была огорошена получившимся эффектом.
– Тише, – изо всех сил прохрипел Бонда. – Я сказал вам, что вещь эта силы необычайной. Никогда не подымайте е„ клипу человека. Вы можете его убить и сами искалечитесь.
– Вот как, – сказала Дженни, опуская руку. Отпрянувший было Бонда оправился и перестал задыхаться. – Вам следовало объяснить мне это раньше, и я не причинила бы вам такой неприятности. Какие ещ„ движения я должна делать, чтобы не ранить Алису, а только заставить е„ повиноваться?
– Достаточно просто накинуть на е„ шею цепочку, и она пойд„т за вами, как овечка. Но если вы наткн„тесь на одного из опытных приятелей Бенедикта, то держите камень в высоко поднятой руке. Можете обмотать цепочку вокруг запястья несколько раз, подобно браслету. Но ни в коем случае не выставляйте его напоказ, если увидите самого лорда Бенедикта. Эта вещь, разумеется, не чета вашему ожерелью, но в борьбу с сим фокусником не вступайте.
– Это хорошо, что вы мне вс„ объяснили, я буду осторожна.
Радости Дженни не было предела. Несмотря на то, что она держала камень зажатым в руке, она почувствовала, как прибавилось у не„ силы, как выросли е„ дерзость и воля.
– Карамба! – ругался Бонда. – Кто мог подумать, что в ваших руках этот талисман будет столь зловещим? Он долго находился у меня и не проявлял своих свойств. Очевидно, и в самом деле будете дружить с Браццано.
– Довольно, дядюшка, – как бы невзначай поднимая руку, предупредила Дженни. И эффект розового камня снова поразил е„. – Я запрещаю упоминать при мне имя Браццано иначе, чем с моего разрешения. – Она вс„ ещ„ держала руку напротив глаз Бонды.
– Повинуюсь, – ответил задрожавший Бонда. – Опустите скорее камень, вы меня убь„те.
Дженни, внутренне торжествуя, что такая огромная власть свалилась на не„ нежданно-негаданно, опустила руку. Зевнув, она равнодушно сказала:
– Я устала, хочу спать. – Она снова слегка подняла руку и. подержав е„ против каждого из троих мужчин, прибавила:
– Дядюшка, идите спать. До пяти вечера не являйтесь. Ты, Армандо, переночуешь в гостиной и тоже завтра, к пяти, явишься ко мне. А вы, Анри, будете ждать у кафе с трех до пяти, а до этого времени сидите дома. Если до пяти часов я вас не вызову, поезжайте домой, это будет означать, что Алиса уже здесь.
Все трое молча поклонились, принимая е„ приказания, и Дженни ушла к себе в спальню. Она была неопытна и не знала ещ„, что приказание следовало закрепить особым способом.
Как только она вышла, все трое точно проснулись. Их возмущение не знало пределов. Оба молодых человека накинулись на Бонду, понося его и спрашивая, давно ли он рехнулся, что дал Дженни камень. Их крики и брань были так ужасны, что Дженни, только что собиравшаяся позвонить горничной, перепугалась не на шутку. Ей почудилось, что мужчины сговариваются е„ убить. Ужас обуял е„. Она схватила камень, снова ощутила прилив дерзости и силу повелевать, распахнула дверь, в которую уже стучал разъяр„нный Армандо, и поднесла камень к самым его глазам. Армандо отпрянул, пошатнулся и робко произн„с: – Не сердись, Дженни. Я ухожу. До завтра. Ни слова не говоря, Дженни направила камень в самые глаза Бонды, в руках которого была здоровенная плеть.
– Вон, негодяй, – не своим голосом крикнула Дженни. – Ты у меня ещ„ на коленях будешь просить прощения.
Бонда завертелся, точно его жарили на сковородке, и упал на колени.
– А вы, Анри, хотите того же? – поднимая камень к лицу юноши, спросила Дженни.
– Я буду завтра дома, а затем стану ждать в карете, – ответил Анри, и все трое покинули Дженни, прич„м из дрожавшей руки Бонды выпала плеть, которую он даже не смог подобрать.
Оставшись одна. Дженни подбросила дров в камин, подняла щипцами плеть и с выражением величайшего омерзения швырнула е„ во вспыхнувшее пламя. Торжествуя, смотрела она на тлевшие ремни, расхохоталась, когда кожа стала скручиваться и лопаться, и пошла к себе в спальню, впервые в своей замужней жизни оставшись одна. Сбросив нарядное платье, Дженни почувствовала себя такой разбитой и усталой, что заснула, едва прикоснувшись к подушке.
Ночь промелькнула для не„ так быстро, что, проснувшись и увидев, что уже одиннадцатый час. Дженни мгновенно позвонила и приказала подать себе завтрак. Обдумывая свой день, она прежде всего справилась, прислали ли платье от портного. Успокоившись, что платье здесь, Дженни приказала горничной повесить его тут же, в спальне, и, завтракая, рассматривала его. Платье казалось ей чересчур скромным, но вспоминая, как была эффектна Алиса в простом ч„рном платье, Дженни решила непременно надеть этот новый туалет.
Молодая женщина так долго занималась собой, так тщательно примеряла новую шляпу, пристраивая е„ к прич„ске, что не была готова и к часу дня. Раздражившись и в тысячный раз посылая брань в адрес мерзкой девчонки Алисы за то, что некому помочь ей одеться, Дженни вынуждена была оторваться от зеркал и приказала кликнуть кэб. Как это ни было странно самой Дженни, она никак не могла представить себе лица простака Уоми и не знала, с чего начн„т разговор.
Сев в коляску, она решила взять тон избалованного реб„нка, но на полпути передумала. Вспомнив, что должна говорить о сестре-подростке, которую насильно отняли, решила сделать вид брошенной всеми жертвы. Дженни обмотала цепочку с заветным камнем вокруг руки, а уже подходя к дверям дома, крепко прижала к сердцу, призывая на помощь все его чары. Она помнила, что надо избегать лорда Бенедикта, и, входя в холл, бегло оглядела помещение. Убедившись, что кроме слуги никого здесь нет, она успокоилась и сказала, что ей надо видеть сэра Уоми. Слуга, взглянув на часы, заметил:
– Вас ждут уже двенадцать минут. Через сорок минут сэр Уоми будет занят другими делами.
С этими словами он открыл дверь в соседнюю комнату, где за столом сидел сэр Уоми, а стоявший рядом Ананда показывал ему какой-то черт„ж.
– Синьора Седелани, – доложил слуга, пропуская Дженни в комнату.
Вс„ это очень неприятно поразило Дженни. Официальность при„ма, то, что слуге сказали е„ имя, какая-то чинность во вс„м, то, что сэр Уоми был не один, – вс„ раздражило Дженни. И несмотря на то, что она прижимала к себе камень, она чувствовала себя смущ„нно и очень неуверенно. Кроме того, она узнала эту неприятную для не„ комнату, тот самый кабинет лорда Бенедикта, где е„ ноги приклеивались к полу и она не могла двинуться с места под взглядом хозяина дома.
Две пары глаз посмотрели на е„ растерянное лицо, и у Дженни похолодели руки. Ей вдруг увиделась вся нелепица е„ поведения, показалось, что оба собеседника сразу прочли е„ зата„нные мысли, которые, думалось ей, она так хорошо замаскировала.
– В начале четв„ртого, Ананда, – сказал сэр Уоми собеседнику, и тот, поклонившись ему и ещ„ раз сочувственно взглянув на Дженни, вышел из комнаты.
– Я очень прошу извинить меня за опоздание, – сказала Дженни, опускаясь в предложенное ей кресло у стола, хотя до этой минуты ей и в голову не приходило начать с извинения.
– Я так и думал, ведь туалет для дамы всегда на первом месте, – пристально глядя в лицо Дженни, спокойно сказал сэр Уоми.
И опять Дженни почудилось, что он угадывает е„ мысли. Но гостья овладела собой, улыбнулась и как бы невзначай подняла руку так, что камень сверкнул прямо в глаза сэру Уоми. Не успела она проделать этот маневр, как сэр Уоми преобразился. Точно гневная волна промчалась по его прекрасному лицу, такому доброму и очаровательно спокойному за миг до этого. Глаза сэра Уоми сверкнули, он чуть приподнял руку, и рука Дженни упала на колени, как парализованная.
Не связав воедино этих двух движений, Дженни решила, что она ещ„ недостаточно знает свойства чудесного камня и что простачок уже готов к обработке. Преспокойно поправив браслет на руке, Дженни развязно сказала:
– Я вам уже писала, в помощи какого рода я нуждаюсь. Мне надо увезти отсюда мою сестру Алису и мать. Обе они пишут, что томятся здесь и просят забрать их отсюда, где живут в заключении.
Усмешка пробежала по лицу сэра Уоми, и глаза засветились юмором. Дженни по-своему истолковала игру лица своего, как полагала она, кавалера, и не дав ему вымолвить ни слова, продолжала:
– Я так и знала, что вы мне поможете. Я не могу в точности вспомнить, что именно вы говорили мне о тот ужасный час в судебной конторе. Да, признаться, и тогда не поняла, о ч„м вы говорили. Но интуиция мне подсказала, что я найду в вас помощника. Я хочу видеть Алису сейчас же, – закончила Дженни, снова подымая свой камень на уровень лица сэра Уоми.
Эффект на этот раз был самый неожиданный. Сэр Уоми только слегка шевельнул пальцем, а рука Дженни отлетела прямо к е„ голове и сбила шляпу.
Озадаченная, сконфуженная и обозлившаяся, Дженни готова была сорваться с места и швырнуть в сэра Уоми шляпу, с таким трудом и искусством водруженную недавно на голову. Но руки е„, точно деревяшки, лежали на коленях, она застыла от неожиданности и удивления и не могла выговорить ни слова.
«Проклятый камень, – думала Дженни. – Наверное, Бонда знал, какие штуки он вытворяет, и нарочно мне ничего не сказал. Ну уж и покажу я ему. Дай только домой вернуться».
Сэр Уоми молча смотрел на обезображенное злобой лицо Дженни.
– Жаль, что в этой комнате нет зеркала. Вы смогли бы запомнить, что идя на деловое свидание, нельзя напускать на себя такой свирепый вид. Это раз. Второе, – кто сказал вам, что Алиса и ваша мать здесь? Ни та, ни другая в данную минуту здесь не живут.
– То есть как? Какой ещ„ мошеннический трюк проделал ваш хозяин? – закричала Дженни, теряя всякий контроль над собой.
Как она ни пыталась поднять руку, чтобы в третий раз направить луч камня в глаза сэра Уоми, кроме бесплодных усилий, от которых даже лоб е„ покрылся испариной, она сделать ничего не могла.
– Я приказал вам сидеть неподвижно, – сказал сэр Уоми, и голос его поразил е„ своей печалью. – Я это сделал, чтобы защитить вас от вашего же собственного безумия, несчастная женщина. Если бы ещ„ и в третий раз вы дерзнули бы направить на меня ваше ничтожное оружие, которое вам выдали как беспроигрышный талисман, вы упали бы замертво, так как мне пришлось бы коснуться вас, а соприкосновения большой чистой силы с этой погремушкой вы бы выдержать не смогли.
Не стоит проклинать того, кто дал вам этот камень. Над ним, слугой зла, он всесилен. С вашей сестрой он не имел бы никакой силы, ибо чистота е„ безупречна. Она не почувствовала бы ничего, но и вам бы не повредила.
Встреча со мною, повторяю, будет смертельна для вас, если ещ„ один раз вы поднимете камень. И не только на меня, но и на кого бы то ни было в этом доме. Запомните это хорошо.
Теперь к делу. Вы сами знаете, в какой лжи, в каком сплошном обмане вы сейчас жив„те. Ваши оба письма, вот они. Возьмите их с собой. Быть может, когда-нибудь вы перечт„те их и найд„те в себе ум и такт действовать иначе. Ваша сестра вторые сутки плыв„т по океану с семьей лорда Бенедикта. А ваша мать жив„т в окрестностях Лондона, так как е„ здоровье сильно пошатнулось.
Вам самой известно лучше всех, каким здравомыслящим человеком был пастор. Не менее вам известна и его доброта. А о его чести вы будете потом вспоминать всю жизнь.
Вы сказали, что не поняли того, что я говорил вам в конторе. Бедняжка Дженни! К сожалению, я ничего не могу сделать теперь для вас – ни помочь вам, ни защитить. Если бы вы, войдя сюда, принесли хоть каплю любви в сердце, хоть крошечку доброты, я мог бы ухватиться за них и раздуть их в пламя. Но вы пришли сюда, замышляя зло и предательство. Вы жаждали обратить меня, как Бонду, в своего раба и слугу. Вы надели камень Браццано на себя и, повелевая теми, кто в зависимости у него, сами стали его рабой. Скоро ваша жизнь внешне будет блестяща. Но… рана вашего сердца будет глубже, чем вс„ окружающее вас великолепие.
Ступайте домой. Защищайтесь от Бонды и его слуг вашим камнем, чтобы не быть битой. Но вс„ же помните, что всякий укротитель, живя с дикими зверями, ненавидим ими и они ждут момента, чтобы его растерзать.
До тех пор, пока в сердце сво„м вы не найд„те любви к сестре и матери, пока вместо проклятий вы не пошлете им мольбы о сво„м спасении, и не взывайте понапрасну к моему имени. Не пишите мне, это будет бесполезно. Только если вы выполните на земле свою первую задачу – любить людей – вы сможете беспрепятственно найти к нам дорогу.
Урок вашей жизни: искупить предательство. И сколько бы вы истерически ни кричали, что любите сестру, сколько бы ни старались в этом кого-то убедить, мне ваша искренняя любовь, как и ваше лицемерие будут всегда видны. Даже тогда, когда вам самой будет казаться, что вы е„ любите, и тогда вы будете думать о себе, а не о ней. До тех пор в вашем сердце будет жить лицемерие, а не любовь, пока вы не пойм„те свой долг и не скажете себе смиренно: «Мне надо быть подле сестры, чего бы это мне ни стоило и чем бы это мне или ей ни грозило».
