своего эгоизма, тогда как я… я была трусливой и скрытной. Я всех вас обманывала, Гарриет, да простит меня Господь!
Она подняла стакан с бренди, увидела, что он пуст и тряхнула головой, подавив рыдание. Гарриет подошла к бару, взяла бутылку и наполнила стаканы – себе и Салли. Ей необходимо выпить – и, если Гарриет не ошибается, потребуется еще и еще, пока она не закончит свой рассказ. Салли сидела на самом краешке одного из старинных кресел, Гарриет притащила для себя пуфик с другого конца комнаты. Она немного дрожала, но ощущала странное спокойствие, будто находилась в центре тропического циклона.
– По-моему, Салли, тебе лучше рассказать мне всю правду.
Теперь лицо Салли было почти спокойно, словно самое худшее было уже позади. После многих лет молчания лед тронулся – теперь она могла все объяснить и надеяться, что Гарриет ее поймет. Но что бы она ни совершила, она почувствовала облегчение от того, что поделилась тайной, которую хранила в одиночку в течение стольких лет. Не надо больше лгать, не надо обманывать, по крайней мере, Гарриет будет теперь знать, какая она в действительности.
– С чего мне начать? – спросила она.
– С самого начала.
– Хорошо, – согласилась Салли. Да, ночь предстояла долгая.
Я прилетела в Нью-Йорк, как только узнала о случившемся. Мне позвонил твой отец. Он был в ужасном состоянии. Сначала он просто сказал, что произошел несчастный случай, когда Пола отдыхала на яхте вместе с Грегом, но я почувствовала, что он не в себе. Я побросала в чемодан кое-что для себя и Марка и заказала билет на ближайший рейс. Нетрудно догадаться, что я сама была в состоянии шока и думала лишь о том, чтобы как можно скорее очутиться рядом с Хьюго – и с тобой. Важнее всего была семейная солидарность – нам надо было держаться вместе. Потом, когда я уже была здесь, Хьюго рассказал мне о случившемся. У Полы была любовная связь с Грегом – она сама сказала ему об этом в последний вечер перед отъездом. Естественно, отец пришел в бешенство. Он тут же вышвырнул ее из дома и сказал, чтобы она никогда больше не показывалась ему на глаза. Она улетела с Грегом в Италию и на следующий же день отплыла с ним на яхте. Свидетелями их отъезда было множество людей. К тому времени я уже, конечно, кое-что знала. Об аварии писали все газеты, и тогда мне казалось, что на этом вся история и закончилась. Хьюго был страшно удручен, во всем винил себя, хотя это было просто нелепо, и я согласилась остаться на некоторое время в Нью-Йорке, чтобы утешить его и присмотреть за тобой. – Салли замолчала, поглядывая на Гарриет. – Поначалу, честное слово, этим все и ограничивалось. Но потом все стало сложнее, потому что я влюбилась.
– В папу? – тихо спросила Гарриет. Салли кивнула.
– Да. Я всегда находила его привлекательным и думала, что Пола была дурой, когда не ценила его. Но общее горе очень сблизило нас. Он изумительный человек, Гарриет, – да ты и сама не хуже меня знаешь, – и он был убит горем. Он потянулся ко мне то ли потому, что я чуть-чуть напоминала ему Полу, то ли потому, что я просто была рядом, а может быть, уже тогда в этом было нечто большее – не знаю. Отношения наши развивались, пожалуй, слишком быстро, но они развивались, и неожиданно впервые в жизни я испытала не просто лихорадочную влюбленность, но и чувство защищенности.
Она замолчала, вспомнив, с каким изумлением впервые поняла, что Хьюго отвечает на ее любовь. Всю свою жизнь она считала себя не способной вызвать любовь, не заслуживающей любви. А теперь вдруг рядом с ней оказался тот человек, которому она нужна. Сколько времени потребовалось ей, чтобы понять это, она не знала. А когда это случилось, растерялась.
Однажды поздно вечером, вспоминала она, когда детей уже уложили спать, они с Хьюго сидели в саду, и Хьюго вдруг закрыл лицо руками, охваченный горем.
– Что я сделал не так? – спросил он, а она подошла к нему и обняла за плечи.
– Ты все делал как надо. Поверь мне, это не твоя вина, – сказала она, утешая его. – Пола наделала глупостей. Она всегда была такой – так уж она была устроена.
– Но она была больна, Салли. Я это знал и должен был ей помочь.
– Хьюго, не терзай себя. Я уверена, что ты сделал все, что мог.
– Я старался сделать как лучше. Я думал, что заставлю ее полюбить себя, но не смог. Это моя самая большая ошибка.
– Пола была не способна никого полюбить, – сказала Салли, гладя рукой его волосы. – Она была красивой и жизнерадостной, но не умела любить.
– Но Грега она любила.
– Не думаю. – Салли почувствовала, что нашла правильный ответ. – Она была им одержима, потому что не могла прибрать его к рукам. Пола всегда хотела иметь то, что не могла заполучить.
Немного помолчав, он повернулся к ней и, как ребенок, уткнулся лицом в ее грудь.
– Почему она была не похожа на тебя, Салли? – Это был крик души.
Салли ощутила острый прилив нежности. Они долго сидели, не двигаясь: она – утешительница, он – мученик. И вдруг, неожиданно для себя, она почувствовала, что рядом с ней мужчина. Сначала она попыталась подавить это чувство, уговаривая себя, что грешно вожделеть к сраженному горем собственному зятю. Но когда его голова шевельнулась на ее груди, а рука скользнула по спине, она вдруг поняла, что грешное чувство возникло не только у нее. Она прижалась к нему, забыв обо всем и ощущая лишь непомерную радость от его близости. Он оторвал лицо от ее груди, а она соскользнула вниз, так что они теперь смотрели друг другу в глаза – просто смотрели, и их души сливались воедино в этом взгляде.
Даже теперь, много лет спустя, она отчетливо помнила тот момент – аромат роз в еще не остывшем воздухе, смутно доносящиеся звуки города и Хьюго, который смотрел на нее так, как никто и никогда еще не смотрел.
– О, Салли. – Он глубоко вздохнул, обнял ее и прижался губами к ее губам. – О, Салли, Салли, Салли…
Их потребность друг в друге родилась из глубоко запрятанных неутоленных желаний; они потянулись друг к другу, как дети, застигнутые бурей, и обрели такую полноту единения душ, о существовании которой
