допустил роковую ошибку, потому что доверял Грегу всецело, считая его старым добрым другом. Грег был его партнером и приятелем – значит, он не способен его обмануть. Каким бы заядлым бабником он ни был – они с Хьюго частенько шутили за стаканчиком по поводу одержанных Грегом побед, – он никогда не наложил бы кучу на пороге собственного дома, как говорится в одной грубоватой пословице. В этом Хьюго был уверен, поэтому он смотрел сквозь пальцы на увлечение Полы. Кроме того, Грег никогда не проявлял к Поле большего интереса, чем к любой красивой женщине и жене своего друга. Хьюго очень долго верил в это, а когда у него появились первые сомнения, то это касалось не Полы, а финансовых махинаций человека, которому он доверил управление своими делами. Поползли слухи – пока что передававшиеся шепотком, – что некоторые операции Грега не так безупречны, как кажутся, и Хьюго был потрясен, когда они до него докатились. Сначала он не обратил на них внимания, проявляя, как обычно, лояльность к другу. Он давно подозревал, что Грег иногда сильно рискует, но разве не так поступает большинство людей, называющих себя финансистами? Именно рискуя, они делают деньги, но он не мог поверить, что Грег замешан в чем-то явно бесчестном. Однако слухи росли, и тут у Хьюго впервые появились сомнения в искренности Грега: поговаривали о том, что Грег вкладывает огромные средства, чтобы помочь встать на ноги одному молодому итальянскому модельеру. Хотя сам Хьюго теперь прочно стоял на ногах и у него хватало здравого смысла не считать себя единственным талантливым творцом моды, он был обижен и озадачен тем, что, общаясь с ним, Грег даже не упомянул об этом.
– Что это за разговоры о том, что ты интересуешься итальянской модой? – спросил он однажды, когда они с Грегом вместе обедали. – Неужели Штаты уже малы для тебя?
Грег улыбнулся, сверкнув очень белыми зубами.
– Я делаю деньги, где только могу, приятель, и я нутром чую, что в Италии можно сделать большие деньги, если взяться за дело с умом. Не забудь и то, что я наполовину итальянец.
– Кто же этот модельер, и почему ты им занялся?
– Пока что его имя ничего тебе не скажет. Хотя могу поручиться, что вскоре ты о нем услышишь. А дело вот в чем: я должен убедить одну крупную фирму и фабриканта текстиля дать денег моему протеже. Они возьмут на себя расходы, а он создаст несколько коллекций и сделает себе имя. Большая часть прибыли пойдет на возмещение этих расходов, пока модельер не выкупит свою долю.
– А что получишь ты? – спросил Хьюго, пытаясь подавить в себе странное ощущение, что Грег чего-то недоговаривает.
Грег засмеялся и постучал себя пальцем по носу.
– Я внакладе не останусь, не бойся. Посредники никогда не бывают внакладе.
– Понимаю, – сказал Хьюго, подумав, что несмотря на свой успех, он далеко не так богат, как Грег.
Назавтра он сообщит об этом разговоре Лэдди, и удивился, когда его помощник помрачнел.
– За последнее время я слышал о Греге кое-что такое, что меня немного беспокоит, – признался он.
– Да, это неприятно, – согласился Хьюго. – Но я не думаю, что молодой итальянский модельер сможет причинить нам какой-то вред. Ведь наша продукция расходится главным образом здесь, в Штатах.
– Я не это имел в виду. – Лэдди провел рукой по своим коротко остриженным волосам, поседевшим за одну ночь от ужаса, когда Крис покончил жизнь самоубийством. – То, что я слышал, касается нас гораздо больше. Я не говорил тебе об этом, ведь Грег – твой друг, да и разговор был конфиденциальный. – Лэдди осекся, и Хьюго догадался, что разговор, очевидно, состоялся с одним из приятелей Лэдди – гомосексуалистом, возможно, с человеком высокопоставленным, о склонностях которого пока еще не знали. – Речь идет о финансовых операциях, – продолжал он минуту спустя, – молю Бога, чтобы это оказалось неправдой, но предполагают, что он может стать объектом расследования.
Боже! Хьюго сидел, не двигаясь, но весь похолодел внутри. Что, черт возьми, затеял Грег? И какие последствия это может иметь для него и для дела, если только во всем этом есть доля правды?
Вскоре после этого разговора Хьюго заметил, что состояние Полы снова ухудшается. Вновь начавшиеся у нее приступы молчания перемежались истериками. Однажды он проснулся среди ночи: ему показалось, что кто-то залез в дом: спустившись вниз по лестнице, он увидел Полу – она бродила по дому, словно сомнамбула.
– Дорогая, что случилось? – спросил он с беспокойством.
Она уставилась на него в ужасе, словно увидела привидение.
– Что с тобой? – продолжал Хьюго озабоченно, и тут она взорвалась:
– Со мною ничего… ничего! Оставь меня в покое! Почему все ко мне пристают?
– Никто не пристает к тебе, – успокаивал ее Хьюго. – Но сейчас четыре часа утра. Тебе не спится?
– Да. И что тут удивительного? – Она разразилась слезами и оттолкнула его, когда он попробовал ее обнять.
– Любовь моя, я не знаю, что с тобой происходит, и не смогу помочь, если не скажешь мне, что с тобой, – сказал он в отчаянии. – Ради Бога, ложись в постель. Утром все покажется не таким страшным.
Он заставил ее подняться по лестнице, хотя она так громко рыдала, что он боялся, как бы она не разбудила Гарриет или няню и других слуг. Пола дрожала, как осиновый лист, похолодевшая и испуганная, но он уложил ее в постель, принес стакан бренди и, усевшись на краешек кровати, заставил ее выпить.
– Тебе приснилось что-нибудь страшное? – ласково спросил он, как спрашивают ребенка. Она покачала головой, но так и не рассказала ему, что ее расстроило. Он дал ей пару таблеток снотворного и посидел рядом, пока они не подействовали. Он поборол соблазн лечь рядом с ней и крепко обнять ее, опасаясь, что это не улучшит ее состояние. От Полы можно было ожидать чего угодно, к тому же в последнее время она, кажется, питала отвращение к супружеской близости.
Хьюго решил утром посоветоваться с Бастером и попросить его обследовать Полу. Но он сразу же отказался от этой мысли. Ведь Пола решительно утверждала, что с ней все в порядке, – да и как бы он смог объяснить доктору ситуацию? Когда-то он связывал странное поведение Полы с рождением Гарриет, но дочери было уже почти четыре года. Мужской гордости Хьюго был нанесен страшный удар: приходилось признать, что его жена просто не выносит близости с ним. Вся его плоть изнывала от желания быть с ней, а сердце стонало от любви. Когда Хьюго привез ее в Нью-Йорк, он был полон решимости сделать ее
