– Папа, какой ты хороший!
– Что ты, – сказал он печально. – Из меня получился ужасный родитель. Спроси Ингрид. – Он сделал движение рукой в сторону жены, которая прошла за Лили в гостиную, но остановилась поодаль, давая возможность Лили побыть с отцом наедине.
– Я вижу, что болезнь не мешает тебе наслаждаться вином, – заметила Лили, кивнув в сторону бокала возле его локтя и беря легкий и шутливый тон.
– Не мешает. Слава Богу, я еще могу пропустить стаканчик! – вздохнул он. – Ах, Лили, до чего я докатился! Я всегда думал, что умру сразу. Не ожидал, что со мной произойдет такое.
– Не говори так, папа. Ты не умрешь!
– Увы, Лили. От этого не уйти. – Он произнес это в философском тоне, и она не сумела возразить ему. Все мысли о том, как заставить его усиленно лечиться, вылетели у нее из головы. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: слишком поздно.
– Ну… хорошо ли ты долетела? – спросил он.
– Да… прекрасно. – Такие вопросы не имели никакого значения, но они, по крайней мере, сглаживали неловкость момента.
– А как тебе удалось так быстро договориться об отлучке с работы?
– Мне положен отпуск, и я просто сказала, что беру его. Меня заменят. В этом нет проблем.
– Хорошо. А воздушное такси встретило тебя в Барбадосе?
– Да, новый пилот. Он показался мне приятным.
– Тогда все в порядке. Я не хочу, чтобы ты… – Он замолчал. Ему так много надо было сказать ей, но не сразу: к тому же он уже чувствовал себя очень уставшим.
– Папа, – сказала она, читая его мысли. – Если ты беспокоишься о моих встречах с Джорге, то напрасно. Между нами давным-давно все кончено. Теперь я повзрослела и поумнела.
Тени вокруг его глаз сгустились.
– Разве это меняет дело?
– Да, – твердо произнесла Лили. – Тогда я была неопытной. Я не знала того… – что мне известно теперь.
– Лили. – Его пальцы, походившие теперь на когти – настолько они исхудали, – сжали ее руку. – Ты по- прежнему мало что знаешь. Нам надо поговорить…
Возбуждение в его голосе встревожило Лили. Оно не осталось незамеченным и Ингрид.
– Отто, не сейчас, – вмешалась она. – Лили надо с дороги принять ванну, переодеться во что-то легкое, а тебе надо отдохнуть.
– Ради всех святых! Я только и делаю, что отдыхаю! Но мне это совсем не помогает.
– Сегодня ты уже перенапрягся, – твердо заявила Ингрид, не сдаваясь. – Ты волновался из-за Лили – не отрицай, потому что я знаю. Ну вот, она здесь, жива и здорова. Не случилось ни авиакатастрофы, ни угона самолета, ни задержек, ни встречи с Джорге. Ты можешь выпить еще стаканчик и расслабиться. Для откровенных разговоров по душам завтра будет сколько угодно времени.
– Папа, Ингрид права.
Лили поцеловала его руки и выпустила их, поднимаясь.
– Я приехала сюда, по крайней мере, на две недели, а будет необходимо – задержусь и еще. Видишь, времени у нас – хоть отбавляй.
Произнося эти слова, она уже знала, что это неправда. Их время может оказаться чрезвычайно ограниченным. Но один день вряд ли что-нибудь изменит.
– Увижу тебя за ужином… или раньше, если я управлюсь, а ты не будешь отдыхать. Ужин по-прежнему в восемь?
– Конечно. Здесь ничего не меняется. – Он имел в виду – и Лили это поняла – не только время приемов пищи.
Она улыбнулась ему, скрыв переполнившие ее эмоции за маской невозмутимости.
– Береги себя. И никаких безумств – когда меня нет поблизости!
Отто устало улыбнулся ее шутке. Малейшее движение стоило ему теперь больших усилий.
– Даю тебе слово, любимая.
Когда Гарсиа удалился на свой катер, стоявший на якоре у причала, Джорге по взлетной полосе направился к домику, где размещалась контора «Эр перпетуа». Он надеялся, что новый пилот все еще там, но летчик уже ушел. В конторе, однако, находился Мануэль, листал бумаги. Он, ухмыляясь, взглянул на вошедшего Джорге.
– Все идет гладко? – с ходу спросил Джорге.
– Ать-два, никаких проблем.
– Хорошо. – Джорге взял в руки бланк, посмотрел на него, положил обратно. – Вижу, пассажира встретил новый пилот.
– Так точно. – Ухмылка Мануэля стала шире. Он знал, что за пассажир прилетел и что это означало для Джорге, но ничего не сказал. Его не касалось, чего Джорге добивался от дочери старика, как и от прочих женщин, хотя его иногда забавляла эта слабость Джорге; он восхищался – и завидовал – многим его
