Мне это в конце концов надоело, и, чтобы отделаться, я ответил невпопад:
— Лучше всего вот это…
— Это? А подойдет ли? — спрашивала она, вертясь перед зеркалом. — Нет, оно мне не нравится! — Сбросив его, она отшвырнула его ногой, словно какой-то мусор, и сразу надела другое. Она пересмотрела все свои кимоно и все отвергала. — Дзёдзи-сан, закажите мне новое кимоно! Для танцев ни одно не подходит. Для танцев нужно гораздо более нарядное! А в этих у меня никакого вида не будет. Ну, пожалуйста! Закажите, ведь мне необходим выходной туалет!
В то время моего жалованья уже никак не хватало на все причуды Наоми. Вообще-то я очень аккуратен с деньгами, когда я был холостяком, мои расходы на жизнь были точно распределены, а остаток, пусть незначительный, я всегда откладывал, поэтому, когда у меня появилась Наоми и собственный дом, я мог позволить себе кое-что лишнее. Я был влюблен, но это не мешало мне по-прежнему усердно работать в компании, быть образцовым, трудолюбивым, прилежным служащим. Доверие начальства ко мне росло, постепенно росло и жалованье. Вместе с наградными, которые я получал каждые полгода, я имел в среднем четыреста иен в месяц. Этих денег более чем достаточно, чтобы жить не нуждаясь, но нам никак не хватало. Кажется, я пускаюсь в излишние подробности, но все же упомяну, что на жизнь у нас ежемесячно уходило больше двухсот пятидесяти, а иногда и все триста иен. Из них за наем дома мы платили тридцать пять иен (за четыре года плата повысилась на пятнадцать иен), затем, за вычетом платы за газ, электричество, отопление, стирку европейской одежды, от двухсот до двухсот сорока иен в основном уходило на еду. Да оно и не могло быть иначе — Наоми, раньше довольствовавшаяся одним бифштексом в ресторане, начала привыкать к излишествам. Каждый день она хотела то одного, то другого. Кроме того, она терпеть не могла сама готовить, возиться на кухне и обычно заказывала еду в ближайшем ресторане.
— Ах, как хочется чего-нибудь вкусненького! — таков был обычный припев Наоми, когда она скучала. Раньше она любила исключительно европейские блюда, теперь же вкусы у нее изменились, и она часто привередничала:
«Хочу суп из такого-то ресторана…» Или: «Надо попробовать заказать сасими там-то и там-то…»
Я обедал на службе, Наоми была одна, но с каждым днем становилась все расточительней. Вечером, вернувшись домой, я часто видел на кухне пустые деревянные ящички из-под еды, присланные из ресторана, или же европейскую посуду.
— Наоми-тян, ты опять что-то заказала из ресторана? Ведь это очень дорого стоит. И потом ведь ты одна, ты женщина, такая роскошь, пожалуй, немного чересчур, сама посуди!..
Сколько я ей ни говорил, она отвечала:
— Я беру оттого, что остаюсь одна. Неохота самой для себя готовить! — и недовольно отворачивалась.
В конце месяца счета из японского и европейского ресторанов, мясной, рыбной, кондитерской, овощной и фруктовой лавок достигали огромных размеров, так что оставалось лишь удивляться, как можно было съесть такое количество еды.
Крупные суммы уходили еще и на стирку в европейской прачечной. Наоми не желала стирать себе даже носки и все грязное отдавала в стирку. А когда я пытался сделать ей замечание, она обрывала меня на полуслове:
— Яне служанка — Или же: — Если я буду стирать, у меня загрубеют пальцы и я не смогу играть на рояле. А вы мне что говорили? Что я — ваше сокровище… Как же вы отнесетесь к тому, что у меня огрубеют пальцы?
Вначале Наоми занималась уборкой дома и охотно работала в саду, но это продолжалось недолго — год, полтора от силы. Ладно, стирать она не хотела, но хуже всего было то, что в доме воцарились беспорядок и грязь. Одежда оставалась лежать там, где ее бросили, со стола никогда не убиралось. Везде валялись пустые блюда, чашки, блюдца, кружки для питья, грязное белье и нижние юбки. Стулья и столы, не говоря уж о полах, покрывал толстый слой пыли. Занавеси из индийского шелка стали неузнаваемы, они висели так долго, что пропитались сажей. Сказочный домик, бывший когда-то светлой «клеткой для птички», совершенно изменил прежний облик, в комнатах стоял резкий, неприятный запах. Даже я вышел, наконец, из терпения.
— Я сам все приберу и вычищу, а ты ступай в сад! — говорил я и начинал сметать пыль. Но сколько я ни чистил, пыли набиралось еще больше, я не мог с этим справиться. Делать нечего, несколько раз я даже пытался нанять служанок, но все они не выдерживали больше пяти дней. Кроме того, у нас не было помещения для прислуги и мы чувствовали себя неловко в присутствии постороннего человека. Получив прислугу, Наоми ленилась еще больше, не хотела ударить палец о палец и только и знала, что командовать: «Пойди туда, пойди сюда, принеси то-то и то-то…» Ей даже не приходилось самой ходить за тем или иным блюдом в ресторан. В конечном итоге, держать прислугу оказалось для нас невыгодно, да и мешало «развлекаться», как мы привыкли.
Я хотел откладывать каждый месяц хотя бы по десять — двадцать иен, но расходы Наоми так выросли, что об этом нечего было и думать. Каждый месяц она обязательно покупала себе новое кимоно. Правда, это были дешевые шелка, но шила она не сама, а отдавала портнихе; поэтому кимоно обходилось в пятьдесят — шестьдесят иен. Если ей не нравилось какое-нибудь кимоно, она совала его в стенной шкаф и вовсе не надевала. Любимые кимоно она занашивала буквально до дыр, шкаф ломился от этих старых лохмотьев. А обувь!.. У нее было бесконечное количество японской обуви, как выходной, так и будничной. Она покупала тэта и дзори почти каждые десять дней, и хоть стоили они не так уж дорого, но при таком количестве это превращалось в изрядную сумму.
— Тэта непрактичны, лучше носить туфли, — сказал я ей.
Раньше ей очень нравилось ходить в туфлях и в хакама, как настоящей школьнице, но теперь, даже идя на уроки, она не надевала хакама и жеманно говорила:
— И так сразу видно, что я настоящая уроженка Токио. Я могу быть одета как угодно, но обувь должна быть изящной! — подчеркивала она мои провинциальные взгляды. Чуть ли не каждый день она брала у меня три — пять иен на мелкие расходы: концерты, трамвай, учебники, журналы, книги… Кроме того, занятия английским языком и музыкой стоили двадцать пять иен, которые нужно было платить регулярно каждый месяц. При таких расходах нелегко было укладываться в четыреста иен.
Деньги — такая штука, что только начни их тратить, и они исчезнут в одно мгновенье. За эти три- четыре года я истратил все свои сбережения и от них уже ничего не осталось.
Я человек, не способный делать долги. Если я сразу не плачу по счету, я не могу чувствовать себя спокойно. При приближении 31 декабря[11] испытываю невыразимые муки.
— При таких тратах нам будет не на что жить… — пытался я урезонить Наоми.
— Ну и что? Разве нельзя сказать, чтобы подождали? — говорила Наоми. — Мы живем здесь четыре года, так почему бы им не подождать, пока мы заплатим? Скажем, что уплатим через полгода, и все охотно подождут. Нехорошо, что Дзёдзи-сан такой робкий и совсем не умеет изворачиваться! — говорила она. Однако все свои покупки предпочитала оплачивать наличными, зато плату по счетам хотела отсрочить, приурочив к выдаче наградных, В то же время она сама не умела отказывать кредиторам и придумывать разные благовидные предлоги.
— Я не люблю. Это мужское дело, — говорила она и, когда наступал конец месяца, неожиданно исчезала из дому.
Могу сказать, что я отдавал Наоми все, что зарабатывал. Моим заветным желанием было сделать Наоми красивой, избавить от нужды, чтобы она спокойно росла и развивалась; поэтому, каких бы трудов мне это ни стоило, я продолжал потворствовать ее прихотям. Значит, нужно было экономить на чем-то другом; к счастью, я ничего не тратил на себя, но все же иногда случалось, что коллеги по работе устраивали встречи, — тогда я старался всяческими способами уклониться, хоть это и было неблагородно. Я экономил на всех своих расходах — на одежде и на еде. Каждый день, садясь в электричку, я брал себе билет третьего класса; у Наоми был сезонный билет во второй класс.
Я тоже не любил стряпать, но кушанья из ресторана стоили дорого, поэтому я сам готовил себе еду. Наоми это не нравилось.
— Мужчина, а возитесь на кухне! Смотреть противно! — говорила она. — Дзёдзи-сан, ну почему вы круглый год носите один и тот же костюм? Надо быть более элегантным! Мне не нравится, что только я
