«Маргарет, ты там? Ах, дорогая, как я ненавижу эту штуковину. Милая, ты не позвонила мне. Я ждала тебя весь вечер. Может быть, зайдешь завтра? На ленч, возможно? Гарри как раз будет играть в гольф, и мы сможем чудненько поболтать. Поцелуй от меня Розу, если увидишь ее. Пусть и она приходит. Вот бы здорово получилось, если бы мы вновь собрались вместе, как в старые добрые времена! Ну, пока, дорогая».
— Честное слово, это невыносимо, — возмутилась Мэгги. — Она не может или не хочет понять, что Роза пропала.
— Пожалуй, это и к лучшему. Не стоит беспокоить ее до тех пор, пока мы сами не будем уверены, что для этого есть повод.
Мэгги усмехнулась:
— Я вижу, ты недостаточно хорошо знаешь мою мать. Ее не волнует никто и ничто, кроме Гарри и его потребностей. Действительность для нее чересчур скучна и надоедлива.
Она пошла за Майком на кухню. Мимолетный вихрь эмоций, поднявшийся в ее душе, когда они сидели в машине, утих.
— Ты не собираешься ей перезвонить? — спросил Майк.
— Не сегодня. Она, вероятно, в данный момент готовит какао для Гарри. Я свяжусь с ней утром.
Мэгги потянулась за чайником, стоявшим на столе возле Майка, и внезапно прилив чувственности охватил ее вновь, хотя она к Майку даже не прикоснулась.
— Какао? Звучит весьма заманчиво, — небрежно сказал он. — Я не пил какао уже много лет. Оно мне всегда напоминает длинные зимние вечера, пылающий огонь в камине, теплую ванну и постель.
— Наверное, это ностальгия по детству!
— К сожалению, да. В моей нынешней квартире центральное отопление. Камины остались в прошлом так же, как и какао. Интересно, есть ли оно у Розы? — Он открывал шкаф за шкафом, отодвигал чашки и баночки и, наконец, радостно воскликнул: — Вот оно! Что же это еще, если не какао? Хотя, по-моему, мы с ней никогда не пили какао.
— Возможно, она использует его, когда что-нибудь печет. Ты хочешь какао?
— Почему бы и нет, если только найдется молоко.
— Посиди немного, а я схожу за молоком.
Маленькая гостиная в доме Розы была очень уютной — мягкие, обитые ситцем кресла, плетенный из камыша столик, накрытый скатертью, слегка присборенные занавески. Майк опустился в кресло и положил ноги на пуфик. Он чувствовал и вел себя как дома. «А почему бы и нет, — подумала Мэгги. — Он провел здесь очень много часов, дней… с Розой». Она поставила чашки на столик и подошла к окну, чтобы задернуть занавески.
— Итак, — начала она, неизбежно возвращаясь к исчезновению Розы, — каким будет следующий шаг нашего расследования?
— Откровенно говоря, не знаю, — он отпил пенящееся в керамической чашке какао. — Как вкусно!
— Ну, как уже было сказано, я собираюсь поискать запасные ключи от машины, и тогда посмотрим, можем ли мы выяснить, с кем она общалась, проверим частные бумаги, личные вещи. Мне очень не нравится это занятие, но… — она села в кресло подальше от Майка, стараясь, по возможности, держать дистанцию.
— Ты охватила все, что можно было за один день, и не выяснила ничего.
— Ну это не совсем так. По крайней мере, мне удалось выяснить значение слов «что-то странное происходит в „Вандине'», — она замешкалась, боясь произнести вслух то, что весь день не давало ей покоя. — Не думаешь ли ты, Майк, что у Розы были определенные догадки, подозрения по поводу того, кто мог быть этим самым шпионом — «молью», и именно это послужило причиной ее исчезновения?
— О чем ты говоришь?
— Ну, большой бизнес — это всегда большие деньги. Деньги, поставленные на карту. Если ей удалось обнаружить, кто вовлечен в промышленный шпионаж, не решились ли они… причинить ей зло и боль, спасая себя от огласки?
Майк нахмурился:
— Звучит не слишком правдоподобно. Тот, кто решился прятать Розу, должен быть психом.
— Вроде Брендана. — Она заметила его недоверчивый взгляд и быстро продолжила: — Я по- прежнему не могу забыть о нем, Майк. Он лгал мне. И ее шарфик в его квартире — тому доказательство. У меня какое-то предчувствие, что происходит что-то очень дурное. Ведь ты не думаешь, что он мог…
— Я начинаю подумывать: а вдруг полицейские правы, а мы глубоко заблуждаемся? — Какао расслабляюще подействовало на Майка, лень одолевала его. — Я начинаю склоняться к мысли, что Роза отправилась куда-то по своим делам. Как вариант, по делам «Вандины». Если она подозревала кого-то, ну, эту «моль»; как ты говоришь, то, должно быть, поспешно уехала проверить какую-то версию. А поскольку дело очень серьезное, то решила не впутывать никого.
— Но ее нет уже целую неделю!
— Ну, положим, это не так уж долго.
— А почему она не позвонила тебе и не сообщила, где находится? Ведь она прекрасно понимает, что ты вернулся и волнуешься за нее.
— Может, я ее больше не интересую?
Мэгги пронзительно взглянула на него. Ей послышалось или так оно и есть? Эти нотки в его голосе: отступление? Горечь? Она не была уверена, но вдруг припомнила слова Брендана о том, что он, будучи в Клифтоне, видел Розу в баре с каким-то мужчиной, и это был не Майк. Тогда она отнеслась к этому сообщению как к попытке отвлечь ее внимание, но сейчас вдруг предположила, что он говорил правду. Может, у Розы есть еще кто-то, о ком Мэгги ничего не знает? А вдруг она уехала с ним? Все равно, это ничего не разъясняет.
Майк прервал ее раздумья:
— У меня такое предчувствие, что Роза может вернуться в любой момент. И даже не удивится, узнав о наших визитах и заявлениях в полицию.
Мэгги вздохнула и покачала головой. Как ей хотелось бы в это верить!
Когда Майк ушел, она постелила себе на Розиной кровати. И хотя все тело ныло от усталости, сон не приходил.
Несмотря на все, что сказал Майк, она по-прежнему ужасно волновалась за Розу. Вполне объяснимо, почему он так легко отнесся к страху, который вызвал у нее Брендан: ведь Майк не знал бывшего мужа Розы так, как знала его она, не представлял, насколько сильна была ревность Брендана и какие поступки он мог совершить под воздействием этого чувства. А Роза определенно была там, в его квартире — шарфик доказывал это.
«Моль» в «Вандине» была еще одной загадкой.
Но сегодня не только мысли о Розе и ее безопасности не давали покоя Мэгги. Внезапное влечение к Майку, возникшее словно в насмешку, волновало ее.
«Это случайность, — размышляла она. — Все из-за того, что я выпила два бокала вина и почти ничего не ела». Но чувство было таким сильным, таким неожиданным, таким возбуждающим! «Я уже и позабыла эти ощущения», — грустно и вместе с тем радостно отметила Мэгги и поблагодарила свою счастливую звезду за то, что сумела совладать с порывом страсти. Но тепло этого ощущения искушало ее. Звучит довольно глупо, но это тепло ласкало ее, баюкало и слегка посмеивалось над ней.
На следующее утро Мэгги проснулась с жуткой мигренью. Они возникали время от времени, эти страшные головные боли. В такие моменты Мэгги казалось, что кто-то вонзает раскаленный железный прут ей в висок. Адская боль распространялась, перед глазами мелькали искры, появлялась тошнота. Иногда боль не покидала ее в течение нескольких дней, иногда, если повезет, — в течение нескольких часов.
Мэгги тяжело вздохнула. О Боже, как она ненавидела эти дни, особенно, если предстояло сделать так много! Стоило бы отложить все дела: вести машину небезопасно, да и думать о чем-то было трудно. Даже если заставить себя действовать, двигаться, от головокружения и тошноты не спрячешься. Единственное, что оставалось, — выпить несколько таблеток, положить голову на подушку, укрыться одеялом и надеяться,
