были выставлены бутылки коньяка, вина, закуска, плача, теребя блузку костюма, купленного Андреем матери. Александр же встретил пришедших с удочками в руках:
– Гляди, батя, какую красоту Андрюха нам с тобой привез. Таких удочек ни у кого в округе нет. Теперь вся рыба будет наша.
Вера подошла к Дементьеву:
– Спасибо тебе, Андрюш!
– Не за что. Носи, коль понравилось.
– Эх, было бы еще где носить.
Александр усмехнулся:
– Найдешь! Уж кто-кто, а ты найдешь, перед кем задницей в новом платье крутануть.
Василий Наумович сказал:
– Хватит! Оценили подарки, и шабаш. Спасибо тебе, Андрюш. Давай стол накрывать, помянем еще раз нашу Ольгу! Ты, мать, отдохни пока, а ты, Верка, переодевайся и за дело.
– С преогромным удовольствием. Хоть раз как люди посидим.
Дементьев же вышел на крыльцо. Закурил. Посмотрел на небо. Несмотря на тучи, затянувшие небосклон, дождь так пока и не пошел. А судя по тому, что в воздухе совершенно не пахло озоном, скорей всего, он пройдет мимо. Перед глазами стоял свеженасыпанный холмик. В голове билась мысль: он больше никогда не увидит мать. И в это не верилось. Выкурив одну сигарету, он тут же прикурил вторую. На душе было плохо, хотелось плакать. Как в детстве, ударившись обо что-то, уткнувшись в колени матери. Но он уже не был ребенком, и припадать ему было не к кому.
Открылась дверь. Александр сказал:
– Андрюх! Войди в хату, стол готов.
– Так быстро?
– Да ты ж все готовое привез. А картошку подогрели.
Братья прошли в комнату, сели за стол. Тетю Шуру усадили в единственное кресло, чтобы спине легче было. Она сказала:
– Зачем ты, сынок, телевизор-то купил? И гостинцев разных? Денег столько потратил.
– Все нормально, теть Шур!
Василий Наумович разлил коньяк по рюмкам, супруге немного вина в бокал. Предложил помянуть мать Андрея. Все встали, молча, не чокаясь, выпили. После третьей рюмки Дементьев нагнулся к дяде:
– Дядь Василь! Отсюда до сих пор по вечерам автобус ходит?
– Э, что вспомнил! Давно уже нет никаких автобусов.
– Как же добираетесь до Переслава?
– Как придется. Я вот на мотоцикле езжу. Но забарахлил он что-то. Три десятка лет, считай, отработал. Видно, придется в утиль пускать «Восход».
– Понятно! А на чем мне хотя бы до трассы добраться?
– Ты что, уезжать собираешься?
– Да!
– Так ведь только приехал. Поживи денек-другой, чего тебе одному в городе делать? Здесь все ж родные.
– Не могу! Тошно мне здесь!
Брат, услышав разговор Андрея с отцом, воскликнул:
– Куда ты собрался, Андрюха? Так не делается. Погости немного! Хоть у нас, хоть у себя в доме, там чисто, прибрано все! Хочешь, я с тобой.
Андрей, повысив голос, ответил:
– Нет! Не могу я остаться! Уеду. А дом? Переезжайте-ка вы, Саня с Верой, туда. И живите отдельно, чего родителей стеснять!
Василий Наумович резко возразил:
– Щас! Подавай им все готовенькое. Во дворе и бревна, и кирпич, и цемент, песка у реки бери не хочу. Пусть пристройку сзади хаты ставят. Хоромы, понятное дело, не получатся, а комнату с кухней вполне справят. Плюс спальня. Отсюда дверь заложат, а вход со двора сделают. Вот и получат отдельное жилье. С крышей помогу. Надо когда-то что-то и своими руками сделать. А то жирно и несправедливо будет, даром им цельный, крепкий еще дом отдавать. Он, Андрюха, твой. Хочешь – живи, не хочешь – продай! Сейчас частенько из города покупатели приезжают, земля в цене стала. И дают немало по нашим меркам. Да и сельчанам выгодно. Построят коттеджи, глядишь, и дорогу проведут, тот же газ природный. А Санька с Веркой пусть строятся.
Вера хмыкнула:
– Сказали, папа, тоже, строиться! С кем строиться? С Саньком? Он настроит. А я ломаться не буду.
Андрей поднялся:
– Ладно! Разберетесь тут.
Он повернулся к Василию Наумовичу:
– Так есть на чем до трассы доехать или придется пешком топать?
Тетка попросила:
– Остался бы, Андрюш!
– Не могу, теть Шур, извини. Приеду позже, на девять дней, тогда, может, и останусь на недельку. А сейчас не могу.
Василий Наумович спросил:
– Так ты что, прямо сейчас ехать собираешься?
– А чего время тянуть?
– Тогда посиди с родней, я до Петрухи, бывшего объездчика, дойду, у него «Москвич» еще 408-й модели. Если на ходу – а вчера он к реке ездил, видел, – то Петр довезет и до дома. Посиди!
Василий Наумович ушел. Через полчаса у дома остановился старый синий «Москвич». Петр Григорьевич зашел в хату вместе с дядькой Василием:
– Здорово, Андрюха! С возвращением тебя!
– Спасибо, дядь Петь.
– Только вот встреча грустной вышла. Но что поделаешь, все там будем. Так тебя до Переслава довезти?
– Не обязательно, можно до трассы, там поймаю попутку.
– Ага, поймаешь! Сейчас тебе не прежние времена. Ныне ни один водила не остановит. Боятся люди друг друга, потому как жить по законам волчьим стали. Власть новая заставила. Раньше все друг за дружку держались, помогали чем могли, а ныне каждый за себя. Но ладно, че зря гутарить. Довезу до дома. Не смотри, что колымага старая, она у меня, если надо, и до Берлина дойдет. Хотя чего нам сейчас в Германии делать. Это олигархи, мать иху, по всему свету куролесят, Россию позорят. Одна у нас с тобой, Андрюша, проблема, бензина у меня почти нет. До заправки ближайшей дотянем, а дальше нет. Встанем.
– Никаких проблем, дядь Петь. Дотяни до заправки, а там я тебе полный бак залью и канистры, если есть.
– Куда ж без канистр.
Он повернулся к Василию Наумовичу:
– А ты, Васька, стакан мне приготовь. Коньяку. Я уж забыл, какой он на вкус!
– Оставлю!
Андрей, одеваясь, сказал:
– Я тебе, дядь Петь, и заплачу, и бутылку виски куплю!
– Конечно, и заплатишь, и купишь, да только кто у тебя возьмет?
– Но…
– Никаких «но», не обижай! Мне хватит того, что Василий оставит! Ну, ты прощайся, я в машине подожду!
Прощание не затянулось. Да и не было никакого прощания, Андрей поцеловал в щеку тетку, подмигнул Вере, пожелав ей удачи, и в сопровождении Василия Наумовича с братом вышел из дома. У машины мужчины пожали друг другу руки.
