Фабиус как следует поработал над трупом ксеноса, и плоды его трудов оказались просто превосходными. Аккуратно удаленные внутренние органы лежали вокруг плиты в серебристых ванночках, словно поданные к столу на пир каннибалов. Все теории, возникшие у Апотекария в первые дни кампании, нашли окончательное подтверждение, и он, наконец, осмелился отправить Лорду Фулгриму отчет о своих находках.
И вот теперь Примарх входил в двери Апотекариона, а за ним на почтительном отдалении следовали вооруженные алебардами Гвардейцы Феникса. Хотя выложенный белыми плитками зал был весьма просторен и высок, при появлении Фулгрима он будто бы съежился и стал тесным. Повелитель Детей Императора явился прямиком с поля брани, не сняв пурпурной брони, кровь ещё кипела в жилах Примарха, разгоряченного схваткой. Война шла третью неделю без единой остановки, и каждый новый удар оттеснял лаэранцев все ближе к тому атоллу, что служил сердцем их мира и был назван «Храмом».
— Лучше бы новости были действительно важными, Апотекарий, — с порога начал Фулгрим. — Мне ещё нужно захватить целый мир.
Фабиус поклонился и согнулся над охлажденным телом лаэранца. Из его нартециумной перчатки выскользнул скальпель, легко рассекший нитки швов, скреплявших вскрытую грудную клетку твари. Байль отвернул слои кожи и мышц, открывая полость тела, и тщательно закрепил их зажимами. На его лице вновь появилась улыбка восхищения превосходным набором органов, превратившим ксеноса в устрашающую машину для убийств.
— Взгляните, господин, — попросил Фабиус. — Я никогда не мог представить себе ничего подобного, и, думаю, никому другому это не приходило в голову. Если, конечно, не брать в расчет безумные эксперименты древних генетиков Терры.
— О чем ты говоришь, Апотекарий? — недовольно спросил Фулгрим. — Не испытывай моё терпение подобными загадками.
— Об одной просто очаровательной вещи, мой Лорд, — отозвался Фабиус, стоявший между телами лаэранцев. — Я провел генетический анализ этих особей и обнаружил много интересного.
— Единственное, что интересует меня в этих тварях — то, как их поскорее перебить, — холодно проговорил Примарх, и Фабий понял, что пора переходить к делу. Труд единоличного руководства столь тяжелой и непрерывной кампанией был тягостен даже для Фулгрима.
— Конечно, мой Лорд, это так, но я уверен, что Вам покажется занятным то, как устроена жизнь этих существ. В своих исследованиях я осознал следующее: лаэранцы не так уж отличаются от нас в стремлении к совершенству.
Фабиус указал на вскрытые грудные клетки ксеновоинов и продолжил:
— Вот, например, две лежащие здесь особи. Они генетически идентичны в том смысле, что происходят из одного вида, но их тела были серьезно изменены.
— Изменены? — переспросил Фулгрим. — С какой же целью?
— Чтобы как можно лучше выполнять отведенную им в лаэранском обществе роль, я думаю. Эти изумительные экземпляры от рождения и по сию пору подвергались генетическим и биохимическим воздействиям, все более и более приспосабливаясь к предопределенной нише. Тот, что слева — истинный воин, его центральная нервная система была улучшена ради повышения скорости реакции в бою, она в разы выше, чем у «мирных» лаэранцев и не уступает нашей! Кроме того, видите, вот здесь, нечто похожее на гланды?
Фулгрим наклонился к телу ксеноса, тонкие ноздри сморщились от вони:
— Для чего они нужны?
— В случае ранения, «гланды» выпускают на чешую лаэранца некий состав, схватывающий края и образующий на ране твердые струпья. По сути, это биологические регенераторы, способные излечить даже тяжелое повреждение за считанные секунды. Нам повезло, что Капитан Деметер уложил ксеноса выстрелом в голову, и эти чудесные органы остались целы.
— Они есть у всех тварей с Лаэра? — заинтересованно спросил Фулгрим.
Апотекарий покачал головой и указал на гололитическую панель, по которой бежали строчки данных. Рядом в воздухе проецировались снимки различных срезов тел ксеносов и вращающиеся объемные изображения внутренних органов.
— Нет, и это самое изумительное из всего. Каждому лаэранцу ещё до рождения выбирается путь, по которому он будет следовать всю жизнь — воина, разведчика, торговца, дипломата или даже художника. Некоторые из доставленных сюда ксеносов имели увеличенные глазные яблоки, лучше воспринимающие цвета; у кого-то был усилен центр речи, а кому-то просто нарастили мышцы, видно, готовя в чернорабочие.
Примарх перевел взгляд на панели, считывая бегущую информацию со скоростью, недоступной никому из простых людей.
— Похоже, они действительно шли к идеалу… своим путем.
— Верно, мой Лорд, — возбужденно заявил Фабиус. — И изменение физиологии было для них лишь первым шагом!
— Так что же, ты считаешь их достойными совершенства, Байль? — обернулся Фулгрим, и в его голосе зазвучали неприятные нотки. — Следи за словами, которые произносишь. Сравнивать этих чуждых уродов с творениями Императора, по меньшей мере, неразумно.
— Нет, нет! — быстро нашелся Фабиус. — То, что Император сотворил с нами, просто недостижимо, но, быть может, становление Космодесантниками — лишь первый шаг по долгой дороге вдаль? Ведь мы — Дети Императора, и, как все дети, должны научиться ходить самостоятельно и пройти по этому пути. Что, если мы внимательно взглянем на свои тела и найдем в них ростки новых улучшений, приближающих недостижимый идеал?
— Замолчи! — выкрикнул Фулгрим, нависая над Байлем. — Я могу убить тебя на месте за подобные речи, Апотекарий!
— Господин, — не унимался Фабиус. — Цель нашей жизни — самосовершенствование во всем. Раз уж мы избрали её — то должны отбросить предрассудки и щепетильность, укорачивающие нам руки.
— Геносемя, вложенное в нас Императором, невозможно улучшить. Оно идеально! — отрубил Фулгрим.
— Так ли это? — спросил Байль, поражаясь собственной смелости. — Вспомните, наш прекрасный Легион едва не погиб на заре своего существования. Несчастный случай привел к разрушению огромной части нашего геносемени, но что, если на самом деле это ужасное событие произошло из-за ошибки творца?
— Я не страдаю от провалов в памяти. Когда мы с отцом вернулись на Терру, в живых оставалось ровным счетом две сотни воинов, это так.
— И что же сказал Император по поводу такой трагедии?
— «Хорошо, что это случилось сейчас, пока ты и твой Легион ещё совсем молоды. Вы вместе воспрянете из пепла подобно Фениксу из древних легенд».
Фулгрим не отрываясь смотрел на Апотекария, и тот чувствовал, как в душе его повелителя разгорается гнев при мысли о том, какую боль причинили ему те страшные дни. Фабиус ясно осознавал, что затеял опасную игру, и, возможно, такими вольными речами уже подписал свой смертный приговор. Но дело того стоило — открытие тайн самого Императора, проникновение в саму суть Адептус Астартес — если уж ради такого не рисковать головой, то ради чего же?
Примарх повернулся к Гвардейцам Феникса и кратко скомандовал:
— Оставьте нас. Ждите снаружи, пока я не прикажу вернуться.
Фабиус заметил, что телохранители Фулгрима обеспокоенно переглянулись, словно их повелитель оставался на поле боя наедине с жестоким врагом, а не с Апотекарием в сердце собственного флагмана. Так или иначе, Гвардейцы безмолвно поклонились и вышли.
Фулгрим проследил, как за ними сошлась раздвижная дверь Апотекариона и подошел к Байлю. Примарх задумчиво взирал на тела ксеносов и стоящего меж них смельчака, но по его лицу невозможно было понять что-либо. Умеющий управлять своими эмоциями Фулгрим мог быть загадочнее любого лаэранца.
— Ты сам веришь в то, что сумеешь улучшить геносемя Астартес? — наконец заговорил Примарх.
— Наверняка сказать не могу, — медленно начал Фабиус, пытаясь скрыть обуявший его восторг. — Но верю в то, что мы должны хотя бы попробовать. Быть может, попытки окажутся бесплодными, но если нет…
— То приблизимся к совершенству — закончил Фулгрим.
— И лишь несовершенством мы можем предать Императора — ответил Байль.
Примарх кивнул, соглашаясь:
— Действуй, Апотекарий. Делай, что должен, и будь, что будет.
БРАТСТВО ФЕНИКСА собиралось на обыденную встречу «у огонька» в Гелиополисе. Поодиночке или парами воины проходили через бронзовые врата и занимали места вокруг огромного круглого стола в самом центре темной залы. Впрочем, середина её купалась в падающем с потолка нежном свете, а в жаровне, укрепленной на крышке стола, потрескивало уютное оранжевое пламя. Почти на половине равномерно расставленных стульев черного дерева уже восседали Дети Императора, облаченные в длинные плащи. Их доспехи, как всегда, сияли, но при этом, ни на одном из воинов не нашлось бы и пластины неповрежденной брони. Война успела пометить всех.
Соломон Деметер увидел входящих во Врата Феникса Юлия Каэсорона и Мария Вайросеана, а за ними — остальных Капитанов Легиона, чьи Роты отдыхали после боев. Второй Капитан почувствовал, насколько устали его братья, и постарался как можно радостнее улыбнуться, когда они заняли места по обе стороны от него. Что же, Юлий и Марий вернулись живыми и невредимыми из ещё одного жестокого сражения — разве это не прекрасно?
Очищение Лаэра стало воистину тяжким испытанием для каждого из них. Три четверти войск Легиона, сменяя друг друга, вели непрерывные бои, и каждая свободная минута приносила счастье. По сути, большинство отрядов возвращалось на корабли лишь за пополнением амуниции.
План Лорда Фулгрима был блестящим и смелым, но не оставлял времени на отдых. Даже выкованный из адамантия Марий казался измотанным.
— Сколько за сегодня? — спросил Соломон, как обычно, боясь услышать ответ.
— Одиннадцать, — мрачно ответил Марий. — Не считая тех, кто умрут от ран в Апотекарии.
— Семеро, — вздохнул Юлий. — А у тебя?
— Восемь. Сгорели, картина была ужасная. И в остальных Ротах так же?
— Если не страшнее, — пожал плечами Юлий. — Наши Роты все-таки лучшие в Легионе.
Соломон кивнул в знак согласия. Каэсорон никогда не хвалился впустую, и сейчас в его словах не было ничего, кроме правды.
— Смотри-ка, новенькие, — сменил тему Первый Капитан, увидев за столом двоих Десантников, явно впервые в жизни допущенных в эту залу. Капитанские инсигнии, нанесенные на их доспехи, ещё источали запах свежей краски.
— Да, гибнут не только рядовые бойцы, — промолвил Марий. — Настоящие лидеры обязаны подвергать себя опасности и воодушевлять своих людей, ведя их за собой.
— Не надо закидывать меня цитатами, Марий, — поморщился Соломон. — Тем более что эта как раз говорит обо мне. Я давно стал командиром, идущим в бой во главе своего отряда.
— А как давно ты стал самым везучим ублюдком в Легионе? — встрял Юлий. — Я уже потерял счет боям, из которых ты не должен был вернуться живым!
Деметер улыбнулся, радуясь тому, что к друзьям понемногу возвращается хорошее настроение, и что тяготы войны все же не сломили их.
— Ну, Юлий, боги войны любят меня и не хотят, чтобы я погиб на этом никчемном промокшем шарике, по недоразумению названном планетой.
— Не нужно так говорить, — предостерег Марий.
— О чем ты?
— О «богах» и тому подобном. Это просто смешно и глупо.
— Не сердись, Марий! — рассмеялся Соломон, положив руку на наплечник друга. — За этим столом лишь один Бог Войны, и я имею честь сидеть рядом с ним!
Вайросеан сбросил его руку и огрызнулся:
— Не дразни меня, Соломон, я говорю серьезно!
