эволюция свершилась повсюду, отсюда и принимаемое многими историками различение «ранней» и «поздней» феодальных эпох. Для второй
