– Да? А я не могу этого сказать. Правда не могу. Я почти ожидал чего-то в таком роде. Но, черт побери, от этого мне не легче, особенно если дело касается собственного брата. – Он зарылся лицом в руки. – О София, я правда люблю ее. Я понимаю, что ничего не могу ей сейчас предложить, но я по-настоящему люблю ее. Я бы все сделал для нее – все, что бы она ни попросила. Кроме одного – видеть ее с Полем.
– О Ники, я уверена, что до этого не дойдет. У Поля хватит такта, чтобы не привезти ее сюда…
Распахнулась дверь, и на пороге появилась Катрин. Она держала за руку Луи.
– Что в самом деле происходит? – спросила она.
– Ники получил письмо от Поля. Он и Вив вместе. Ники очень расстроен.
– У-ух! – преувеличенно грубо выдохнула Катрин. – А кому она нужна? Она не стоит того, чтобы из-за нее расстраиваться, Ники. Я бы сказала, что если Поль ей подходит, то тем хуже для него! В конце концов он все о ней знает. Он знает, что она сделала… что это за штучка.
– О чем ты говоришь. Катрин?
– Ну, разумеется, о Вив и об аборте. Я думаю, при таких обстоятельствах этого нельзя было делать. Я имею в виду, если, предположим, ты бы не вернулся? Я понимаю, что для нее это было трудно, но по крайней мере у нее бы хоть что-то от тебя осталось. – Она оборвала себя, увидев ужас в застывшем лице Ники. – Ты не знал?
– Катрин! – простонала София.
– Чего не знал? – коротко спросил Ники. – Чего я не знал? Думаю, тебе лучше объясниться.
– О Ники… я… – залепетала Катрин.
– Продолжай. По-моему, ты сказала «аборт».
– Ну да… это случилось после того, как ты уехал, прямо в начале войны… по крайней мере, так говорил Поль…
– Поль тебе сказал об этом? – спросил Ники. – Ты говоришь мне, что Вив делала аборт, а он знал об этом? Он знал о моем ребенке, а я нет… это же был мой ребенок, ведь так?
– Думаю, да, – жалобно сказала Катрин. – Честно, я думала, ты знаешь, Ники. Поль говорил, что она должна была тебе сказать. Я бы ни за что не сказала тебе об этом, если бы думала, что ты…
– Но ты никогда не думаешь, ведь так? – сердито вмешалась София. – Как ты можешь быть такой глупой, Катрин?
– Скрывать и молчать. – Голос Ники прозвучал тихо и горько. – Я так понимаю, что ты тоже об этом знала, София?
– Ну… да. Поль что-то упоминал об этом, когда Вив уехала, но подробностей мы не знали.
– Понятно. Чудесно, правда? Похоже, все знали, кроме меня, – а ведь это был мой ребенок! Чего еще я не знаю? И почему она сказала Полю? Может, между ними уже тогда что-то было? Она все эти годы дурачила меня?
– Ники, ну пожалуйста – никто не дурачил тебя, – расстроенно сказала София. – И уж конечно, не Поль.
– Тогда почему он не сказал мне все, что знал? И вообще, как он об этом узнал?
– Очевидно, она сказала ему, – предположила София. – Думаю, он не сказал тебе, потому что считал, что это неуместно. Надо было ожидать от Вив, что она сама расскажет. В конце концов, ты жил у нее в доме. Я не понимаю, почему она сказала не тебе, а Полю.
– Ясно. Она чувствовала, что ей ближе Поль, чем я, – с горечью сказал Ники. – Каким проклятым дураком я был!
Воцарилась напряженная тишина, потом Катрин выпалила:
– Мне надо идти. Через десять минут мне надо быть у дантиста. – Она вспыхнула, засуетилась и была готова расплакаться…
София кивнула:
– Да уж, иди, Катрин. А Робин…
– В коляске, на улице. Мне, право, жаль, Ники… Ники ничего не сказал. София проводила Катрин к двери и посмотрела на Робина, спавшего без задних ног. Луи же деловито опрокинул ящик комода и играл с клочками бумаги и резиновыми ленточками, которые там нашел. София не стала мешать ему.
– Не знаю, что сказать, Ники. Катрин… О, она такая сплетница! Когда-нибудь она поймет…
– Не вини ее. Она всего лишь сказала правду. И в большей степени, чем все остальные. – Он посмотрел на нее, лицо его было холодным, суровым. – Предлагаю тебе тоже уйти, София. Я уверен, у тебя куча дел.
– Но я не могу оставить тебя в таком состоянии…
– Почему? Я вполне способен справиться здесь, в конторе. Боже правый, мне надо чем-то отвлечься!
– Но…
– Ну, иди же, София, оставь меня в покое! Ты не видишь, что мне просто хочется побыть одному?
– Пойдем, Луи, – тихо сказала София, думая, что сейчас это, видимо, лучшее, что можно сделать. Но в дверях она оглянулась и посмотрела па него. Ники, сгорбившись, сидел в кресле, не глядя ни на нее, ни на кого другого, и сердце Софии сжалось от боли и ярости.
Будь проклята Катрин и ее распущенный язык! Будь проклята война за то, что она сделала с ее