– Клянусь.
– Громче! И как положено.
– Мамой клянусь! Не трону больше.
Николай быстро встал, заставив отпрянуть назад старослужащих, держа по-прежнему оружие в руке.
– А вам говорю, если что надумаете, то лучше убивайте сразу, иначе я вас один черт достану, по одному кончу. Не я, так братан приедет. Конец вам один будет. По службе напрягайте, а беспредельничать не дам. Завалю, коли что. Поняли?
Колян отбросил горлышко в умывальник, подошел к Косте. Он ждал, что, увидев его безоружным, троица метнется на него, и готовился, как обычно в таких случаях, броситься им в ноги и гасить упавших. Но старослужащие оставались на месте.
– Пойдем, Кость, больше они тебя не тронут. Кровь сейчас смоем, все будет нормально.
Наутро начались разборки. Доронин пришел на подъем и во время построения увидел побитого Ветрова и, что крайне удивило его, не менее пострадавшего Гольдина, который в роте считался непререкаемым авторитетом в смысле неуставных взаимоотношений. Да еще пара дедов явно получила по тыкве.
– Это что за клоунада? Гольдин, старичок ты наш, кто же тебя, родимого, отделал? Неужели Ветров? А, Гольдин? Молчишь? Хорошо. Старшина! Веди людей на зарядку. Ветров с Гольдиным в канцелярию, по одному.
Костя стоял перед столом командира роты. Доронин посмотрел на него и начал разбирательство:
– Что случилось, Ветров?
– Ничего особенного, товарищ старший лейтенант.
– Ты так считаешь? А мне кажется, что ты ошибаешься. Кое-что явно произошло, и очень серьезное. Настолько серьезное, что если ты промолчишь, а Гольдин, командир отделения, после тебя заявит, что произошла потасовка и что именно ты, Ветров, первым набросился на сержанта, а тот лишь защищался, то дело примет нежелательный для тебя оборот. Мало того, что ты, мол, игнорировал уставные требования младшего командира, так еще с кулаками набросился на него. А это, Ветров, трибунал. Трибунал и дисбат, полгода как минимум. Смекаешь? Я-то буду знать, что это не так, но меры вынужден буду принять по заявлению Гольдина, раз ты молчишь. Так что произошло на самом деле?
– Вы хотите, чтобы я стал стукачом?
– Ну, Ветров! Вот этого я от тебя никак не ожидал. Ты же умный парень, а мыслишь, извини, как засранец малолетний. Мне не стукачи нужны, скажу больше, я их терпеть не могу, хотя мог бы создать целую сеть. Но не мой это стиль. Мне справедливость нужна, понимаешь?
– Так точно.
– Ничего ты не понимаешь, поэтому и играешь в благородство. Только не стоит этого делать. Ты Гольдина не знаешь, а я знаю. Знаю, что он подонок, чтобы не дать попортить себе шкуру, он будет, обязательно будет все валить на тебя. И свидетелей с десяток наберет. Выхода у него другого на этот раз нет.
– Что же я могу сделать?
– Рапорт написать.
– Я не буду этого делать.
– Ну смотри, заставить тебя я не могу. Свободен.
Доронин вызвал Гольдина.
– Ну, Гольдин, и удивил ты меня. Это надо же, ты и с разбитой мордой? Кто же такой супермен, расквасивший физиономию грозному деду, а? Неужели молодой Ветров?
– Все равно вы мне не поверите, а будете стараться уличить в том, чего я не совершал.
– Ты говори, говори, не решай за меня.
– А чего говорить, товарищ старший лейтенант? Оборзели молодые. Я пошел ночью в туалет по нужде, там Ветров этот курит. Я сделал ему замечание. Он начал пререкаться. Ну слово за слово, сцепились мы, а там же умывальники, да и освещение ночное.
– Стоп! Давай по порядку – кто начал первым?
– Получается, что я, раз первым сделал замечание.
– Я не о том. Кто ударил первым?
– Вот этого не помню, может, и я задел его случайно. Он ответил, ну и поехало.
– Такова версия, да? Ладно, вот тебе листок бумаги – пиши. Все как было. И подробно, Гольдин, со свидетелями.
– Так мы вдвоем были.
– А Коркин и Кузин? Твои друзья по несчастью?
– Их там не было.
– Где же они попортили свои физиономии?
– Не знаю. Я за них не ответчик.
– Тогда пиши за себя.
