посмотрел, как он это делает, со смеху катался бы. Да что с него, интеллигента, взять!
Александр попросил:
— Ты ближе к теме можешь?
— Не перебивай! Так вот, он возмущался, мол, милиция и рыбнадзор вместе с простыми мужиками сети ставят. В открытую, никого не опасаясь. Типа, какой же они вред реке наносят, ведь берут только крупную рыбу, а мелочь выбрасывают. Но мелочь-то уже погибшую. Короче, разволновался не на шутку. А потом и говорит: ну ничего, они еще получат свое. Очень мой очкарик за природу переживает.
Калинин внимательно посмотрел на своего друга детства:
— Так-так, Федя! А он случайно не сфотографировал этих «рыболовов»?
— Точно не знаю! Но по идее должен был. Иначе не грозился бы! Логично?
— Логично! Он сейчас дома?
— Не-а. Утром должен появиться. На болота пошел, какую-то лягушку фотографировать. Вот тоже занятие себе человек нашел!
Александр заметил:
— Кстати, очень нужное и полезное занятие. Значит, появится утром?
— Да где-то, думаю, часов в шесть. Он, когда в ночь уходит, в это время и возвращается. Соседка его парным молоком угощает. Козьим! Коровье не пьет! Понял? А козье за милую душу. Но все по-честному, плату достойную предлагает, только соседка не берет.
— Ясно, Федя. В общем, завтра в шесть утра жди меня у себя.
Федор напомнил:
— Ты, Саня, считаешь, если сам в отпуске, то и другие свободны. Мне в шесть утра уже в кузне надо быть! Но ты заходи. Двери у нас знаешь как закрываются. Повернул щеколду и входи. А с очкариком и без меня разберешься. Вот когда очередь до куркулей дойдет, тогда мы работу чуть в сторону пододвинем.
На этом и договорились. Вошли в дом. Пьянка продолжалась. В избе ей уже было мало места, и она постепенно выползла на улицу, где разгорелась с новой силой. И остановить это веселье могло только время. К двум часам многие не выдержали столь бурного возлияния. Кто завалился под бревна у керосинки, кого жены домой растащили, а кого, наоборот, мужья в родные избы вернули, но, как бы то ни было, к трем часам деревня стихла. Чтобы подняться с первыми петухами. Летом рабочий день начинался рано.
В шесть утра Александр сидел на лавочке у забора подворья Федора Молотилова. В доме никого не было — значит, натуралист-фотограф еще не вернулся с ночной экспедиции, а сам Федька уже ушел в кузницу. Ждать москвича пришлось недолго.
Он появился минут через двадцать, и не узнать его было невозможно. Высокие болотные сапоги, наглухо застегнутая куртка, панама, чехол и садок в руке, а главное, очки на веснушчатом лице.
Фотоохотник подошел к Александру:
— Здравствуйте, вы, наверное, к Федору?
— Да нет, не знаю, как вас по имени-отчеству…
Очкарик представился:
— Лев! Можно Лева!
— Ну а я Александр! И пришел я не к Федьке, а к вам.
Фотоохотник удивился:
— Ко мне?
И, присев на лавочку рядом с Калининым, сказал:
— Интересно, и чему обязан? Ведь мы с вами, кажется, не знакомы?
— Не знакомы. Были. Теперь вот познакомились. А хотел я вас увидеть вот по какому поводу.
Александр кратко, но содержательно поведал натуралисту из Москвы о цели своего визита, в общих чертах обрисовав обстановку, которая сложилась вокруг его сестры.
Лева внимательно выслушал.
Заканчивая, Александр задал вопрос:
— У вас, Лев, есть фотографии, на которых отображено браконьерство нашего участкового?
— Да, есть. И фото, и негативы. Хотел в воскресенье в Москву поехать да передать их кому следует. Это же преступление. Те, кто по долгу службы обязан охранять закон и природу, сами же являются злостными нарушителями. Но это им так не пройдет! Пристроились, понимаете ли.
Александр попросил, перейдя на «ты»:
— Лева! Ты бы мог повременить со своим демаршем?
— Почему?
— Я думаю, мы сможем поставить этих ублюдков на место. При этом я решу и собственные проблемы.
— Вы считаете, они перестанут браконьерничать?
— Я не считаю, я уверен в этом! Но если вдруг мои усилия окажутся тщетными, ты всегда успеешь передать компрометирующий материал в соответствующие инстанции. Ведь так?
— Так-то оно так! Но я совсем не знаю вас!
Калинин достал удостоверение.
Гордеев посмотрел документ, вернул владельцу, спросив:
— Так вы, говорите, друг Федора?
— Да!
— Хм!
Натуралист замялся. Видимо, он подозревал, что его обманывают. И неизвестно, какое решение он принял бы, если бы не появился сам Федька.
— Привет отдыхающим! Ну что, Саня, встретился с моим постояльцем?
— Встретился, но вот разговор у нас что-то не получается.
Федор посмотрел на постояльца:
— Ты чего, Лева, это же Саня, друг мой!
— Но, пардон, я же не знал этого.
— Теперь знаешь?
— Да, теперь знаю!
— Так помоги человеку, Лева, боевому офицеру, «афганцу».
Очкарик встал с лавки:
— Да, конечно, теперь, когда я убедился, что вы друг Федора, я передам вам снимки и сам пока ничего не буду предпринимать.
Натуралист прошел в хату.
Александр спросил у Федора:
— А ты чего явился? Работы нет?
— Когда это в колхозе не было работы? Колхоз, как армия, чем бы народ ни занять, лишь бы без дела не сидел. А пришел потому, что предполагал, что Лева может не поверить тебе. Это он с первого взгляда простачок. А на самом деле мужик умный. Даже слишком!
— Ясно!
— Ты Суровикина сегодня же за хобот брать будешь?
— Если отловлю. Чего время тянуть?
— Правильно! А когда к куркулям наведаемся?
Калинин улыбнулся:
— Не терпится размяться?
— И это тоже!
— А вот об этом забудь. По крайней мере до того момента, пока братья сами на меня не кинутся. Вот тогда ты из резерва и выйдешь. Но мы еще обговорим порядок визита на выселки.
Александр забрал снимки, на которых были отчетливо изображены братья Гульбины всей троицей, какой-то мужик — видимо, инспектор рыбнадзора — и сам доблестный участковый Валька Суровикин. Фото были отличного качества, сразу видно — снимал профессионал. Попрощавшись с натуралистом, Калинин пошел в сторону своего дома. И у клуба заметил старшину Суровикина. Тот тоже увидел Александра,
