– А ты нет? Не будет шуршать в кармане, что делать станешь? Попрошайничать пойдешь? Хотя нет, ты в попрошайки не пойдешь, ты грабанешь кого-нибудь. Да и я тоже. А куда деваться?
– Мрачные у тебя мысли. Оптимизма нет!
– Откуда ему взяться? При Советах, когда из армии вернулся – в десанте, между прочим, служил, – все столбы и стены, заборы были объявлениями о работе оклеены. Пошел в таксопарк. Сначала, понятно, в слесарях обретался, потом старенькую тачку получил, затем уж нормальную машину и сменщика- наставника. Так знаешь, сколько зарабатывал? Много! И женился, и детей родили, кооперативную хату сгондобили. За каким хреном менять жизнь было? Союз, черт с ним, что распался, все одно, нацмены и тогда по своим законам жили. Но Россию-то за что опустили? Народ ее?
– Не так все плохо, Володя. А будет лучше, возможно!
– Вот именно, что возможно. Ну, ладно, перегружаем ящик. Кому телевизор взял? Себе?
– Дядьке с теткой.
– Щедрый ты!
– Какой есть!
Перегрузив подарки, оставив тележку на стоянке, Владимир вывел «Волгу» на дорогу, ведущую к трассе северного направления. По трассе прошли нормально, а вот грунтовка действительно оказалась в ужасном состоянии. Петляя между ухабов, срываясь в колею и с трудом выходя из нее, под мат водителя все же доехали до деревни.
Таксист указал на крайние дома, показавшиеся за холмом у поворота реки:
– Вон оно, твое Ухарево.
– Вижу! Подъезжай к третьему справа дому.
Владимир остановил машину в указанном месте. Выгрузили прямо на скамейку у покосившегося забора покупки. Андрей расплатился с таксистом, и тот, развернув «Волгу», повел ее обратно к трассе. Дементьев прошел к дому. Странно, на двери висел замок, шторы окон были плотно завешены. Раньше здесь замки не вешали, даже когда уезжали в город. Андрей вдруг вновь ощутил непонятную тревогу. Все и в городе, и здесь было не так. Дом сестры матери тетки Шуры, ее мужа дядьки Василя, их сына Сани и его жены Веры находился по соседству. Дементьев подумал, может, мать к ним перебралась? Но зачем? И почему замок повесила? Непонятно.
Неожиданно сзади раздался хриплый голос двоюродного брата:
– Андрюха, ты ли это?
Дементьев обернулся:
– Саня? Здоров! Как видишь, я. Приехал вот, только никто не встречает. А ты откуда идешь?
– Да так, надо было к соседу заглянуть.
– В запое, что ли?
– Да! Опять в штопор сорвался.
– Лечиться тебе надо! Но это дело твое. Ты скажи, где моя мать? Дом на замок закрыт, в городе ее нет!
Александр отвел глаза в сторону:
– Так это, Андрюх, померла тетка Ольга!
– Что?!! Что ты сказал?
– Померла мать твоя, Андрюх!
– Как? Когда?
– Недавно, похоронили в среду, седьмого числа. Тут, у нас на погосте!
Андрей почувствовал, что земля уходит из-под ног. Присел на свободный край скамейки, проговорил:
– Умерла!
И застонал, обхватив голову руками.
Брат присел на корточки:
– Чего ж делать, Андрюха? Все мы смертны, и все когда-нибудь ляжем в землю. Тетка Ольга хоть пожила, а вон на дальнем конце тракторист Петька в сорок годков сковырнулся. Пошел на речку искупаться, на берег вышел и упал замертво. А ведь не сказать, чтобы сильно пил. Так, понемногу. И здоровый какой был, помнишь?
– Опоздал!
– Чего? Че ты сказал?
Андрей поднял глаза на брата:
– Опоздал я, Саня! Как умерла мать?
– Ты это, пойдем к нам? Там отец все и расскажет.
– Почему отец, а не тетя Шура?
– Так слегла она после смерти сестры. Боимся, не встанет.
– А ты почему не расскажешь?
– Я в ту ночь в отрубе, Андрюх, был. Намедни вечером с мужиками выпили хорошо. Как пришел домой, не помню. Утром жена разбудила и сказала, что тетка Ольга померла.
– Почему мне телеграмму не дали?
– По-моему, посылали. Ты с моими поговори, у меня вся эта неделя как в тумане. Но на похоронах был, закапывал гроб, а потом… потом в штопор.
– Идем!
Дементьев резко встал и направился к дому родственников. Ему хотелось выть от отчаяния и боли, но он держал себя в руках. Армия и война научили держаться. Брат засеменил следом.
Капитан вошел в дом, прошел в сени, оттуда в горницу. Сидевший за столом дядя Василь, или Василий Наумович, увидев Дементьева, спросил неожиданно спокойно и даже как-то осуждающе:
– Приехал? Поздновато приехал, Андрюша.
– Что значит поздновато? Почему мне не сообщили о смерти матери? Денег на телеграмму не нашлось? Из города позвонили бы. В сотовом забит мой номер, почему не сообщили, дядь Василь?
Василий Наумович встал:
– Как это не сообщили? Я сам телеграмму давал. Из Березовки. Почта-то только там и осталась. Все как положено сделал, даже заверил телеграмму в поселковой администрации, чтобы тебя быстрей отпустили, армейские законы еще не забыл. Хоть ты и офицер, а все ж решил подстраховаться. Как раз утром пятого числа, как из морга вернулся, так и отправил телеграмму.
– Пятого числа?
– Ну да! А ты что? Не получил ее?
– Нет! Когда умерла мать?
Из-за занавески вышла тетка Дементьева:
– Андрюшенька, горе-то у нас какое!
Она обняла племянника:
– Оставила нас Ольга. А тебя-то как ждала! Говорила, вот-вот должен приехать. А померла она ночью, вернее, ранним утром в понедельник. Четвертого вечером понесла ей молоко, она уже тогда чувствовала себя неважно, а Ольга лежит на кровати, рукой за сердце держится. Я к ней – что с тобой? А она – горит все внутри, Андрюша, чую, в беду попал.
Дементьев перебил тетку:
– В воскресенье, говорите, маме хуже стало?
– В воскресенье, Андрюш, в воскресенье. Я присяду, а то мочи никакой нет. Наверное, следом за Ольгой уйду.
Василий Наумович усадил жену:
– Ты мне это, прекрати разговоры дурные вести.
Тетя Шура, не обращая внимания на слова мужа, продолжила, глядя на племянника:
– Да, в воскресенье! Ну, я ей лекарства дала. Полегчало вроде Ольге. Попросила посидеть с ней. Ну я, конечно, как же оставлю? Присела на стул. А Ольга о тебе, Андрюш, вспоминать начала. О тебе и об отце твоем, Семене. Говорила, воюешь ты, а в письмах обманываешь. Семен погиб, а возле тебя смерть черная вьется. Потом вздремнула. Я в туалет отошла, а когда вернулась, Ольга хрипит. И бледная такая, как снег. Я
