котором заключался главный вывод сухой двухстраничной аналитики.
– Женщина, что же вы не предупредили, что кровь на брюках! Это ж белок! По другой технологии такие пятна убираются. А сейчас уже все. Но тут, правда, незаметно совсем. И все равно жаль, костюм-то хороший. Хотелось бы, чтобы он был безукоризненно чист!
Она растерянно огляделась по сторонам. Рядом девушка, складывает в пакет курточку. Сзади мужичок, разгадывающий кроссворд. Никому нет до нее никакого дела.
Тот самый костюм. Из кармана которого выскользнула заколка. На брюках кровь.
«Неужели? Неужели это Андрей убил Ваню? О господи!» – с отчаянием подумала Ирина Львовна.
Схватив вешалки с костюмами, она бегом бросилась из прачечной.
Ей вслед донеслось:
– Предупреждать надо было! Женщина, да не расстраивайтесь, не заметно же ничего!
Нет в мире совершенства. Сотрудники белорусских правоохранительных органов – лопухи полнейшие. Искали бомжа, искали – нашли труп. И граждане близлежащих домов – на редкость невнимательные создания. Пришли с работы, врубили телики, уткнулись в тарелки – и хоть трава не расти, никому нет никакого дела до того, что совсем рядом убивают человека. А уж замшевые ботинки на высоких каблуках – вообще полный отстой. Мокрые, заляпанные грязью, ну и гадость.
Так размышляла Лика Вронская, краем уха прислушиваясь к стенаниям следователя Олега Губаревича.
– Надо же, как все сложилось неудачно, – сетовал тот, невольно ежась на пронизывающем ветру в двух шагах от злосчастной помойки. – Судимость ведь у этого Михаила Дорохова погашенная. Участковый, который с ним работал, заболел. А там штат не укомплектован, больше и нет никого в опорном пункте. Поздно все выяснили, поздно приехали. Поздно!
Николай Жигалевич как бы невзначай опустил руку на Ликино колено и пробормотал:
– Слышь, Олежка, ну что теперь голову пеплом посыпать. Работать надо, выяснять обстоятельства. Вот, девушка наша Кирилла Богдановича подозревает.
Лика Вронская кивнула. И убрала руку Николая. Конечно, с такой лапищей на ножке вроде как теплее. Но очень уж темпераментный сотрудник уголовного розыска. Просто аномалия какая-то, от него надо держаться подальше.
– Во всяком случае, Кирилл интересовался этим мужчиной. Он пытался разыскать Дорохова. И теперь Богдановича нет дома. И на работе, – Лика повернулась к Николаю, – наш мальчик не появлялся, ты выяснял.
– Мне было бы проще думать, что в убийстве Петренко – московский след. Что этот ваш Корендо привел сюда убийцу, который охотился за картиной, – в серых глазах следователя мелькнула растерянность. – Но смерть Дорохова свидетельствует о том, что все-таки преступник орудует в Витебске. Лика, так а что там у москвичей? Так же тоскливо?
Вронская не позволила ремарке «так с этого надо было начинать, а не ругать меня за просроченный пропуск и обвинять во всех смертных грехах криминальных репортеров» сорваться с языка. И даже не напомнила, как орал Олег, когда она потихоньку увязалась за вызванным на место происшествия Жигалевичем.
– Там не то чтобы тоскливо, – сказала Лика, после минутных колебаний прислоняясь к Николаю. Он теплый, а к пронизывающему ветру еще и добавилась мелкая холодная пыль, которая хлещет по лицу. – Там все совершенно непонятно. Корендо был настоящим донжуаном, и вокруг него всегда крутилось много женщин. Кто-то обижен, кто-то недоволен в таких ситуациях априори. Незадолго до отъезда в Витебск я познакомилась с женщиной, которая всю жизнь любила Ивана Никитовича. Она мне рассказала, что у Корендо был роман даже с женой сына! Таким образом, у того тоже вроде как есть мотив. Правда, Володя Седов обозвал меня излишне экзальтированной девицей. Может, он и прав. Но я все равно считаю, что ни сына Корендо, ни невестку Дашу нельзя со счетов сбрасывать. Может, его смерть вообще возникла из-за семейных разборок. А картина Шагала тут ни при чем.
– Тогда зачем понадобилось убивать Дорохова? – спросил Олег, клацнув зубами. – Вот же погодка, не приведи господи.
Николай Жигалевич покрепче обнял Лику и заметил:
– А по-моему, расклад очевиден. Петренко и бомжа убил Богданович. А в семье Корендо действительно возникли сложные отношения. Нам в этой беседке ни за что не понять, кто там расправился с антикваром. Но схема примерно такая.
– Ребята, – жалобно заскулила Лика. – А поехали куда-нибудь, а? Я совсем задубела.
Олег Губаревич неохотно поднялся со скамьи.
– Поехали ко мне. Давно пора материалы оформлять. Я еще не пришел в себя. Но, да, здесь холодно. У меня до сих пор руки дрожат, – признался он. – Так меня подкосило это убийство!
Жигалевич посмотрел на Лику и подмигнул:
– Милая, не слушай Олежку! Согреваться лучше не в прокуратуре!
– Знаете, мужики, я вам завидую, – призналась Вронская. – Вам предстоит расследование, и только от вас зависит, будет ли найден преступник. Мне нравится разгадывать чужую логику. Наверное, отчасти поэтому я и детективы начала писать, чтобы почувствовать себя на месте следователя. В реальной-то жизни преступника найти – кишка тонка. Зато в книгах отрываюсь по полной. И все-таки мечтаю: а вдруг когда-нибудь удастся раскрыть настоящее преступление!
«Мне повезло с главврачом, – думала Нино Кикнадзе, с огорчением отмечая: тормозные колодки ее „Ниссана“ истошно скрипят. Надо ехать на сервис, менять. А сил нет совершенно. – Смерть Ивана меня словно заледенила, лишила четкости мысли».
…Недавно она осознала, что даже работать стала хуже. Инстинкт врача, который никогда не подводил ее, словно исчез, спрятался, стал играть с ней злые шутки. Недавний случай с ребенком в реанимации явился последней каплей. Она до сих пор не могла прийти в себя. Последнее дежурство долго еще будет терзать ее память. И совесть. А ведь все шло нормально. Поначалу. Женщина выглядела вполне здоровой, и все показатели были в норме. И даже УЗИ показывало, что размеры плода не критичные, есть смысл дать роженице родить самой. Тем более она сама так настаивала, умоляла не оперировать, дать ей шанс. Нино сдалась, прислушалась к просьбам женщины, а не к своим профессиональным инстинктам. И ведь кольнуло где-то, что вод многовато, что головка ребеночка может неправильно вставиться. Так и получилось, а женщина все настаивала, все умоляла дать ей еще немного времени, мучилась больше суток. А потом вдруг сердцебиение ребенка сдало. Взлетело вверх, а потом упало настолько, что Нино буквально криком заставила мать подписать согласие на операцию. Хотя уже знала – случилось непоправимое, ребенок страдает, и ее вина, вина врача, отвечающего за здоровье беспомощного комочка, велика. И кого теперь винить? Кого будет винить ребенок, до сих пор находящийся в реанимации с тяжелой асфиксией, за свой неудачный старт в этой и без того нелегкой жизни? Мать, заболевшую идеей естественных родов, или врача, обязанного все предусмотреть, все предугадать…
После этого случая Нино не смогла войти в родовой блок. Все виделись испуганные глаза матери и больной ребенок. Пришлось взять две недели за свой счет. Хорошо, что главврач, Маргарита Витольдовна, все поняла без слов. С кем не бывает. Коллеги должны поддерживать друг друга. Врачебная взаимовыручка. Она не стала задавать лишних вопросов – подписала заявление и молча отдала его.
…Уже в гардеробе для сотрудников родильного дома Нино поняла, что стосковалась по работе. Она тяжелая, часто неблагодарная. Мамочки приходят в роддом и желают, чтобы у них появились здоровые детки. И медики хотят того же и изо всех сил стараются, чтобы все прошло гладко! Но не врачи виноваты в том, что сейчас редкость, когда первая беременность заканчивается родами. Женщины избавляются от нежелательных детей разными способами. Кому-то делают вакуумный аборт, кому-то – инструментальное выскабливание. Вакуум хоть считается легким хирургическим вмешательством в полость матки, но ведь это все равно аборт, срыв гормонального фона, удар по репродуктивному здоровью. Часто мамочки приходят рожать с целым букетом инфекций, передающихся половым путем. Тоже осложнения. А воля природы? Семьдесят процентов выкидышей до 8 недель обусловлено генетическими мутациями плода. Но попробуйте это объяснить родителям, которые горят желанием растерзать медиков за то, что это они якобы не сберегли, не сохранили дитя. Плюс особенности прикрепления плода. Не виноваты врачи в том, что возникает предлежание или отслойка плаценты, это индивидуальные особенности и реакции организма
