называю обратным качественным скачком. Ну, а если существует обратный, то в ходе эволюции на рубеже рептилий и млекопитающих должен произойти и прямой! Закономерно приходишь к такому выводу.
Только я собрался заговорить и сообщить Михаилу, что он не даром потерял время в аспирантуре, как услышал осторожный вздох и, скосив глаза, увидел лицо Зиночки. Честно говоря, я и раньше потихоньку наблюдал за ней. Все это время она сидела, не спуская глаз с мужа, и буквально жила его рассказом. На лице ее, как в зеркале, отражались все мысли и чувства Михаила. Она то улыбалась, то хмурилась, замирала, когда речь шла о ящерицах, поводила худенькими плечиками, когда Михаил рассказывал о кошках. Лишь глаза ее совсем не меняли выражения. И в них светилась такая увлеченность, такая любовь и преданность Михаилу, что я раз и навсегда простил ее маленький рост, и курносый нос, и командирские замашки.
5
Выслушав мой рассказ о посещении молодой четы, Сергей восхитился:
— Вот это везение! Вероятность случайной встречи с нейробионикой никак не больше одной стотысячной, а тебе с первой же попытки выпал выигрыш. Ты родился под счастливой звездой, Николенька. — Он помолчал и уже серьезнее добавил:
— Умница твой Михаил! Оригинальные, неординарные суждения, упорство, молодость. Ей-ей, надо бы ввести его в наше дело основательно.
— Да он рад будет!
Гранин качнул головой:
— Понимаю, но, к сожалению надо соблюдать научный этикет и испросить соответствующее разрешение у Шпагина. Да и не только насчет Михаила, — добавил он задумчиво.
Шпагина мы навестили на следующий день. Дверь отворила высокая полноватая женщина. У нее было округлое мягкое лицо, — полные губы и карие приветливые глаза.
— Здравствуйте, — певуче проговорила она, оглядывая нас, — вы к Юре?
— Если фамилия Юры — Шпагин, то вы угадали, — галантно ответил Гранин.
Женщина засмеялась и протянула большую мягкую руку сначала Сергею, а потом и мне.
— Шпагина, Надежда Львовна.
Она остановила свои улыбающиеся глаза на Сергее.
— А вы, конечно, Гранин Сергей Владимирович, правда ведь? Ну, а вы Николай Андреевич, — уже уверенно определила она, — впрочем, какой же Андреевич, просто Коля. Да что же мы стоим в дверях? Проходите!
Помогая пристроить нам плащи и шляпы на вешалку, Надежда Львовна продолжала певуче:
— Видите, как много говорил мне о вас Юра — сразу вас узнала. Только я почему-то думала, что вы постарше.
— Просто мы хорошо сохранились, — ввернул Сергей, заталкивая подальше на полку непокорную шляпу.
— Ну-ну, не хитрите. Сорока-то вам еще нет, а до сорока мужчина еще не мужчина.
Она спросила с шутливой строгостью:
— Вы с хорошими вестями? А то ведь не пущу.
— С хорошими, Надежда Львовна, — не выдержав похвастался я.
— С удовлетворительными, — поправил меня Сергей недовольно, — всего лишь с удовлетворительными.
— И то ладно, — вздохнула Надежда Львовна, — так и быть, проходите.
В свежей шелковой рубашке, чисто выбритый, но какой-то взлохмаченный и помятый, Шпагин лежал на диване с потрепанной книгой в руке. Форточка была открыта, но, несмотря на это, комната полна табачного дыма. Пепельница, стоявшая на полу возле дивана, была забита табачными окурками, а вокруг нее — горки пепла. На столике стояла ваза с огромными яблоками, скорее всего — алма-атинским апортом. Не отрывая глаз от книги и не обращая никакого внимания на вошедших, Шпагин нехотя грыз одно такое царь-яблоко.
— Юрий! — окликнула мужа Надежда Львовна.
— Ну? — буркнул Шпагин, с шумом переворачивая страницу. Он окинул нас равнодушным, рассеянным взглядом и хотел было вновь углубиться в чтение, но призадумался и снова взглянул на нас, теперь уже осмысленно.
— Так это вы, — Шпагин расплылся в улыбке, — здравствуйте, черти!
Он захлопнул книгу, швырнул в угол дивана, а огрызок яблока бросил в пепельницу, но не попал.
— Мне иногда очень хочется поставить тебя в угол, — строго сказала Надежда Львовна.
Шпагин скорчил умоляющую гримасу, рывком поднялся с дивана, подобрал злополучный огрызок, аккуратно опустил его в окурки, а саму пепельницу ногой пихнул под диван.
— Вот и все в порядке, Наденька, — сказал он, — видишь, как просто. И не надо на меня так смотреть, лучше организуй нам что-нибудь этакое, что помогает ученой беседе. А вас я рад видеть. Ей-богу не вру! Садитесь, садитесь же! И забудьте всякие церемонии. Они у нас не в почете.
Надежда Львовна молча улыбнулась, покачала головой и неспешно вышла из комнаты. Шпагин, проводив ее взглядом, плюхнулся на заскрипевший диван рядом с Сергеем и пожаловался:
— И откуда у женщин эта неистребимая любовь ко всяким дурацким условностям? Это нельзя вообще, это можно, но только за столом, а чтобы валяться на диване, надо, видите ли, надевать халат или пижаму. Да я в жизни не носил ни того, ни другого! Идиотская мода! Чувствуешь себя не то арестантом, не то сенатором. Да все это ерунда! Ну? — грубовато подтолкнул он Сергея.
Гранин молчал, словно не слыша его и думая о чем-то своем. Шпагин сердито засопел, пошарил вокруг глазами, хлопнул себя по карманам, достал мятую пачку дешевых папирос, чиркнул спичкой и жадно затянулся.
— Ну же! — повторил он уже просительно, почти умоляюще: — Что-нибудь нащупали?
Гранин поднял голову.
— И да, и нет.
Шпагин дернул плечом.
— Терпеть не могу эти словесные выкрутасы!
Сергей чуть улыбнулся.
— Ну, если вам хочется определенности, — да. Но это «да» — лишь догадка. Чтобы вынести окончательный приговор, нужно ее проверить.
— Зачем же стало дело, черт подери? Я и весь мой отдел со всеми потрохами в полном вашем распоряжении.
Сергей прямо взглянул на Шпагина и твердо проговорил:
— Чтобы ее проверить, нужны широкие консультации с представителями других наук: с математиками, биониками, психологами и психиатрами. Нужно сорвать покров секретности с вашей работы, влить в нее свежую кровь, свежие силы. Нужно создать новый, комплексный творческий коллектив.
Несколько долгих секунд они смотрели в глаза друг другу, в комнате висела тревожная тишина. Потом Шпагин отвел взгляд и протянул неопределенно:
— Та-а-к!
В несколько глубоких затяжек он докурил папиросу, смял окурок, хотел швырнуть его на пол, но в последний момент передумал, скатал шарик и положил на столик рядом с вазой.
— Так! — теперь уже мрачно сказал он, — вы предлагаете мне расписаться в своей научной несостоятельности.
Сергей хотел возразить ему, но Шпагин нетерпеливо перебил:
— Оставьте! Не золотите пилюлю, не нуждаюсь. — Он дернул плечами и саркастически усмехнулся.
