«Выезжаю сегодня экспрессом «Чайка».
Юкико».
Эту телеграмму принесли в тот самый момент, когда Эцуко с матерью и О-Хару расставляли в гостиной украшения для праздника кукол.[52] В Осаке этот праздник принято отмечать не в марте, как в Токио, а в апреле, поэтому, строго говоря, начинать эти приготовления было преждевременно. Но накануне Таэко подарила племяннице собственноручно сделанную фигурку актёра Кикугоро в костюме из пьесы «Додзёдзи».[53] А поскольку Сатико знала, что Юкико должна приехать со дня на день, ей пришло в голову заняться подготовкой к празднику уже теперь.
— Эттян, — сказала она дочери, — давай-ка поставим фигурку Кикугоро вместе с твоими куклами. Пусть они тоже встретят Юкико.
— Мамочка, но до праздника ещё целый месяц.
— Да и персики ещё не расцвели, — заметила Таэко. — И потом, разве ты не знаешь, что есть такая примета: если девочка выставит кукол раньше времени, ей будет трудно выйти замуж?
— Ты всё перепутала. Не полагается, чтобы куклы стояли после праздника. Помнишь, мама всегда говорила, что кукол необходимо убирать на следующий же день после праздника. А заранее выставлять их не возбраняется, в этом нет ничего дурного.
— Вот оно что? Я этого не знала.
— Теперь знай. Такой всезнайке, как ты, не к лицу не знать таких простых вещей.
Куклы, о которых шла речь, были заказаны в знаменитом киотоском магазине «Марухэй» к первому в жизни Эцуко весеннему празднику. После того как семья поселилась в Асии, их всегда выставляли в гостиной. Хотя европейское убранство гостиной не вполне вязалось с этими сугубо японскими украшениями, место для них было именно здесь, в комнате, где собиралась вся семья. Желая порадовать сестру, которая не была в Асии целых полгода, Сатико предложила выставить кукол раньше обычного, чтобы они простояли весь месяц, пока Юкико будет с ними. И вот сегодня, третьего марта, они принялись за дело.
— Ну что я тебе говорила, Эттян?
— Да, мамочка, ты была права. Юкико действительно приезжает сегодня.
— Как раз к празднику кукол!
— Это хорошая примета, — сказала О-Хару.
— Значит, на этот раз она выйдет замуж?
— Эттян, не вздумай сказать это в присутствии Юкико.
— Хорошо. Я понимаю.
— И ты, О-Хару, тоже. Гляди, чтобы не повторилась прошлогодняя история.
— Не извольте тревожиться.
— Я понимаю, ты в курсе дела, но, пожалуйста, если тебе захочется поговорить об этом, сделай так, чтобы Юкико не слышала.
— Слушаюсь…
— Ой, надо скорее позвонить Кой-сан! — воскликнула Эцуко.
— Прикажете мне позвонить?
— Нет, ступай лучше ты, Эттян.
Эцуко побежала к телефону и попросила соединить её со студией в Сюкугаве.
— …Да, сегодня… Приходи домой пораньше… Нет, не «Ласточкой», а «Чайкой»… О-Хару поедет в Осаку, чтобы её встретить…
Прилаживая золотую диадему к головке куклы-императрицы, Сатико внимательно прислушивалась к разговору.
— Эттян, — крикнула она дочери, — скажи Кой-сан, что я прошу её, если она не занята, встретить Юкико.
— Послушай, Кой-сан, мама говорит, чтобы ты, если не занята, встретила Юкико… Да, да… Поезд прибывает в девять вечера… Поедешь, да?.. Значит, О-Хару может не ехать?..
Таэко прекрасно понимала, почему сестра просит её поехать на вокзал. Тётушка Томинага в тот свой приезд недвусмысленно дала понять, что в скором времени Таэко тоже предстоит переехать в Токио, но в суете о ней, как видно, просто забыли.
Таким образом, Юкико исполнила волю «главного дома», а она, Таэко, продолжала наслаждаться полной свободой. Хотя бы уже поэтому Таэко полагалось встретить сестру на вокзале.
— А папе позвонить?
— Зачем же? Он придёт домой с минуты на минуту. Узнав о приезде Юкико, Тэйноскэ невольно поймал себя на мысли, что очень соскучился по ней за эти полгода. Ещё совсем недавно он всячески противился её приезду, и теперь ему стало неловко при одном воспоминании об этом.
Стремясь встретить свояченицу как можно радушнее, он распорядился приготовить для неё ванну и позаботиться об угощении. Скорее всего, Юкико поужинает в поезде, сказал он, но, быть может, ей захочется ещё раз перекусить перед сном. Тэйноскэ велел принести две бутылки её любимого вина, собственноручно обтёр их влажной тряпкой и проверил, достаточной ли оно выдержки.
Эцуко пытались отправить спать до приезда Юкико: завтра она успеет вволю наговориться с «сестричкой», но девочка и слушать об этом не хотела. Наконец в половине десятого О-Хару всё-таки удалось, увести её наверх. Вскоре, однако, у входной двери раздался звонок, и девочка со всех ног бросилась вниз:
— Юкико! Юкико приехала!
— С возвращением! — приветствовали Юкико взрослые.
— Спасибо.
Юкико вошла, в переднюю, осаживая радостно прыгавшего вокруг неё Джонни. Следом появилась и Таэко с чемоданом в руках.
Рядом с Таэко, которая в последнее время как-то особенно расцвела, Юкико выглядела усталой и измождённой, видно, её утомила дорога.
— А где подарки? Что ты мне привезла? — Не дожидаясь разрешения, Эцуко открыла чемодан Юкико и вытащила оттуда пакет с узорчатой бумагой и коробочку с носовыми платками.
— Это для твоей коллекции, ведь ты собираешь носовые платки?
— Да. Спасибо большое!
— Там для тебя есть ещё кое-что. Ну-ка, поищи хорошенько.
— Вот! Нашла!
Эцуко раскрыла коробку, завёрнутую в бумагу с маркой знаменитого магазина «Авая» на Гиндзе, и увидела красные лакированные сандалии.
— Какая прелесть! — воскликнула Сатико. — В Осаке таких не купишь. Убери сандалии в коробку, Эттян, ты их наденешь, когда поедем любоваться сакурой.
— Хорошо. Спасибо тебе, сестричка!
— Мне кажется, ты ждала не столько меня, сколько подарков.
— Ну всё, а теперь забирай свои сокровища и отправляйся спать.
— Только пусть сегодня Юкико спит со мной.
— Хорошо, хорошо, — сказала Сатико. — Юкико должна принять ванну, поэтому пока что ступай к себе с О-Хару.
— Юкико, приходи скорее, ладно.
Когда Юкико вышла из ванной, было уже около двенадцати. Как давно не сидела она в гостиной вместе с сёстрами и зятем за этим столиком с белым вином и сыром, слушая, как уютно потрескивают дрова, в камине!
— До чего же тепло здесь, в Асии. Я почувствовала это сразу, как только вышла из поезда.
— Уже весна. Скоро праздник Омидзутори.
— Неужели в Токио намного холоднее?
