Ананды.
– О нет, песня не судит вас. Песня зов„т вас, зов„т к новой жизни и энергии. Сколько бы ни жил человек, он может ещ„ и ещ„ развиваться. Ещ„ и ещ„ раскрываются в н„м новые силы, которых он не замечал в себе вчера и думал, что их вовсе в н„м нет.
Вы думаете сейчас, что погубили дочь, когда отдали е„ Бонде и компании. Нет, мой друг, вы погубили е„, когда зачали во лжи, когда во лжи родили, когда каждый день осеняли раздражением е„ колыбель, е„ детство, е„ юность и, наконец, когда свели с женихом, присланным вам тем, кто вас в юности обманул и бросил.
Что защищало вас и Дженни от полной гибели до сих пор? Кто охранял вас каждый день от несчастья упасть туда, где вы обе очутились сейчас? Два существа: муж и Алиса. И обоих вы презирали и мучили как только могли всю жизнь. Вы плачете сейчас. Вас озарило понимание красоты и любви. Песня, которую так часто пели близкие вам люди, внесла сейчас в ваше сердце жажду принять участие в какой-то иной жизни. В жизни, где и вы могли бы соединиться с людьми в сфере красоты и преданности, искупить вину перед Алисой, ещ„ оставленной вам Жизнью.
– О синьор, я сейчас молю Бога только о Дженни, потому что знаю, что Алиса не может попасться на заманчивую удочку удовольствий и богатства. Алиса потому жив„т у лорда Бенедикта, что она такая добрая и кроткая, такая труженица, ей непременно должна была встретиться подобная обстановка, где бы се вознаградили за вс„. Но Дженни, Дженни! Что будет с Дженни? Неужели я не могу ей теперь помочь? Пусть вс„ пад„т на меня одну. Я понимаю мой грех перед мужем. Понимаю, что делала не так. Я хочу обратиться к Бонде и пообещать ему что угодно, только пусть он отпустит Дженни.
Пасторша смотрела в ласковое лицо незнакомца, и ей показалось, что на н„м мелькнула улыбка.
– Если бы вы, друг, дали тысячу обещаний Бонде, это не помогло бы сейчас ничему. Ваш Бонда, как и Браццано, были бы бессильны властвовать над Дженни, если бы в самой себе она не носила адских мук зависти и злобы, которые жгут е„. Вс„, чем вы можете помочь Дженни, это ваш труд над собою. Каждая вспышка раздражения, которую вы победите в себе, – ваша помощь дочери. Вы хотите защитить е„. Как можете вы быть ей полезной, если не владеете ни одной своей мыслью так, чтобы она шла четко, ясно, цельно, до конца охватывая предмет, о котором вы думаете?
Вы вообразили себе, что дочь будет спасена, если вы будете подле не„. Но чем, живя с нею рядом, вы е„ охраните? Сотней перемен в вашем настроении за день? Сотней поцелуев и объятий? Ещ„ сотней неразумных, необдуманных слов и предложений? Вам вс„ хочется получить совет, который был бы очень умен и выполнив который вы начали бы новую жизнь. Но все новые дела, духовно более совершенные, делаются не по чьим-то советам, а от той новой энергии, что исходит от человека. Если вы не можете даже удержаться от сл„з, то что же вы можете полезного делать для других? Ведь для этого нужны чистая воля человека и такая его любовь, когда он должен забыть о себе и действовать, действовать, действовать, ясно видя перед собой только тех, для кого он хочет трудиться. Видеть же, как правильно действовать, могут только те глаза, что потеряли способность плакать. Каждый, кто плачет при ударах жизни, разрушает своею неустойчивостью атмосферу вокруг себя. Разрушить е„ легко, но воссоздать спокойствие очень трудно. Даже когда плачущий уже успокоился, – он долго ещ„ будет вычеркнут из списка сил, творящих день Вселенной. Ибо все, кто с ним встречается, попадают в разбухшее от его раздражения эфирное пространство. Если ты час назад раздражился или раздражил кого-то, что совершенно тождественно, ты никому не поможешь. Но это ещ„ полбеды. Раздраж„нный человек является носителем заразы, действующей не менее молниеносно, чем чума. Поймите меня. Поймите, что следует сначала воспитать себя, научиться выдержке, и тогда уже только приступать к обязанностям истинной матери. Вина ваша даже не в том, что вы были плохой воспитательницей. Ведь когда подоспел момент выказать на деле свою любовь к Дженни, вы ни часа не могли пробыть в равновесии, совершенно так же, как прожили в неустойчивости всю свою жизнь.
Мужайтесь сейчас. Пойдите к себе наверх и, вместо того чтобы плакать, прочтите эту небольшую повесть. В ней говорится о жизни двух сест„р и их дочерей. Многое станет вам ясно из этой простой истории и ко многому вы найд„те в себе силы, хотя сейчас вам кажется, что для вас вс„ безнад„жно и беспросветно.
Он помог пасторше встать, угостил е„ маленькой ароматной конфетой из своей коробочки-табакерки и вручил ей небольшую книгу. Еле двигавшаяся от слабости леди Катарина, даже удаляясь от незнакомца, чувствовала на себе его тв„рдый взгляд и ощущала его ласку. Конфета таяла у не„ во рту, шаги становились тв„рже, а когда она вошла в свою комнату, из которой час назад вышла совершенной развалиной, ей показалось, что она проделала большое и радостное путешествие, которое е„ вылечило. Обновленная, она села читать книгу, написанную поитальянски.
Тем временем внизу продолжал петь Ананда. Теперь он пел один. И чем дольше он пел, тем светлее и счастливее становились лица слушателей. Сл„зы на их лицах высохли, отовсюду на певца были устремлены восторженные глаза внимавших ему людей. Почти все уже стояли, кто-то придвинулся ближе к певцу. Только по бледным щекам Генри вс„ ещ„ катились сл„зы. Юноша вновь переживал свой разрыв с Анандой и не мог найти извинения за сво„ неразумное поведение. Его лицо выражало муку и тоску предстоящей разлуки с певцом, которого он обожал. Когда же Ананда запел по-русски и зазвучали дивные слова:
«Я только странник на земле.
Среди труда, борьбы и боли Избранник я счастливой доли:
Моей святыне – красоте, Пою я песнь любви и воли»,граф и графиня, Лиза и Джемс, а за ними все остальные, знавшие и не знавшие этот язык, тесно окружили певца.
Последняя нота замерла, воцарилась тишина, точно в храме, – все боялись нарушить благоговейное молчание.
– Благодарю, Ананда, – подходя к певцу и обнимая его, сказал лорд Бенедикт. – Ты вырвал нас из привычных ограничительных рамок своими песнями. Каждый из нас яснее увидел путь труда на благо людей. Кого ещ„ вчера не занимали подобные мысли, тот сегодня распахал в себе новое поле духа. Все мы благодаря тебе почувствовали, как много в жизни ещ„ недоделали, как много времени потеряли даром. И ни один не уйд„т отсюда, не дав себе слова впредь не терять ни мгновения в пустоте.
– О Флорентиец, когда ты говоришь «мы» и ставишь себя на одну ступень с нами, хочется не петь, но кричать и прыгать от счастья. Только по бесконечной своей доброте ты забываешь, что никто из нас не может принести на твой алтарь ничего, кроме благодарности, ничего, чем бы он мог вдохновить тебя. Ты же, бывший, как и мы, обычным человеком, и поднявшийся так высоко, ты остался таким же добрым и милосердным, каким был в те дал„кие времена, когда начинал свой путь Света.
Если все, кто сейчас стоит здесь, смогут унести сегодня крупицу радости,
– они будут обязаны ею тебе. Ты был той первой вестью новой жизни, нового понимания и нового Света на пути, которая увлекла меня своей красотой. Ты подал мне свою могучую великую руку и раскрыл передо мной Свет Вечности. Я возвращаю тебе стократ тво„ слово благодарности, Учитель.
Из всех присутствовавших только несколько человек поняли смысл слов Ариадны. По лицам остальных было ясно, что они считали этот обмен благодарностью неизбежным восточным этикетом. Графиня, благодаря певца, сказала ему:
– Вс„, что я поняла сегодня, так это то, что я вовсе не понимала, какую великую ценность представляет из себя человек и чего он может достичь, если всецело, до конца, отдает свою жизнь чему-то одному. Свою жизнь я прожила в постоянных компромиссах и теперь вижу, что именно поэтому ничего не достигла.
– А я, – сказал граф, – пережил за эти часы не одну, а несколько жизней. Мне казалось, что я странствую вслед за вашим голосом по всем землям и народам. И всюду вижу одну неудовлетвор„нность. И я вспоминал слова моего отца: «Однажды ты пожалеешь, что так бездеятельно прожил свою жизнь». Вот это «однажды» свершилось сегодня. Мало того, я исцелился от постоянных забот о величии своей персоны. Я понял, что приш„л на землю и уйду голым. Я обещаю, глядя в ваши глаза, начать трудиться для моего народа, как сумею.
– Мне не выразить так, как это сделал папа, всего, что мне открылось через вашу музыку, – сказала стоявшая рядом с отцом Лиза. – Но с этой минуты я знаю одно: можно по-всякому открыть человеку, что он жив„т не только на одной земле. Кто по„т так, как вы, тот вед„т людей так же мощно, как Будда или другой святой. Не знаю, понятно ли я выражаюсь, слов мне не хватает. Но ваши песни сегодня для меня рубикон.
Каждый благодарил Ананду на свой лад и стремился объяснить, что стал богаче благодаря его песням. Один Генри шепнул:
– Все разбогатели, один я стал ещ„ более нищим. Я вс„ потерял сегодня, так как понял, что вернуться к вам пока не могу, а разлука с вами для меня хуже, чем нищета.
– Бедный мой мальчик, – ответил ему Ананда, отводя его в сторону, – ты вс„ так же настойчив в своих желаниях. При этом приходит в возбуждение весь твой организм, ты утрачиваешь равновесие и не видишь с ясностью, что тебя окружает. Давно ли ты сознавал, что тебя спас Флорентиец? Давно ли ты убедился, что только его духовная мощь была способна вытащить тебя из смятения и тоски, в которые ты сам погрузился. Разве все эти уроки ничему тебя не научили? Неужели расточаемая тебе любовь не вызвала в тебе ответной благодарности?
– О Ананда, вы слишком плохо обо мне думаете. Я не только ценю Флорентийца и преклоняюсь перед ним. Я знаю, что, быть может, только подле него одного я смогу найти силы, чтобы стать достойным вас.
Я благоговею перед мудростью Флорентийца, но мо„ счастье, единственное, чего я желал бы в жизни: быть подле вас. Время, прожитое в разлуке с вами, я употреблю, чтобы обрести самообладание. Знаю: у каждого свои препятствия, свои задачи воплощения. Я хорошо понимаю теперь, что мне ничего не откроется, пока мой характер не станет ровным, пока я сам не сброшу с себя угрюмость. Ах, если бы я мог стать таким же вес„лым смельчаком, как Левушка!
Их разговор прервал хозяин, предложивший всем пройти в столовую. Вечер закончился л„гким ужином, который пролетел для гостей как одна минута. Князь Сенжер и сэр Уоми поражали семейство Е. своими познаниями и рассказами о путешествиях. Граф и капитан, которым казалось, что они видели необычайно много, почувствовали, что ничего ещ„ толком не знают, когда сэр Уоми стал рассказывать об Индии, е„ таинственных, заветных уголках и разнообразных религиозных сектах. О пародах е„, никогда не покидавших мысли о свободе.
Остроумнейший юмор князя Сенжера. его тончайшие наблюдения человека, его разв„рнутые характеристики разных народов, познания в науке и технике заставили всех и смеяться и задуматься над тем, как один человек мог вместить такую универсальную образованность. Никому не хотелось уходить. Пришлось самому хозяину напомнить, что завтра уже началось, а в двенадцать часов состоится свадьба Лизы и капитана в русской церкви.
С трудом отрываясь от семьи лорда Бенедикта и всех его пленительных друзей, гости отправились по домам. Прощаясь с капитаном, графиня сказала:
– Спасибо, Джемс. Сегодня я нашла разгадку жизни. Ваши друзья без слов доказали мне, что я уже выполнила свою роль подле дочери. Дальше я не могу быть ей пока полезной. Поезжайте путешествовать. Лиза – ваша теперь. Я не сомневаюсь, что вы будете ей отличным другом и учителем в е„ новой жизни, а ваши друзья не оставят вас обоих.
Сердечно обняв Джемса, она быстро прошла в свою комнату, чтобы скрыть набегавшие сл„зы. Графине хотелось остаться одной и разобраться хоть немного в сумбурных своих переживаниях, но Лиза не дала ей сосредоточиться на этом.
– Мамочка, моя любимая подруга, не плачь в эту ночь, последнюю ночь, когда мы ещ„ вместе. Мы только что видели настоящих людей. Можешь ли ты себе представить, чтобы кто- нибудь из них плакал, расставаясь? Наша с тобой разлука будет так коротка. И нам так много предстоит сделать до нового свидания. Пойд„м ко мне. Помоги мне снять платье, как ты иногда это делаешь. И верн„мся сюда к папе, он так был печален, когда мы ехали домой.
– Я не печален, дитя, – входя, сказал граф, услышавший слова дочери. – Я очень решителен. Вс„, что я ещ„ успею, я сделаю, чтобы не упрекнуть себя в том, что прожил зря, без пользы. Предлагаю тебе, моя дорогая девочка, пойти к себе и скорее лечь спать. Нехорошо, если завтра ты не будешь свежее розы. Спи крепко, будь мужественна, входя в новый круг жизни, и предоставь нам с мамой провести вместе эту многое решающую в нашей жизни ночь. Нам уже не раз приходилось находить помощь и утешение друг в друге.
От всей души желаю тебе найти в браке истинную и долговечную дружбу. Мало, деточка, любить мужа и семью. Нужны ещ„ огромный такт и радость, чтобы не быть никому в тягость своей любовью и не требовать любви за свою любовь.
Он обнял дочь, проводил е„ до е„ комнаты, поцеловал ей руки и вернулся к жене.
– Утро вечера мудренее, дорогая. Выпей микстуры и попробуем мирно заснуть. Давай думать теперь только о счастье Лизы, о е„ жизни и радости. Если и для тебя вопрос о возвращении в Гурзуф решен, – мы едем туда не просто доживать бесполезную жизнь. Но верн„мся счастливыми, от многого освободившись, и начн„м трудиться для чужих детей. Ты давно хотела завести ясли. Я вс„ собирался выстроить больницу. Попробуем теперь претворить свои мечты в дело.
Словами ласки и шутливыми замечаниями граф прив„л в равновесие свою уставшую и тоскующую жену. Вскоре их комнаты погрузились во мрак, но как спали эти три сердца, тесно сросшиеся за долгую совместную жизнь, и спали ли они, о том знали только их подушки.
Пытка разлуки терзала им сердца, хотя безнад„жности ни в ком из них не было. Если бы, оставшись одни, старые супруги захотели объяснить самим себе, что же произошло в их
