АНТОН

А какое пиво на Портобелло-роуд…

ПЛУТОН

(печально)

Я думал, вы достаточно умны,Чтобы понять простейшую из истин:Вы вечно живы там, во времени своем,Вы любите, деретесь и поетеИ память оставляете, а здесьВы только потому, что мне печальноПред вечностью дежурить одному.Без милых братьев. Что ж, друзья вернутся.Они придут, но, может быть, в другомОбличьи завернут на огонек приветный.Мы будем рады. Одного страшусь:На Стиксе буря может разыгратьсяИ волны путников вдруг занесут тогдаВ эпоху рокового беспоэтья.Откуда нет возврата в наш союзСердец свободных и высоких мыслей.Однако будем мы смелы и веселы.Возьмите факелы!(Поэты берут факелы.)Пускай они горятНадеждой на успех стремлений безнадежных!(Поэты поднимают горящие факелы.)Идем к столу, откроем славный пир!Подать вина!

ГЕРАКЛ

Ого! Вот это дело!

ПЛУТОН

Ты будешь пить, Геракл, мы будем ждать.Ждать двух друзей, держа в руках бокалы.С надеждой ждать. Мы можем подождать,Ведь век для нас подобен вспышке малой.

Внезапный порыв ветра гасит факелы. Слышится мрачный угрожающий рев.

КЕРБЕР

Папаша, Стикс надулся, как нарыв!Вот-вот начнется шторм в двенадцать баллов!

Гаснут факелы, гаснет весь свет. Нарастающий, зловещий свист ветра, рев волн, стенания чудовищ, крики ужаса, боли, отчаяния…

Эксод

…крики ужаса, боли, отчаяния, умоляющая захлебывающаяся скороговорка, тоскливые стоны… В кромешной мгле иногда мелькают неясные очертания чего-то страшного и бездушного, проплывают редкие огни, наконец высвечиваются мечущиеся бледные лица Диониса, Эсхила и Аристофана.

ДИОНИС

Должна здесь быть тропинка… Где она?

ЭСХИЛ

В лицо дохнула гадина ночная…

АРИСТОФАН

Я помню рощу… где она? Друзья!Меня несет куда-то по спирали!

ДИОНИС

Держитесь за руки! Смелей! Не прячь глаза!

ЭСХИЛ

Поток античастиц проходит рядом…

Дикий скрежет, сменяющийся ужасающей металлической музыкой. Где-то наверху высвечивается площадка, на которой в безучастных, никак не связанных между собою позах стоят три фигуры в странных чешуйчатых одеяниях и рогатых головных уборах. Фигуры неподвижны и немы. Лишь очень пытливый взгляд может определить в них какое-то сходство с Алкивиадом, Клеофонтом и Лисистратой.

ДИОНИС

Случилось страшное. Мы, кажется, попалиВ эпоху беспоэтья…

АРИСТОФАН

Что нас ждет?

ДИОНИС

Боюсь сказать. Быть может, мрак и тлен,И полное забвенье…

ЭСХИЛ

Погоди!Такого нет, не может быть в природе!Я крикну им… Эге-ге-ге-ге! ЭсхилПришел к вам из подземного Аида!(Фигуры неподвижны и немы.)Король шутов пришел Аристофан!Он может вас расшевелить до колик!(Фигуры неподвижны и немы.)И с ними олимпиец Дионис,Веселый бог любви и шумных празднеств!

Фигуры неподвижны и немы. Путники растерянно оглядываются. Вдруг слышится резкий бандитский свист, и из темноты выступает Хор Графоманов.

ХОР ГРАФОМАНОВ

Ай-ги-ги-ги-ги-ги-ги!Вот какие пироги!Ай-ля-ля-ля-ля-ля-ля!Вот какие фортеля!Ай, жужи жужи жужи!Посмотрите на ножи! Эй, байроны, блоки, кафки,Поглядите на удавки!

В руках Графоманов появляются трепещущие голубые ножи и извивающиеся веревки. Хор медленно надвигается на Диониса и его спутников.

В жизни много романтизьму,Это кажный подтвердить.Также кажный видит клизьму.Ту, которая жужжить.Ай, жужи жужи жужи! Посмотрите на ножи!

Все ближе приближаются Графоманы с занесенными ножами.

Путники обнимаются.

ХОР ГРАФОМАНОВ

Графоман фильтрует воду,Получается моча.Любит графоман природу,Даже кажного грача,Ай, гиги гиги гиги!Вот какие пироги!

ЭСХИЛ

Сразимся, братцы?

ДИОНИС

Что ты! Их не счесть!

АРИСТОФАН

Они на нас идут железной массой.

ЭСХИЛ

Тогда прощайте! Больше нам не сестьЗа стол друзей…

Внезапно на сцене появляется танцующий хоровод Лягушек. В последний момент под занесенными ножами они окружают путников.

ХОР ЛЯГУШЕК

Коакс, коакс, коакс!В честь Диониса НисейскогоДружно мы песню поем,Смело поэзию мыОт мрачных врагов защищаем! Дионис-Дионис,Наш веселый кипарис!Бог цветов и легких муз!Наш таинственный арбуз!

Лягушки увлекают поэтов и Диониса и постепенно удаляется, превращаясь в смутное виденье, жестокий и абсурдный Мир Беспоэтья с тремя неподвижными фигурами и застывшим хором Графоманов. Вновь на сцене темнота, но это уже не та зловещая мгла, а теплая ночь шекспировских комедий с блуждающими мягкими пучками света, со смехом, веселыми возгласами, таинственной любовной беготней. В этой темноте слышится звон гитар, голоса:

Как соловей о розеПоет в ночном саду,Я говорил вам в прозе,На песню перейду.. . . .Не спи, не спи, художник,Не предавайся сну,Ты вечности заложникУ времени в плену.. . . .Вам песня посвящается,И вы скорей ответьте,Ведь песнею кончаетсяВсе лучшее на свете.. . . .

И вновь – уже мощно

ХОР ЛЯГУШЕК

Среди громов, среди огней,Среди бушующих страстейВ кипучем пламенном раздореОна с небес нисходит к нам…и т. д.

Вспыхивает яркий свет на всей сцене.

Вокруг стола в напряженных ожидающих позах стоят Плутон, поэты, их подруги. В руках у них кубки с вином. Один лишь Геракл давно уже выпивает и закусывает. Ему прислуживает Фриних. Вокруг уютно расположились чудища Аида. Появляются, покачиваясь, явно навеселе, два поэта в артистических блузах. Лишь пытливый взгляд может уловить в них какое-то сходство с Эсхилом и Аристофаном.

1-й ПОЭТ

О, как вас здесь много!

2-й ПОЭТ

И все свои!

ПЛУТОН

Откуда вы, из времени какого?

1-й ПОЭТ

(смеясь).

Не знал я, в звездах проносясь.Не знал я, стоя на горе.Какое, милые, у насТысячелетье на дворе.

2-й ПОЭТ

(смеясь).

Кто тропку к двери проторилВ саду, засыпанном крупой,Пока я с Байроном кутил,Пока я пил с Эдгаром По?

ЛЕВА

Да это наши поэты! К столу, к столу, ребятишки!

Поэты подходят к столу, поднимают бокалы.

ПУШКИН

Поднимем бокалы, содвинем их разом!Да здравствуют музы, да здравствует разум!

Окруженный ликующими, танцующими Лягушками на сцену вступает Дионис.

Конец

Цапля

Комедия с антрактами и рифмованной прозой

1979, январь—апрель

Посвящается друзьям, участникам альманаха «Метрополь»

1

Не ждали

Средь мирозданья, как инсект, полз «жигулек» в шоссейном гаме. В нем ехал молодой субъект, международник Моногамов, сорокалетний мотылек, юнец с большим партийным стажем. В свой край родной на месяцок он завернул. Обескуражен он был избытком простоты и недостатками асфальта и тем, что городок Хвосты так не похож на остров Мальта.

Он ехал из Москвы в Литву, смиряя резвость «жигуленка», вздыхал на пыльную листву и вспоминал жену с ребенком.

С воспоминаньями в разлад рычала Минская дорога, бесшумный чиркал звездопад, и в унисон росла тревога.

Иван Владленыч был непрост, хотя в анкете безупречен. Скромнейший ум и средний рост, благопристойность тихой речи вне подозрений, ясен он, но вот беда, судите сами, он был с рожденья наделен необычайными глазами незаурядной синевы и нестандартного размера.

На глыбах сталинской Москвы в семье большого офицера росло глазастое дитя. Питомец будущий ВИЯКа среди чугунного литья вдруг видел влажной сути знаки и задавал себе вопрос: случайна ль жизнь средь химий диких?

Меж тем он полностью возрос, освоил множество языков, женился, родину любя, служа стране, ребенка сделал, возрос, как стебель от стебля, и вскоре отбыл за пределы одной шестой туда, туда, к пяти другим шестым, туманным, где есть другие города, но нет Москвы и Магадана.

Как водится, родных берез он не забыл в фальшивом блеске и все, что следует, пронес на службе у мадам ЮНЕСКО.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату