– А что ж твоя родня кайф не смогла передать?
– Не решились взять с собой, думали, ишаки, что их обыщут и они влетят.
– У меня с собой всего одна доза. Хочешь, отдам! Сосед просил достать, месяц, как на иглу сел, но... обойдется. Тебе, я вижу, плохо.
– Давай, брат! Месяц назад, говоришь, начал колоться? Значит, дрянь слабенькая, но и это лучше, чем ничего. Завтра выпишут, расплачусь с тобой и кайфану по полной программе. Спасибо, брат.
Усман взял и тут же спрятал инсулиновый шприц, в который была введена тройная, убойная доза раствора чистейшего героина.
– В палате, втихаря вдарюсь, а ты вообще зачем пришел? Не наркоту же мне передать?
– Хозяин послал. Узнать, как твои дела.
– Передай, хорошо мои дела, про кайф не говори, не надо. Завтра обещают выписать, и я буду в порядке.
– Ну и ладно! Геннадий! – позвал друга-врача Полковник.
Тот ответил, задыхаясь от своего кайфа:
– Да погоди ты чуть, давай, Лида, давай, о-о-о!
Полковник усмехнулся. Похоже, эта сестра ничего не имела против орального секса и делала свое дело профессионально, судя по реакции Геннадия. Может, как-нибудь забрать эту бабенку к себе? Надоели уже и малолетки, визжащие, как поросята, когда с ними начинаешь заниматься серьезно, и штангеля, обвивающие тебя своими ногами, как щупальцами. К тому же требующие резинок, а он терпеть не мог гондонов!
Геннадий, с довольной миной, и сестра все с тем же блядским взглядом вышли из подсобки. Она завлекающе посмотрела на Полковника. Тот подмигнул ей и обратился к Бондарю:
– Мы закончили, Гена. Я смотрю, вы тоже. Уводи Усмана.
Заведующий отделением приказал сестре:
– Пациента в палату. Как охрана закроется в палате, сообщишь.
Сестра, виляя задом, пошла впереди узбека. На выходе их встретил молодой вооруженный сержант, последовал за ними.
– Ген, ты мне свою соску не одолжишь на вечерок? – спросил Полковник.
– Сказал тоже, «свою». Да ее тут все кому не лень имеют! Но баба молодец, мастер в этом деле! Все желания, без проблем, особенно, как я слышал, любит, когда с двумя мужиками сразу! Но и одного приласкает так, что все на свете забудешь.
– Чистая?
– Мы других не держим. Проверяем постоянно.
В это мгновение вошла Лида, вновь бросила взгляд на Полковника, доложила начальнику:
– Менты изволят обедать!
Бондарь обратился к медицинской сестре:
– Лида, товарищ вот интересуется, как с тобой ночку греха провести?
– Да?
Женщина кокетливо взглянула на Афанасьева, ответила:
– Нет ничего проще! Позвоните, я работаю каждый день, договоримся!
Она была напрочь лишена каких-либо предрассудков.
– Жди, позвоню!
Лида засмеялась:
– Только поторопитесь! У меня дефицита в кавалерах нет. Как бы в очереди не пришлось постоять!
– Скорее у тебя дефицит в любовниках появится, чем я встану к тебе в очередь, поняла, соска? Место свое знай, кобыла! А куда и когда тебе прибыть для встречи со мной, тебе Геннадий Сергеевич передаст. И смотри, я шуток с детства не понимаю и очень не люблю непослушных и непунктуальных людей. Выведи меня, Гена.
На лестничной площадке заведующий отделением спросил:
– Ты чего на Лидку сорвался?
– Она шлюха, Гена! Но ты можешь ей хоть задницу лизать! Дело твое!
ГЛАВА 7
Усман же, вернувшись в палату, лег, накрывшись одеялом. Охранявшие его милиционеры аппетитно обедали. Что вызывало у узбека приступы тошноты и злости на служителей закона. Сейчас они находились за ширмой, и Хакматов достал шприц. Вместо жгута использовал скрученное полотенце, нашел среди плотной дорожки место, куда и вонзил иглу. Препарат вводил медленно, ожидая обычного кайфа, но он оказался каким-то странным. Только в самом начале Усман почувствовал удовольствие, которое затем сменилось судорогой, дыхание перехватило, словно кто-то затянул на шее тонкую бечевку удавки. Он отбросил шприц, приподнялся, пытаясь сделать хоть глоток воздуха. Но это не удалось. Глаза Усмана полезли из орбит, изо рта выступила пена, лицо посинело, в легких резко отдалась боль, и он, потеряв сознание, упал с кровати. Полотенце так и осталось на его руке, из свежей дырки сочилась кровь.
Звук упавшего тела услышали милиционеры, которые тут же забили тревогу. На их сигнал прибыла реанимационная бригада и заведующий отделением, господин Бондарь. Помощь реаниматоров была уже не нужна Усману Хакманову, чью смерть констатировал Геннадий Сергеевич.
Труп уложили на каталку, накрыли простыней, и два санитара покатили ее в морг, для вскрытия.
Сержант, старший наряда по охране Хакманова, тут же сообщил о произошедшем в управление, а Бондарь вышел из палаты мрачнее тучи.
Вот для чего посетил узбека его школьный друг! Так кто он сейчас, Володя Дмитриев?
К Бондарю подошла Лида.
– Ужас-то какой, Ген? И узбек копыта откинул сразу после встречи с твоим суровым другом!
– Ну ты еще это ментам скажи, голову вмиг потеряешь!
– Я что, дура? А кто твой друг, Ген? Крутой?
– Круче не бывает!
– Значит, бабла у него немерено, раз за пять минут отсутствия сотню баксов легко отбрасывает! Как думаешь, приглянулась я ему?
Бондарь взорвался:
– Воронова, а ну на пост, развела мне тут базары! Тут человек умер, а у нее свое на уме!
– Подумаешь, умер! Сколько их тут мрет? Что ж, каждого оплакивать?
Ворча, задумавшись о чем-то своем, медсестра Лида пошла в процедурную.
К Бондарю подошла дежурная по отделению:
– Геннадий Сергеевич, вас к телефону просят.
– Кому я еще понадобился? Не из милиции звонок?
– Не похоже.
Заведующий взял трубку:
– Слушаю, Бондарь!
– А что так раздраженно, Гена? Случилось что?
Звонил Полковник. Геннадий резко ответил:
– Как будто ты ничего не знаешь!
– А что я должен знать, я звоню по поводу твоей шлюхи.
– Усман умер! И сразу после встречи с тобой!
– Рядом с тобой кто-нибудь есть? Посторонние нас слышат?
– Нет!
Полковник повысил голос:
– Тогда запоминай, эскулап! Вскрытие покажет, что умер твой пациент от передозировки героина, который ему вполне могли доставить родственники. О моем посещении клиники никому ни слова и Лидке своей пасть закрой. Меня в больнице не было, понял? Для всех ответ один, кто бы ни спрашивал! И не забудь мне сообщить, кто конкретно будет этим интересоваться. За себя не волнуйся, все пройдет – получишь штуку. Все. Работай. А шлюхе передай, что вечером в семь за ней заедут. Пусть приготовится!
