лейтенантом Лебеденко. По флангам шли Бураков и Гончаров, замыкал колонну снайпер группы прапорщик Дубов.
До открытого пространства, разделяющего лесной массив с южным склоном перевала, шли два часа, используя приборы ночного видения. Ночь выдалась темная, хмурая, безлунная.
В 0.40 Мамаев доложил командиру группы:
– Вьюн! Мамай! Мы с Лебедем в кустах на выходе из массива.
Вьюжин спросил:
– Что видите?
– Да ни хрена особенного! Метров тридцать голой полосы и вновь лес, которым покрыт подъем на перевал.
– Люди?
– Какие, к черту, люди? Никого не видно, насколько позволяет видимость. Да ты подходи, сам все увидишь.
– Добро! Выходим к тебе!
Следовавшая от передового дозора на расстоянии ста метров основная часть группы вышла к Мамаеву буквально через минуты. Не меняя построения. Посему рядом с капитаном – командиром первой боевой «двойки» – оказался майор Вьюжин, прапорщик-связист Бутко, чуть позже замыкающий Дубов. Бураков вышел на окраину леса в пятидесяти метрах левее, Гончаров, выдержав примерно такой же интервал, справа.
Вьюжин осмотрел местность, проговорил:
– Да, места дикие, тропы звериные, да и то вижу всего две. Люди если и были здесь, то давно.
Командир группы взглянул на Лебеденко:
– Давай, Андрюша, поднимайся на хребет!
– Один?
– Нужна страховка?
– Да нет, просто спросил.
– Ну просто так просто. Поднимаешься по левой звериной тропе, видишь ее?
– Конечно, вижу!
– Идешь не спеша, времени у нас хватает. Выйдешь на вершину перевала, доложишь обстановку. Если, не дай бог, нарвешься на духов, что маловероятно, то в бой не вступай. Подай сигнал и отходи обратно, вытягивая их за собой сюда, на открытую полосу. Понял?
– Чего уж тут не понять? Ладно, пошел!
– Удачи!
– Угу, вам того же!
Лебеденко, еще раз оглядев окружающую видимую местность, броском миновал открытый участок и скрылся в кустах предгорья. Но лес на склоне был жидким, а посему все движения старшего лейтенанта до половины склона контролировались бойцами «Стрелы». Вот дальше Лебедь выходил из зоны видимости. Там он должен был рассчитывать только на себя. Впрочем, Вьюжин не волновался, зная возможности Лебеденко как профессионала, полностью адаптированного к работе в горных условиях. Лебедь, идя по тропе, внимательно осматриваясь, затылком словно чувствовал на себе взгляды боевых товарищей. Это придавало уверенности. Хотя и без контроля снизу Андрей не испытывал какого-либо психологического дискомфорта и был уверен в себе. Пройдя половину пути, остановился. Тропа резко пошла влево, слегка забирая то вверх, то вниз. Старший лейтенант вызвал командира группы:
– Вьюн! Лебедь! Трасса ушла влево!
Вьюжин ответил:
– Принял! Если есть возможность, поднимайся по прямой. Нет, иди по тропе!
– А если она пойдет вниз?
– Не должна! Зверь не для того поднимается по склону, чтобы на полпути развернуться. Он ходит в ущелье!
– Значит, впереди препятствие?
– Возможно, для зверя, но не для офицера спецназа! В общем, действуй по обстановке!
– Принял! Продолжаю подъем вне тропы.
– Продолжай!
Лебеденко вскоре понял, почему звериная тропа ушла влево. Прямо по ходу возникла клинообразная каменная глыба, своеобразным зонтом накрывающая часть склона. Старший лейтенант прошел под ней, увидел трещину. Действительно, животному здесь не подняться, а вот человеку не без труда, но можно.
Андрей поднялся, насколько мог, по трещине. Далее она расширялась в неглубокую пещеру, но край глыбы висел на расстоянии каких-то двадцати-тридцати сантиметров. Придется прыгать! И цепляться за уступ этого «зонта»! Главное, не промахнуться. Иначе лететь Андрюше по склону туда, откуда он начал подъем. Целым он в этом случае на открытую полосу точно не вылетит. Если не разобьется, то переломает конечности. А это непозволительная роскошь – потерять одного из семи бойцов группы до контакта с противником.
Закинув «вал» за спину, сняв прибор ночного видения, старший лейтенант подпрыгнул. И... зацепился за край нависшей каменным зонтом глыбы. Облегченно вздохнул: не промазал. Теперь подтянуться и втащить тело на террасу. Это уже дело техники. Для тренированного офицера подобное упражнение не представляло никакого труда, и через минуту Лебеденко уже стоял на глыбе. Увидел чуть выше и звериную тропу. Прав командир, не для того зверь шел вверх, чтобы остановиться на полпути. Он огибал непроходимый для себя участок.
Старший лейтенант вызвал Вьюжина:
– Вьюн! Лебедь!
Командир группы тут же ответил:
– Вьюн на связи! Что у тебя, Андрюша?
– Порядок! Уперся в нависающую террасу, непроходимую для животных. Нашел трещину. По ней поднялся, но вам не советую повторять мой маршрут. Лучше идите тропой. Она выходит выше уступа вновь на склон. Далее пойду опять по ней.
– Принял, Лебедь! Работай!
Дальше Лебеденко поднялся без труда. С этой стороны склон был достаточно пологим. До каменной гряды, венчающей вершину перевала. А вот за грядой перевал обрывался почти отвесной скалой до самого ущелья. Обрывалась и тропа.
Старший лейтенант доложил командиру:
– Вьюн, я на вершине!
– Что она собой представляет?
– Гряду, обрывающуюся в ущелье отвесной скалой.
– Расстояние до дна ущелья?
– Метров пятьсот, не меньше!
– Противоположный склон?
– Такая же хрень! Кругом ни души!
– Ясно! Визуально обследуй местность. Мы идем к тебе.
Лебеденко напомнил:
– По тропе, командир!
– Это я не забыл. Конец связи!
Группа подошла к старшему лейтенанту через полчаса, быстрее, чем он сам взобрался на перевал.
Выйдя к Лебеденко, Мамаев спросил:
– Андрюш! Ты где на террасу взбирался?
– Внизу!
Андрей чувствовал какой-то подвох в голосе своего первого номера. Тот улыбнулся:
– Понятно, что не сверху! По трещине?
– По ней, и что?
