— Отлично. — Сказала Ина и направилась к выходу.
— Стой! Стрелять буду! — Закричал штатский.
Ина развернулась, одновременно стреляя из своего «оружия». Тонкий красный луч разнес пистолет человека.
— Вам не достаточно доказательств, что мы ратионы? — Спросила Ина. — У вас будет масса доказательств. — Она сделала несколько выстрелов и все вещи в кабинете разлетелись на мелкие кусочки. Взорвался даже сейф, из которого полетели деньги и разные бумаги. Ина разнесла и батареи. Из обрубков труб хлынула вода. — Мне продолжить? — Спросила Ина, глядя на людей. Они внутренне молили бога что бы пятерка убралась, оставив их в живых.
Ратионы покинули полицейский участок, забрали свою машину и уехали. Ина просто сбила шлакбаум перед носом полицейского, охранявшего стоянку и тот поднял тревогу.
Появилась погоня, которая тут же потеряла след машины, не поняв что она стала другой.
День подходил к концу. Машина остановилась около небольшой гостиницы и крыльвы решили не привлекать к себе внимание. Они стали обычными людьми и прошли в холл.
— Оплата вперед. — Сказал управляющий. Ина выложила перед ним деньги. — Э-э! Это не пойдет! — Выкрикнул он.
— А в чем дело?
— Это старые деньги. Я их не принимаю.
— А кто их принимает? — Спросила Ина.
— Их не принимает никто, кроме собирателей макулатуры.
— Замечательно. — Сказала Ина. — Это называется грабеж народа.
— Это не грабеж народа, а справедливость. — Сказал управляющий. — Честные люди не имели много таких бумажек.
— Ну да. — Проговорила Ина. — Они не имели много и то что было немного отобрали совсем.
— Раньше надо было думать. Полгода было дано на обмен.
— Идем отсюда. — Сказала Ина. — Одно хамье вокруг. Ни одного порядочного человека не осталось.
Пятерка вышла на улицу и некоторое время стояла, рассматривая все вокруг. Где-то вдали зазвучали сирены полиции и крыльвы некоторое время наблюдали за машинами полиции, двигавшимися по улице. Они остановились рядом и пятеро друзей не успели сообразить, как оказались под арестом.
Их проводили в полицейский участок и там же появился управляющий гостиницы, который наговорил всякой ерунды.
— Вы обвиняетесь в предательстве революции. — Сказал офицер полиции.
— В чем, в чем, в чем?! — воскликнула Ина, поднимаясь. — Да вы не имеете права нас задерживать! Мы граждане другой страны!
— Вы?! Да у вас нет никаких документов! — Закричал полицейский. — Я прибавляю к обвинению статью о попытке обмана государственных органов!
— Ты мелкий паразит. — Сказала Ина.
— И статью об оскорблении офицера при исполнении. — Добавил полицейский.
— Ну-ну, добавь еще что мы баранки ели не с той стороны. — Сказала Ина. Пятерку проводили в камеру и оставили там на ночь.
Суд был скорым. Пятерым присудили по шесть лет, приплюсовав срок за оскорбление суда, когда Ина обвинила судей в несправедливости.
Казалось, что революции не было. Крыльвов отправили в лагерь, где они оказались в таком же положении, в каком были люди до революции. И заключенные не жалели слов ругая Комитет Спасения, а вместе с ним и ратионов.
Крыльвы пробыли в лагере несколько дней. Они слушали людей, спрашивали обо всем и узнавали о новых законах, изданных правительством. Поначалу оно действительно вело нормальную политику, которая нравилась людям, но не прошло и двух месяцев, как начались репрессии. Людей обвиняли по самым мелким поводам, не говоря уже о крупных, и отправляли в лагеря.
— Сразу видно, что эти люди не умеют пользоваться свободой. — сказала Ина. — Их надо учить этому. — Она поднялась, прошлась по бараку и встала посередине. — Господа, попрошу минуточку внимания. — Сказала она. — Не кажется ли вам, что обвинения предъявленные вам несправедливы?
— Ну и что? — Спросил кто-то. — Что нам теперь, вешаться?
— Я думаю, нужно не вешаться, а требовать справедливости. Той, которая была обещана людям. Настоящей справеливости, а не этого идиотизма. Это не свобода, господа. Свобода, это когда вы можете говорить все что угодно и делать то что вы хотите.
— А если кто-то захочет воровать? — Спросил чей-то голос.
— Не надо утрировать мои слова. — Ответила Ина. — Нормальный человек не захочет совершать преступления.
— Значит, если я назову вас свиньей, это будет нормально? — Спросили люди. Вокруг все рассмеялись.
— Сейчас я объясню вам главный критерий, по которому определяется что можно делать а что нельзя. Можно делать все, что не ущемляет интересов других людей.
— Так получится, что нам ничего нельзя делать, потому что какой нибудь баюк объявит что все дела ущемляют его интересы.
— Вы должны понимать, что и этот самый баюк не может ущемлять ваших интересов. Существует граница этих интересов и эта граница должна определяться законом или нравственными понятиями. Конечно, же вашему соседу не понравится, если вы назовете его свиньей. Но он не имеет права обижаться на это, если он действительно свинья. — Люди вокруг рассмеялись. — И никто не имеет права сажать вас в тюрьму, если вы ругаете правительство за дело.
— Ну да. Интересно, кто вас станет слушать с такими словами?
— А вы разве не слушаете? — Спросила Ина. — Большинство из вас сидит здесь только за свои слова. И эти слова наверняка справедливы. Вы ругали правительство или какого нибудь чиновника, который делал что-то не так. И, раз вас посадили за это, это значит, что страна не свободна.
— Где же вы найдете таких чиновников, которые не будут сажать вас, когда вы их ругаете?
— Если все люди поймут то что я говорю, тогда и появятся такие чиновники, которые поймут, что ругая их вы выражаете свой справедливый гнев за то что они делают что-то не так. Они должны в таких случаях не звать полицию, что бы сажать вас в тюрьму, а решать что делать для того что бы люди их не ругали. Вот это и есть справедливость. Государство для людей, а не люди для государства. Вот главный лозунг!
— Ну ты загнула! Прямо как Рингер Рингер.
Рядом с Иной появились еще четверо ее друзей.
— Неужели вы все хотите сидеть в тюрьме за то что какому-то гадкому чиновнику не понравился ваш справедливый гнев? — Спросила Ина.
— Не хотим. А что сделаешь? Лезть нарожон?
— Вы забыли о революции? Тогда тысячи людей рисковали жизнями. И для чего? Для того что бы пришли другие чиновники и вновь начали сажать честных людей в тюрьму? Где справедливость, ради которой свершалась революция? Ее нет! Ее нет, потому что люди пришедшие в правительство не понимали что такое настоящая справедливость. Они не понимали этого, потому что страна больше ста лет жила по несправедливым законам. Люди не знают что такое настоящая справедливость.
— Откуда же тогда вы знаете?
— Мы знаем потому что мы граждане другой страны. — Ответила Ина. — Я не хочу говорить ничего дурного о вашей стране. У вас прекрасная страна, только вот законы в ней дурные. — Люди вновь рассмеялись. — И потому я говорю об этом с вами. Я хочу, что бы вы поняли то что я говорю. И если вы что-то не поняли, спрашивайте у других. Учитесь настоящей справедливости. Свобода слова, свобода собраний, свобода вероисповедания…
— Чего?! — Воскликнул кто-то. — Вероисповедания?! Да ты с ума сошла! Какая еще свобода вероисповедания! Бога нет!
— Ой-ой-ой! — Воскликнула Ина и прошла к человеку, говорившему это. — Ты уверен в том что сказал? — Спросила она.
— Да.
— Почему?
— Потому что его нет. Где он? Покажи мне? Почему он не пришел и не помог нам?
— А ты его просил об этом? Ты молился богу? Ты не веришь в него и хочешь что бы он тебе помогал?
— Это ваши религиозные штучки. — Сказал человек.
Ина несколько секунд молчала, глядя на него.
— Ты прав. — Сказала она.
— Что?
— Ты прав. — Повторила Ина. — Ты имеешь полное право верить в то что бога нет. Точно такое же право, как и права других людей. Они имеют право верить в то что бог есть. И это справедливо.
— Какое там справедливо?! Вы запутываете людей своей дурацкой верой!
— А ты не запутываешь людей своей дурацкой верой? — Спросила Ина.
— Я не верю.
— Ты не веришь в то что бога нет? — Спросила Ина.
— Я не верю что бог есть.
— Значит веришь, что его нет.
— Чего ты ко мне пристала! Я не верю, значит не верю!
— Отлично. — Сказала Ина. — Так объясни мне, чего ты ко мне пристал? Я верю, значит верю.
Люди вокруг вновь засмеялись.
— Господа. — Сказала Ина, выходя вновь на середину. — Мы здесь довольно славно поспорили. Вы над этим посмеялись. А теперь скажите, кого из нас двоих надо сажать в тюрьму? — Все молчали. — Я отвечаю на этот вопрос. Никого. Этого требует справедливость и свобода вероисповедания. Мы можем спорить друг с другом сколько угодно. Мы можем не спорить и остаться при своем. И это наше право. Это и есть свобода. Вы поняли меня? Я думаю поняли. Нельзя сажать в тюрьму человека за то что он думает не так как другой. И нельзя сажать человека за то что он говорит другому о том что он думает. Это есть свобода слова. А ругательства и оскорбления это уже не разговор. Вы можете спорить друг с другом, но в этом споре вы обязаны уважать друг друга.
— А если мы вот так возьмем и начнем спорить с тобой о том что справедливо, а что нет.
— Пожалуйста. — Ответила Ина. — Вот об этом я вас и прошу. Я хочу, что бы вы подумали сами и решили что верно. Вы можете спорить со мной и это ваше право. Точно такое же право свободы, какое есть у меня, что бы я могла вам говорить то что я думаю.
— Не слабо сказано, а! — Воскликнул кто-то. — А ведь она верно говорит, ребята.
— Да заткнись ты. Все это только слова, а толку от них ни на грош.
— Если я сейчас убедила хоть кого-то, то в моих словах уже есть толк. — Сказала Ина. — Я призываю вас думать своей головой.
— А если мне не охота думать? — Спросил кто-то.
— Пожалуйста. — Ответила Ина. — Я не никого заставляю.
