от неминуемого удара цепи.
Оглушительный выстрел, за ним – еще один заставили замереть и нападающих, и их жертв. Джуди тут же бросилась на землю и, чуть подняв голову, увидела Алексея. Он стоял в открытой двери «пикапа» с двумя пистолетами в руках и третьим выстрелом взметнул фонтан земли и снега рядом с ногами того самого здоровяка-«любера», который застыл в двух шагах от Джуди, так и держа над головой руку с короткой стальной цепью.
– Ну вы, «люберы», 6…и! – белый, как полотно, но с какой-то хмельной веселостью крикнул Алексей. – Кто сделает шаг, стреляю в башку! – и добавил для Бориса, Джуди и остальных музыкантов: – Братцы, в машину! Федю возьмите, Федю!..
Борис и еще кто-то из его музыкантов подхватили с земли окровавленного Федора, потащили к машине. За ним поволокли к «пикапу» свою аппаратуру остальные музыканты. «Люберы» стояли без движения. Когда Джуди уже садилась в машину, из двери заднего хода на эстраду вывалились первые «люберы» того отряда, который прорвался на сцену через зал. Держа под прицелом одного пистолета первую группу нападавших, Алексей рывком перевел второй пистолет на новых и тут же выстрелил.
– Стоять, суки! – крикнул он вслед за выстрелом. – Это вам не Люберцы, б…ь! Ну? Кто смелый – под пулю? Ну!
Смелых не нашлось.
– То-то! – удовлетворенно сказал Алексей и приказал Борису: – Садись за руль! Кто тронет машину, башку продырявлю! – и повернулся к тому парню, который ударил Федора стальным штырем, крикнул ему: – Ты! Иди сюда! Иди, иди, бля, а то сразу убью!
Парень – ему было не больше шестнадцати лет – несмело приблизился.
– Ближе! – приказал Алексей. Теперь, когда все музыканты уже погрузились в машину, он чувствовал себя уверенней – его друзья были у него за спиной, под защитой его двух пистолетов. – Ближе! – жестко повторил Алексей шестнадцатилетнему «люберу». – Ты знаешь, кого ты ударил, сопляк? Отвечай! Знаешь?
– Ну, знаю… – неуверенно сказал парень, глядя на направленное на него дуло пистолета.
– Кого? – спросил Алексей.
– «Металлиста»…
– А за что?
– А нехер у нас американский рок играть! – вдруг с вызовом сказал парень. – У нас Россия, а не Америка!
– И все? Значит, ты его за музыку убить хотел, да? – и Алексей вдруг резко повернул пистолет к одному из «люберов», осторожно заходившему к нему сбоку. Тот замер, сделал шаг назад. А Алексей продолжил свой разговор с шестнадцатилетним парнем: – Значит, за музыку, да?
– Ну… – подтвердил тот.
– А он за тебя, сука, руку в Афганистане оставил. Ты знаешь об этом?
– А зачем он у нас в России западное влияние распространяет?
– Мудак ты! «Влияние»! Начитался гебешной херни! Врезал бы я тебе сейчас по харе, да соплями твоими мараться неохота! – Алексей стал на подножку боковой дверцы «пикапа» и приказал Борису, уже сидевшему за рулем: – Поехали! – и снова предупредил стоявших полукругом «люберов»: – Кто тронет машину – башку прострелю, падло буду!
Борис тронул свой раскрашенный «пикап». Стоя на порожке открытой дверцы машины, Алексей через плечо спросил у сидевших внутри музыкантов, которые держали окровавленного Федора: – Как он?
– Плечо! Плечо он ему разбил, сволочь! – сказал один из музыкантов.
«Пикап» со стоящим на подножке вооруженным Алексеем промчался по темной аллее парка. По сторонам были следы недавнего побоища – чья-то разорванная одежда, валенки, ботинки, женские сапожки, пятна крови на снегу. Выкатив за ворота парка, Борис крикнул:
– Куда ехать?
– В больницу! «Куда»! – передразнил его Алексей, влезая в «пикап» и закрывая дверцу.
– Но там же милиция вас захомутает! – Борис гнал машину по темной заснеженной улице.
– Гони!
– Алеша, вам в такси нужно пересесть… – вдруг негромко произнес Федор, не открывая глаз. Удар стального штыря пришелся ему по правому плечу. Из-под разорванной и окровавленной кожаной куртки вывалился нательный крестик и повис на тонкой стальной цепочке.
Алексей положил крестик на грудь Федору и склонился над ним.
– Мы пересядем, лежи спокойно…
– Такси – это лучше всего… – снова сказал Федор и попросил: – Нагнись ко мне, ближе…
Алексей стал возле него на колени, Федор открыл глаза и сказал уже совсем тихо, чтобы не слышали на Джуди, ни остальные музыканты:
– Я знаю, что ты обещал Улиме…
– Ты знаешь? Откуда? – громко удивился Алексей.
– Тихо… Я… я… тоже ей это обещал…
– Ты??! Ты был с ней после меня???!
– Тихо… Не кричи… Ну, был. Не в этом дело… – с какой-то вынужденной мукой терпеливости произнес Федор. – А в том, что я… я в госпитале лежал с летчиками… ну, с теми, которые афганских детей в Союз вывозили… И они мне сказали – куда… В 82-м и 83-м году – в интернат под Алма-Атой… В 84-м – под Пермь… В 85-м – под Хабаровск… Ее сына взяли в 84-м. Значит, он в Перми… Только мне теперь уж куда соваться!.. – Федор мучительно улыбнулся.
– Та-ак… – Алексей скривил рот в своей злой ухмылке. – Значит, мы это… «побратимы» с тобой? А после тебя кто теперь с этой проституткой?
– Подожди… – почти беззвучно, но терпеливо произнес Федор, закрыв глаза и кривясь от боли при каждом толчке машины на неровной дороге. – Она не проститутка. Наоборот, наверно… Ты в судьбу веришь?… Подумай – ты был с ней, тебя ранило, но ты жив… Я был с ней, меня ранило, и сейчас вот могли убить, а я жив… Что-то же нас спасает. А знаешь что?… То, что она за нас молится. Ведь мы ей сына вернуть обещали… Тебя даже от КГБ Бог бережет – за ее молитвы…
Федор открыл глаза и посмотрел на Алексея.
– Такси! Такси! – вдруг обрадованно закричал с водительского места Борис, увидев впереди зеленый огонек.
– Гони в больницу! – приказал ему Алексей.
– Нет. Вы уходите. Я за вас молиться буду, – сказал Федор и чуть усмехнулся обескровленными губами. – Молитвы инвалидов быстрее доходят…
Борис остановил «пикап» на стоянке такси, крикнул топтавшемуся у машины водителю:
– Эй, где здесь больница?
– Идите!.. – сказал Алексею Федор и, с явным напряжением подняв левую руку, медленно перекрестил его.
19
– Проснись! Уже пять тридцать! Проснись! – Джуди трясла Алексея за плечо.
Он открыл глаза. Не узнавая, посмотрел на нее.
– Ты просил разбудить в пять десять! Уже двадцать минут я тебя бужу! Вставай!
– Угу… – пробормотал Алексей, засыпая снова.
Поезд, тяжело громыхая колесами, заскрипел, истошно взвизгнули тормоза. Медленно, как больное животное, остановился. Стало тихо, только на верхней полке громко храпел пожилой мужчина, подсевший к ним поздно вечером. В тесном купе, где вдоль стен тянулись узкие спальные полки, – по две с каждой стороны, – дышать было нечем.
Джуди одним движением сдернула с Алексея одеяло. Но он спал одетый и никак на это не
