Он покачал головой. С плечом все в порядке. Бывало и похуже. Во время прошлых беспорядков какие-то молодчики решили спалить автомобиль. Машину удалось спасти, но какой ценой!
– Вот тогда меня отделали по полной программе! Их было трое, я один, – жаловался начальник службы безопасности. И при этом окидывал Лику такими взглядами, что ее бросало то в жар, то в холод.
– Вы очень темпераментная нация, – не выдержав визуального терроризма, выпалила Лика. – Я была в Париже вместе со своим другом. Когда мы улетали, он отлучился на пару минут. И вот сотрудник аэропорта заявляет: «Мадемуазель, вы очень красивы, давайте поднимемся ко мне в кабинет и займемся любовью».
– Должно быть, вы часто получаете такие предложения.
Оставив комплимент без комментариев, Лика продолжила:
– Я показала парню на приближающегося друга и сказала: вот идет мой мужчина. А он в ответ: «Мадемуазель, мы успеем!»
Франсуа расхохотался, но сразу же сморщился от боли.
«Парень строит из себя героя. Как все-таки хорошо, что он оказался рядом. Я видела нож у Катиного лица», – думала Лика, машинально отмечая: девушки почти готовы к кастингу. Впрочем, какие девочки. Уже звезды. Королевы. Роскошные, обольстительные, потрясающе красивые!
Когда они вышли на подиум, Лика поняла, почему француженка решилась на все эти хлопоты, связанные с их поездкой. Моделей обязательно требовалось увидеть всех вместе, рядом. И непременно здесь, в Париже. Это именно та среда, в которой им предстоит работать. И только тут можно понять, насколько органично они в нее вписываются.
– Арина пролетит, – прошептала Ира Суханова, вторя Ликиным мыслям. – Не тот типаж. Выберут Катю и...
Эмилия молча смотрела на двигающихся по подиуму девушек.
Они быстро сработались. Возникало впечатление, что модели двух агентств немало времени провели в репетициях, позволяющих синхронно двигаться, одновременно замирать, слаженно делать повороты.
Устала негромко петь из установленных в углах динамиков Патрисия Каас. Ирина и Дмитрий по-братски делили таблетки Платова и глотали их горстями. Эмилия молчала, и это начинало уже пугать.
Лика наклонилась к виднеющемуся между безумными разноцветными прядями ушку Елены и простонала:
– Почему она никого не выбирает?
– Ой, не говори. Я сама сейчас рехнусь. Давай придадим форму твоей прическе!
Француженка гневно посмотрела на шушукающихся гостей и что-то пробормотала. Точного смысла Вронская не поняла, ну а общий и так понятен...
Умолкнув, Лика вновь уставилась на сцену. Если кто-то и мог сохранить безмятежный вид, то это модели. Гибкие, как кошки, улыбающиеся, стреляющие глазками. Профессионалки.
– Катрин, Вероник, вы еще раз придете завтра утром. И я выберу одну из вас. Сейчас я сделать этого не могу! – выкрикнула Эмилия и, не прощаясь, быстро покинула комнату.
Лике показалось, у нее в глазах раздвоилось: светленькая Арина бросилась к Ирине и зарыдала, брюнетка Светлана повисла на шее Платова.
– Успокойся. Это не неудача, а обычная часть работы. Ты молодец. Сейчас мы поедем в гостиницу. Ты выспишься и не будешь наедаться, – Ира гладила рыдающую девушку по волосам.
– Светочка, не расстраивайся. Ну что ты как маленькая. Ты очень красивая. Я горжусь тобой, – достав салфетку, Дмитрий методично вытирал стекающие по щечкам черные струйки.
Лика ободряюще подмигнула Кате. Она болела именно за эту девушку. Пусть же и завтра повезет именно ей!
6
Ник Перьев покинул гостиничный ресторан буквально через полчаса после начала ужина. За двумя составленными столиками еще присутствовала практически вся команда модельного агентства «Supermodels». Только Наташа Захарова, с подозрением покосившись на закуску из лягушачьих лапок, поклевала овощей и быстро удалилась. Через пять минут ее примеру последовал Ник.
Есть не хотелось. Слушать щебет глупых моделей, без устали обсуждавших подробности кастинга, желания также не возникало.
Ник поднялся в номер за курткой, позвонил на рецепцию.
– Такси закажите, пожалуйста, – попросил он и глубоко вздохнул.
Нет ничего хуже одиноких парижских вечеров. Париж создан для любви. Или, в крайнем случае, для того, чтобы о ней мечтать. Когда нет любви и когда точно знаешь, что больше ее не будет, – Париж становится западней, по которой мечешься в поисках выхода. И не находишь, и невозможно остановиться, но продолжать призрачную погоню за счастьем тоже нет сил.
– Добрый вечер. Куда месье желает поехать?
К горлу Ника подступил комок. Он едва смог выговорить:
– Провезите меня по Елисейским Полям, пожалуйста.
Жестокая судьба посылает мальчика-таксиста, похожего на Саньку! Как две капли воды. Как братья- близнецы. До чего же точная копия... Та же трогательная наивность широко распахнутых глаз. Такие же пухлые порочные губы. Только этому мальчику не нужны поцелуи Ника. Он любит женщин – это так же очевидно, как подсвеченная фонарями ночь за окном летящей по Парижу машины. И пусть таксист не сказал ничего по этому поводу, нет смысла смущать его вопросами. У геев особый взгляд, по которому они узнают друг друга, и в глазах француза нет самого важного, что сразу промелькнуло во взгляде Саньки.
Если бы предвидеть, что будет больно. Знать, что вообще существует такая боль, когда невыносимо все – думать, дышать, двигаться. Ник убрал бы Санькину руку с колена и бросился прочь из ночного клуба от ожидающих глаз, от полуоткрытых губ, которые хочется целовать, не останавливаясь.
Не знал. Тонул в сладком омуте. Пил поцелуи, пьянящие сильнее вина. Фотографировал совершенную красоту и молился, благодаря за счастье просто видеть Санькино тело, прикасаться, ласкать...
– Месье турист? Тогда почему вы не смотрите по сторонам? – недоуменно спросил таксист.
Ник с трудом сдержал стон. Даже улыбка – как у Саньки, приветливая, располагающая, открывающая жемчужную нитку идеальных зубов.
Без этой улыбки особенно тяжело. Наигравшись с Ником, Санька нашел себе новую игрушку. Только вот не научил, как жить без своих губ, сквозь сон улыбающихся первым солнечным лучам, льющимся на подушку.
Любимый жестокий Санька.
– Не заморачивайся, Ник. Я встретил нового парня. Ты тоже найдешь себе кого-нибудь. Все будет хорошо, – беззаботно сказал любовник и, захватив сумку с вещами, скрылся за дверью.
Ник не успел сказать, что все будет плохо. Нет сил бороться за утраченное счастье. Нет смысла. Какая борьба? Любимый человек сделал свой выбор. Решил, что в других объятиях будет лучше. Он любит и хочет того, другого. Его дыхание учащается, предвкушая радость встречи. И если Саньке хорошо с другим мужчиной – то, значит, с ним, с Ником, плохо. Разве возможно делать любимому больно? Никак нельзя. А кислота любви уже разъела доверчивое беззащитное сердце. В нем выжжена емкость, предназначенная строго для Саньки. Другой в нее не войдет, потому что нет другого Саньки. Он один, сладкий мальчик с миндальным запахом кожи, непостижимое чудо, невыносимая боль.
Эту фразу хотелось прокричать тогда в закрывшуюся за Санькой дверь.
Подобные мысли не оставляли Ника даже во сне.
И он не набрал номер Саньки лишь по одной причине. Мальчик влюбчив, но жалостлив. Он и от Ника бегал к предыдущему любовнику и давал ему насытиться своим телом. А потом мучился от измены. Лучше мучиться самому. Пусть Санька будет счастлив.
Наверное, он и был счастлив. Молодость – это жадность. Больше новых впечатлений, удовольствий, и чтобы адреналин в крови зашкаливал. Каждый новый день – как новая жизнь. Молодость – это эгоизм. Все мне, все вокруг меня, только мои интересы являются главными. А что такое страдания других? Пыль. Отряхнуться и забыть. Причем забыть даже раньше, чем отряхнешься... Ник не звонил Саньке, но общие
