исполнять твои обязанности, пока будешь отдыхать. Вот пусть уже сейчас вживается в обстановку!
— Это передать ему как ваш приказ?
— Естественно! Можете быть свободны. Да, а почему никто из вас не спросил о своей технике? Почему ее не привлекают к операции?
Листошин поправил панаму:
— А чего спрашивать, товарищ майор? И так все ясно! Если в квадрате появятся бронированные разведывательно-дозорные машины, то и духи зададутся вопросом, а где оборудуют позиции спецы? У них разведка тоже пашет!
— Ты прав. Ну, ладно, идите, готовьтесь к выходу!
Офицеры вышли из штаба, направились в дежурку, чтобы сообщить ротному предстоящую задачу. Но тот спал, будить его не стали, да и знал он все! Зашли как бы перестраховаться. В жилом отсеке их встретил радостный Гудилов.
Листошин спросил:
— Ты чего веселишься, Леша? Что за причина?
Гудилов пропустил Семена, обратившись к Калинину:
— Пляши, Саня!
Александр удивился:
— Чего?
— Пляши, говорю! Почта была, тебе два письма!
— Может, мне и спеть еще?
— Ты же знаешь, так положено!
— Как говорит наш незабвенный Ероха, на положено кое-что наложено! Давай письма, а сплясать какого-нибудь ефрейтора попроси. Для начальника он спляшет непременно!
— Эх, неинтересно с вами! Скучно!
Листошин упал на кровать:
— А ты бы с нами в госпиталь съездил и повеселился. Вместе с Сашей. Ему как раз напарника не хватило. Глядишь, не он бы с разбитой бровью ходил, а патрулю примочки ставили!
Гудилов ответил серьезно:
— Ты же знаешь, Семен, я в такие игры не играю!
— Знаю! Но скоро тебе придется поучаствовать в более серьезных мероприятиях!
Заместитель командира роты напрягся:
— Что ты имеешь в виду?
Листошин перевел взгляд на Калинина:
— Вон у него спроси! Саня тебе все и объяснит. А я спать до обеда.
Гудилов повернулся к Калинину:
— Что хотел сказать, Саша?
— Письма давай!
— А?! На, конечно. Так что произошло?
— Ничего особенного. Мне скоро в отпуск, ты займешь мое место, примешь по совместительству командование взводом, а уже сегодня ночью роте придется выходить на войну. Пойдем засаду на духов устраивать. Комбат приказал, чтобы и ты следовал со мной. Влился, так сказать, в обстановку.
Новость Гудилову явно не понравилась. Он проговорил:
— Так мне же сегодня в наряд заступать.
Александр, присев на койку и распечатывая письмо от супруги, пожал плечами:
— Ничего страшного! Другого поставят!
— Да? Но тогда надо предупредить начальника штаба.
И заместитель командира роты направился на выход.
Листошин, открыв один глаз, крикнул вдогонку:
— Куда ломанулся? Вон же телефон!
Но Гудилов не услышал взводного, вышел наружу. Остановился. Присел на лавку в курилке. Задумался. Черт! Этого ему не хватало. Он, минуя батальонное командование, уже нашел выход на начальника строевой части дивизии, и где-то в середине июня его, за весьма солидное вознаграждение, конечно, должны перевести помощником начальника штаба в один из мотострелковых полков. На спокойную и значимую здесь, в Афгане, должность. Никаких тебе боевых выходов, сиди да наряды расписывай, и представление на орденок себе заслать можно. Это если ужиться с начальником штаба. Но уживется, тот строевик из дивизии поможет. Не зря же он, Гудилов, собирал каждый чек, не позволяя себе потратить ни копейки. Это его сослуживцы сорвиголовы, а он не такой, нет! Ему надо на ноги крепко встать. Да, после шестого числа пришлось бы принять взвод Калинина, но ненадолго, на неделю, дней на десять. За это время он как-нибудь сберег бы себя. Уж пленных брать под мост не полез бы. А теперь, выходит, не десять дней ему маяться, а почти месяц. Причем все у того же блокпоста, да еще в засаде!
Гудилов почувствовал реальную опасность не только для своей карьеры, но и для жизни. Надо идти к начальнику штаба. Хотя… нет, к тому обращаться без толку. Лучше к замполиту! Он тоже уходит с повышением. Но открыться ему Гудилов не сможет! Неизвестно, как воспримет беседу замполит. Возьмет и перекроет все ходы! Нет! Зря он засуетился. Придется оставить все как есть. Взводом в засаде командовать Калинину, ну а ему, Гудилову, придется быть рядом. Что ж, ничего не поделаешь. Но как обидно, а? Как некстати!
Гудилов все же позвонил ротному. Тот ответил, что знает о выходе заместителя на задание вместе со взводом Калинина и замена старшему лейтенанту уже назначена. Так что не стоит волноваться!
Положив трубку, Гудилов вернулся в курилку. Настроение его совсем упало.
А Александр после ухода Гудилова начал читать письмо жены. Писала она редко, как, впрочем, и он, раз в две недели, а то и реже. И ничего особенного прочитать не ожидал. Рита писала, что дома все в порядке, она на работе получила повышение, стала начальником отдела труда и заработной платы. Описала дожди, что льют вторую неделю, и в конце стандартное «люблю, целую, жду». Короткое письмо человека, исполнившего свою обязанность. И ни грамма теплоты. Да ее, этой теплоты, в их отношениях никогда и не было. Была страсть, внезапно вспыхнувшая, затмившая собой все. Они называли ее любовью. Но было ли это любовью? Не было, и в Афгане это стало очевидно. Страсть привела их в загс, а потом, в буднях, как-то остыла. Они не стали противны друг другу и неприязни не испытывали, только тепла между ними не было. А была у него служба, у нее работа, ночи, которые еще приносили удовольствие. Да, именно удовольствие, и не более. Того, что он испытал с Соней, с Ритой у него никогда не было. Даже слабого намека. Жену такая жизнь вроде устраивала. Калинина после выпуска оставили в Рязани, в десантном полку, жили они у родителей супруги, тесть был тогда партийной шишкой в горкоме. Позже его назначили первым секретарем крупного района с перспективой вернуться в город одним из областных руководителей. Но пока он оставался, как это говорится, на периферии. И все же не без его участия, наверное, супруга Александра стала начальником отдела крупного индустриального объединения. И все у нее было нормально. Муж офицер. Это престижно. Да и зарплата, тем более «за речкой», приличная. Что ей еще надо? Когда грянул Афганистан, Калинину предложили службу в спецназе. Он мог отказаться, но не сделал этого. Тесть что-то пытался провернуть, но Александр добился своего. И вот он командир взвода специальной разведки, а Рита — начальник ОТиЗ на заводе. А между ними короткие скудные письма. И больше ничего! Ну, возможно, еще привычка чувствовать себя близкими людьми. Что будет дальше? Черт его знает. Может, все рухнет в один момент. И Калинина, если быть до конца откровенным, эта перспектива не пугала. Отложив письмо жены, Калинин вскрыл конверт из родной деревни. Писал отец. На полстраницы о жизни в селе, о всех сельских новостях, потом о себе с матерью, совсем коротко о сестре и только потом обращения к сыну. Ты, мол, там держись, сынок, под пули не лезь, остерегайся. Вон, мол, в соседний колхоз сразу два гроба привезли. Похороны, конечно, торжественные устроили. Таких раньше никогда не было. Но похороны не свадьба. Беда не радость. В конце приписка матери. Мать есть мать, просит беречь себя. Но это и понятно. Прочитав письма, Александр положил их в тумбочку в две разные стопки. Так он хранил послания из Союза. В одной письма от жены, в другой от родителей.
К назначенной позиции взвод Калинина вышел ровно в 17.00. Выход из общей колонны произвели организованно, виноградник прошли без проблем, но саперов вперед высылали — мало ли. Рядом с
