И. засмеялся и сказал, что верит в мои силы и самообладание и действительно пойд„т к Анне. Но просит меня, как только начн„тся музицирование, сесть непременно рядом с ним, он займ„т мне место; а лучше всего, если я подойду к нему, как только начнутся разговоры о пении. Поговорив ещ„ немного с князем и Жанной, он переш„л к столу Анны, куда, как к магниту, стали собираться мужчины.
Последовало долгое кофепитие.
– Знаете, князь, не мог бы я жить на Востоке. Однажды я был на настоящем восточном свадебном пиру. Общество там было разделено на мужскую и женскую половины. Я лицезрел, конечно, только пир мужчин. Они ели руками, ели до отвала, до седьмого пота, под унылую восточную музыку. Это было красочное, но и варварское зрелище. Здесь вс„ вполне цивилизованно, – и все точно так же объедаются до пота. Только вытираются не сальными рукавами, а душистыми носовыми платками.
Ну скажите, разве не варварство так уставать от еды. Дойти до такого полного изнеможения, как эти люди напротив нас, – указал я на нескольких гостей, сидевших в полном отупении в противоположном углу и тяжко переваривавших пишу.
Тут стали просить спеть. Многие обращались к Браццано; он ломался и – воображая себя героем – ответил, что не особенно здоров, но попробует вс„ же. «Лучше тебе и не пробовать», – ехидно думал я и решил во что бы то ни стало умолить И. дать ему какое-нибудь лекарство, чтобы он охрип и, что называется, «дал петуха».
Обуреваемый этим желанием, я забыл все условности на свете, бросил своих друзей и побежал к И. Схватив его за руку, я стал умолять его помочь турецкому бретт„ру осрамиться.
– Какой ты ещ„ мальчишка, Л„вушка, – смеялся И.
– Лоллион, миленький, добрый, хороший, не дайте мучить Анну этому злодею. Наверное, у него и голос такой, что ему петь только куплеты сатаны, – шептал я.
– Уймись, Л„вушка, – очень серь„зно сказал мне И. – Наблюдай и приглядывайся. Запомни вс„, что сегодня видишь и слышишь. Многое пойм„шь гораздо позже. Для Анны и некоторых других сегодня идут минуты, решающие всю их жизнь. Будь серь„зен и не шали как мальчик.
Он почти сурово поглядел на меня.
Вся толпа гостей, предводительствуемая хозяином, двинулась в большой вестибюль, не тот, через который мы вошли, а в середине дома. Там, по широкой, красивой лестнице, мы спустились вниз, в большой круглый концертный зал, принадлежавший Анне. Ах, какая это была чудесная комната. Мозаичные деревянные полы и стены; посередине рояль и вдоль стен небольшие кресла. Две-три вазы на постаментах, несколько картин и мраморных фигур.
Когда Анна подошла к роялю, я забыл обо вс„м. На е„ лице играла улыбка, глаза сверкали, на щеках горел румянец. Это была не та Анна, которую я не раз видел. То была фея, существо неземное. И если до сих пор Анна казалась мне особенною, не такой, каких обычно носит земля, то теперь я понял, что среди нас ещ„ ходят неземные существа, приносящие небо на землю.
Она заиграла. Я сразу узнал Патетическую сонату.
Но до сих пор не понимаю, как не только я, но и все мы могли вынести эту музыку. Что-то безумно захватывающее было в ней. Казалось, сверхъестественная сила вселилась в Анну. Страсть, какой-то зов в неведомое, недосягаемое чередовались со внезапным озарением, а потом снова вопросы и голос неумолимой судьбы…
Я плакал, закрыв лицо руками, и слышал, как плакал подле меня князь. «Вот он, серый день, претвор„нный в сияющий храм», – думал я.
Звуки смолкли. Никто не прерывал молчания. И. сжал мне руку, точно призывая к самообладанию. И было время.
– Ну всегда ты, Анна, расстроишь своей игрой и испортишь всем праздник, – раздался неприятный, слегка гнусавый и капризный голос е„ младшего брата. – Сыграла бы Шопена, показала бы блеск. А то навела тумана своим Бетховеном.
Мне так и хотелось отколотить этого будущего бретт„ра.
– Если тебе не нравится, можешь уйти отсюда, чем много меня обяжешь, – сказал ему тихо отец; но такая гроза была на его лице, что невоспитанный мальчишка, как трусливый щенок, немедленно спрятался за маменькину спину. Та пригрозила кокетливо пальчиком, улыбаясь ему, как нашалившему пятилетнему пупсу.
Но этот пошлый эпизод не смог разрушить огромного впечатления.
Под напором просьб Анна снова стала играть. Но больших вещей она уже не играла и, казалось, какая-то частичка е„ существа улетела вместе с первой пьесой. Того сверхъестественного вдохновения, поразившего всех, в е„ игре уже не было.
Мне хотелось убить негодного мальчишку.
Анна встала и объявила, что ни играть, ни петь она больше не станет, но если есть желающие петь, она будет аккомпанировать.
Да-Браццано поднялся и сказал, что не петь под такой волшебный аккомпанемент он не может.
Я взглянул на И. Лицо его было сурово, ох, так сурово, точно перед бурей на пароходе. Он посмотрел на Анну, словно посылая ей силы.
Турок поправил воротник, од„рнул жилет и заявил, что спо„т песнь, в которой выскажет тайну своего сердца.
Воцарилось молчание. Он объявил, что будет петь серенаду Шуберта.
Я вздохнул, в ужасе посмотрел на князя, потом на певца, который скорее походил на тореадора, пылающего адским огн„м, чем на нежного любовника, призывающего вникнуть в смысл песни соловья, молящей, трепетной, – и едва удержался от смеха.
Анна не нуждалась в нотах. Она взглянула на И., брови е„ чуть поднялись, руки нежно коснулись клавишей.
– «Песнь моя летит с мольбою…» – вдруг заревел, точно пароходный гудок, здоровенный бас.
Я фыркнул, нагнулся, спрятался за И. Когда же этот р„в поднялся до высокой ноты, – произошло нечто совершенно неожиданное. Ревевший бас вдруг превратился в тоненькую фистулу, такую поганенькую, что во всех углах зала раздался хохот… Мы с князем хохотали во весь голос. Даже Анна с удивлением смотрела на певца, хотя на лице е„ не было смеха, а только неприязненное досадливое чувство. Очевидно, в ней заговорила оскорбл„нная артистичность.
– Нет, не могу, я болен сегодня, – сказал, силясь улыбнуться, певец. Ни на кого не глядя, он вышел.
Хозяйка дома и е„ любимый сын бросились за ним, остальные гости, сконфуженные, давясь от смеха, стали разъезжаться.
Мы вышли последними вместе с Анной, Строгановым, князем и Жанной. Сердечно простившись с хозяевами, мы обещали зайти в магазин к шести часам, чтобы узнать, как прош„л первый рабочий день.
ГЛАВА 19 МЫ В ДОМЕ КНЯЗЯ Прошло ещ„ два суетных дня нашей отельной жизни, с ежедневными визитами к Жанне и князю и путешествиями с капитаном по городу.
Несмотря на все хлопоты и неприятности, валившиеся на него со всех сторон, отчего он даже похудел и его ж„лтые глаза стали громадны, – этот милейший человек урывал два-три часа в день, чтобы показать мне город.
Много я встречал и потом добрых, внимательных людей. Вообще мне везло на счастливые встречи. Но такого сердечного, простого внимания от чужого человека я уже никогда не видел. Речь, конечно, не о мо„м друге Флорентийце и его близких – И., Ананде, Али. Я говорю об обычных людях высокой культуры.
На третий день, едва мы сели завтракать, к нам вош„л князь. Он объявил, что приехал с двумя слугами, которые поступают теперь в полное наше распоряжение и помогут перевезти нас к себе.
И. выказал все признаки радости, а я не мог понять своего состояния. Мне точно не хотелось никуда переезжать. То мне думалось, что именно в этом причины нашей задержки в Константинополе, то казалось, что капитану будет труднее забегать ко мне в удал„нную от центра часть города. Конечно, корень моего недовольства лежал в том, что проще всего я чувствовал себя с капитаном; я как-то отдыхал в его присутствии и боялся, что буду теперь разлуч„н с ним.
Как раз в минуту моих сомнений вош„л капитан. Узнав, что мы переезжаем к князю, он заметно опечалился.
Не успел я отдать себе в этом отч„т и хотел уже было идти укладывать вещи, как услышал голос князя:
– Я бы очень хотел обратиться к вам, капитан, с просьбой, но не знаю, как вы е„ примете. Наши общие друзья переезжают ко мне. Если вы только пожелаете, рядом с Л„вушкой есть пустая, но отличная комната. Меблировать е„ ничего не стоит, и вечером вас ждало бы некоторое подобие семейной жизни, – улыбаясь, говорил князь.
– Я чрезвычайно благодарен вам, – ответил капитан. – Но друзья наши переезжают к вам, чтобы избавиться от суеты. А я – одна суета и беспокойство.
– Нисколько, капитан, – прервал его И. – Дом князя такой большой и удобный. При н„м есть сад с беседками, и вообще, кому захочется уединения, тот его там всегда найд„т. Кроме того, ведь вопрос вашего пребывания здесь – дни, а нашего – недели. И познакомиться с Анандой, поговорить с ним и побыть рядом будет гораздо удобнее, если вы будете жить с нами.
Затем, – прибавил он с юмористическим, таким знакомым мне блеском глаз, – в доме князя есть рояль. Я постараюсь ещ„ до приезда Ананды уговорить Анну поиграть нам вечером, празднуя наше скромное новоселье. А ведь Л„вушка уверял вас, что игра Анны даст вам понимание музыки и высокой общественной роли женщины, одар„нной музыкальным талантом, – посмотрев на меня, закончил И.
Я густо покраснел, хотел упрекнуть моего друга за насмешку, но желание уговорить капитана превозмогло вс„.
Я бросился ему на шею и, должно быть так искренне, по-детски молил его принять великодушное предложение князя, – тот, со своей стороны, ещ„ раз его повторил, И. тоже убеждал его усиленно, – что в результате капитан разв„л руками, покачал головой и сказал:
– Ведь чужой семейный дом, да ещ„ в таком близком соседстве с вами, доктор И., – для меня род монастырского заключения! Я так привык вести беспорядочную жизнь!
– Но, капитан, если вы действительно интересуетесь нашей внутренней жизнью, как вы неоднократно говорили, и хотите подумать о многом, что давно складываете в запасники ума и сердца, а также побеседовать с настоящим мудрецом, и ваши намерения серь„зны, – несколько дней чистой жизни не составят для вас трагедии, – вставая, сказал твердо И.
– Конечно, доктор И., я не о трагедии воздержания думал, когда колебался. А просто сознаю, что мало достоин того внимания, которое вы все мне оказываете!
– Ну, это уже пошли подробности, – закричал я. – Вы, главное дело, поскорее соглашайтесь, чтобы я мог идти собирать вещи. А то вы ведь не знаете молниеносных темпов И. Не успею я уложить один костюм, – он явится, уже вс„ сделав, упрекать меня в ловиворонстве.
Все засмеялись, капитан джентльменски поклонился князю, благодаря и принимая предложение, и обещал вечером, к семи часам, быть с матросом-верзилой в его доме.
Я с радостью побежал собирать вещи и с помощью слуг князя очень быстро с этим справился. Мы расплатились в отеле и сели в коляску князя.
Мы ещ„ сделали большой крюк по городу, так как И. наш„л необходимым нанести визит синьорам Гальдони, у которых мы ещ„ не были под предлогом моей болезни. И я был очень рад, что мы не застали их дома. Оставив свои визитные карточки, мы приехали, наконец, в дом князя. И. прош„л прямо к княгине, а нас попросил разместить его вещи так, как нам заблагорассудится.
Первое впечатление от предоставленных нам комнат было ошеломляющим. Комната моя имела большой балкон, выходящий в сад, и под ним росло множество цветов. Обои светлосерого цвета, на их фоне ярко выделялась мебель красного дерева.
Мне было очень любопытно взглянуть скорей на комнату И. Она была ж„лтая, а мебель резная, ч„рного дерева, в готическом стиле, напоминая своими высокими остроконечными формами убранство средневекового храма. Мебель была покрыта ж„лтым ш„лковым ковром, в тон обоям, с коричневато-ч„рным рисунком; пол сплошь застлан таким же ковром.
Я даже присвистнул. На ж„лтом сукне письменного стола стояла хрустальная ваза с ж„лтыми розами и лежало письмо, надписанное круглым красивым почерком.
Казалось бы, комната эта вовсе не походила на комнату в доме сэра Уоми в Б. Но чем-то, быть может своим ж„лтым цветом, она вызвала это воспоминание. Гармония форм и красок, вкус, с которым были расставлены вещи, – вс„ было образцом истинной художественности и поразило меня.
– Это вы сами так убрали комнату для И.? – спросил я вошедшего князя.
– Нет, Л„вушка, этой комнатой занялась Анна. У одного е„ знакомого долго стояла без употребления вся эта мебель. Она рекомендовала мне е„ купить и сама руководила
