классифицировала ранение сержанта Хьюстона как ранение первого класса, а рану рядового первого класса Тремкисса — третьего. Третий класс означал, что отсутствовала прямая опасность для жизни раненого; системы его скафандра справлялись с ранением, по крайней мере в настоящий момент.
Ранение первого класса представляло угрозу для жизни и требовало оказания срочной медицинской помощи. Именно так СОТР обозначила состояние Хьюстона.
Ли знал, что несколько морских пехотинцев на высоте стреляли по находившимся внизу целям. Один раз в небе слева от него появилась яркая вспышка света, сопровождаемая сполохом статических радиопомех, но никаких других признаков перестрелки он не видел.
— Хьюстон! — позвал он по сети. — Хьюстон, это — док Ли! Ты меня слышишь?
Ответа не последовало. Или Хьюстон был без сознания, или его устройство связи повреждено.
Последние тридцать метров он шел по сигналу радиомаяка вакуумного бронированного скафандра Хьюстона.
Если морпех маскировался, применяя функцию скафандра «хамелеон», его почти невозможно заметить, но в данном случае маяк действовал как сигнал радиолокационной системы опознавания типа «свой — чужой». Л и подобрался к раненому достаточно близко, чтобы можно было разглядеть едва заметное шевеление в глубине длинного, узкою кратера.
Он там! Похожий на воронку от разрыва кратер располагался неподалеку от одного из невысоких, угловатых плато и был примерно полметра глубиной. Хьюстон лежал на краю кратера; находившийся рядом с ним Тремкисс слабо помахал рукой.
— Тремкисс, вижу вас! — произнес он. — Не шевелитесь!
— Док, я ранен! — сказал Тремкисс. Его голос звучал глухо, словно издалека. — И еще сержант. Он… он…
— Рядовой, держитесь! Я иду к вам!
Вскоре Ли опустился рядом с двумя морскими пехотинцами. «Боже, помоги мне!» — подумал он. Левая нога Хьюстона представляла собой кровавое месиво. Скафандр разорван, наружу торчат окровавленная плоть и белая кость. Все это покрывала застывшая в безвоздушном пространстве ледяная корка кровавых пузырьков. Ужасная картина замерзай раны. Связь отсутствовала, но раненый, очевидно, был в сознании и страдал от нестерпимой боли.
Кратер все еще пылал в видимом диапазоне светового спектра, часть его ярко светилась в инфракрасном. Скатившись в неглубокий кратер, Ли присел над Хьюстоном, присоединившись к коммутатору его шлема, чтобы поговорить с ним.
В наушниках шлема тотчас раздался пронзительный крик.
— Хьюстон! Хьюстон, ты слышишь меня?
В ответ раздались лишь леденящие кровь крики раненого.
Инженерное отделение, Участок боевых действии «Мемфис» Пространственно-временных врат Сириуса, 13:10 часов по бортовому времени
Старший сержант Эрнест Джиотти стоял еще с пятью инженерами, глядя, как проходческий нанокомбайн медленно вгрызается в поверхность Колеса. Буровое устройство помещалось внутри накачанной воздухом оболочки и представляло собой приземистый, толстый алюминиево-серый пончик полметра высотой и три метра в диаметре, с полым ядром и стенками пятьдесят сантиметров толщиной. Снизу устройство являло собой кипящую, бурлящую массу из триллионов наномашин, каждая чуть больше эритроцита человеческого организма и способная к захвату небольшой частицы любого инертного материала, с которым она входила в соприкосновение и преобразовывала в новую наномашину.
Сначала процесс бурения шел медленно, по мере появления все большего числа новых наночастиц, проходка ускорялась. Необходимое для проходки время зависело от плотности и толщины внешнего корпуса Колеса в этом месте.
Джиотти считывал данные с дисплея своего шлема. Пока за четыре минуты бурения пройден сто тридцать один сантиметр. Испытательный керн указал, что толщина здесь — 4, 85 метра. При таком темпе процесс займет еще два с половиной часа. К счастью, это время можно сократить за счет ускорения. Но у Джиотти пока не хватало данных, чтобы определить, насколько крутой может быть кривая графика ускорения.
Черт побери. Было бы быстрее, если бы летчики или бойцы флота бомбили это место до тех пор, пока не образовался кратер пять метров глубиной… правда, неизвестно каким образом все это могло сказаться на Колесе и особенно на тех черных дырах, которые предположительно вращались в глубинах этой штуковины. Идея заключалась в том, чтобы по возможности захватить Колесо нетронутым.
— Давайте введем еще немного энерготранспортеров. — предложил Джиотти. — Примерно десять процентов.
— Да, добавим десять процентов, — произнес капрал Московии, стоящий по другую сторону диска. Энерготранспортеры — специальные наномашины, преобразовывающие материю основания в энергию, сохраняющие ее и передающие в трубу на механизм, который создает основные буровые наномашины. Усиление потока энергии увеличило бы производительность проходки, но, конечно, в разумных пределах. Если процесс чрезмерно ускорить, то проходческий комбайн захлестнет слишком большое количество буровых наномашин. Или же он остановится из-за избытка переносящих энергию наночастиц и недостатка буровых наномашин.
Соблюдение баланса между двумя этими факторами и являлось частью обширной технической загрузки, которую получили все инженеры за неделю перед вылетом с Земли. Было известно, что уравнения для расчетов созданы на Земле с использованием данных испытаний земных материалов, однако в действительности никто не знал, насколько они оправдают себя при работе на сооружении, созданном инопланетной цивилизацией на звезде, которая располагалась на расстоянии почти девять световых лет от дома.
— Джиотти! — прозвучал голос Уорхерста. — Сколько еще нужно времени?
Черт возьми. Джиотти изучил свои данные, экстраполировал кривую увеличения производительности бурения и получил двадцать пять минут. Неплохо, но это еще не все
Затем он добавил пятьдесят процентов и округлил, чтобы вышло наверняка.
— Сэр, потребуется еще сорок пять минут, — ответил он. — И это — ОГП.
ОГП — очень грубая прикидка. Однако точнее он сказать не мог.
Участок боевых действии «Мемфис», Штаб берегового плацдарма Пространственно-временных врат Сириуса, 13:10 часов по бортовому времени
«Сорок пять чертовых минут»…
А как сдерживать вражеские силы все это время? Враги уже прорвали периметр в двух местах. Множество танков подбиты огнем «Онагр», авиацией и наконец коммуникационной компьютерной сетью, за счет согласованного ведения огня членами расчетов из лазерных винтовок. Второй периметр формировался внутри первого, но ничто не говорило о том, что на сей раз морпехам повезет больше и они остановят инопланетных монстров.
Самым мучительным для Уорхерста было ясное и четкое осознание того, что он сделал все, что мог — развернул войска наилучшим образом, принял все возможные меры, но всего этого оказалось недостаточно. Теперь ему не оставалось ничего другого, как верить в стойкость и боеспособность своих морских пехотинцев.
— Генерал Рэмси, — сказал он по командному каналу связи. — Говорит Уорхерст. Они замыкают периметр в «Милуоки» и «Цинциннати».
— Вижу. Какова ваша оценка?
— Проблема еще не решена.
В декабре 1942 года на атолле Уэйк подразделение, состоящее из 449 американских морских пехотинцев, сдерживало многократно превосходящие японские части в течение двух недель. Когда на остров высадилось спецподразделение японцев в две тысячи человек и начался штурм, последняя радиограмма обороняющегося гарнизона гласила: «Враг на острове. Проблема еще не решена».
Уорхерст чувствовал себя почти как майор Джеймс Деверо на атолле Уэйк в те последние роковые часы. Что вы сделаете, когда ничего уже нельзя сделать, а враг стоит возле самого порога?
— Понял, — ответил Рэмси. — Только не забывайте о том, что Деверо уложил восемьсот вражеских солдат, уничтожил двадцать один самолет и четыре военных корабля прежде, чем погиб. Сделайте все, что в ваших силах, и дайте морпехам сделать все, на что они способны.
Генерал как будто прочитал его мысли.
— Так точно. — Он не просил об эвакуации. Рэмси сам подогнал транспорты для погрузки, если будет принято решение, что им нужно выбираться с Колеса. Тем не менее это — решение Рэмси, не его собственное.
Вражеское наступление замедлилось. Уже было уничтожено немало танков защитников Колеса, новые продолжали прибывать из другого места, но медленно.
Возможно, если бы им удалось уничтожать их в достаточно большом количестве и достаточно быстро…
Санитар второго класса Филипп Ли Отделение В Первого взвода Роты «Альфа», Участок боевых действии «Цинциннати» Пространственно-временных врат Сириуса, 13:10 часов по бортовому времени
Лежа рядом с пациентом, Ли вынул из сумки зонд Фрелиха и воткнул его иглу в плечо морпеха прямо через броню там, где та была относительно тонка. Игла прошла легко.
Затем он вытащил устройство, позволяя серебряному наконечнику иглы самому загерметизироваться при помощи окружающего его полиламинатного материала. На наконечнике замигал зеленый свет, и Ли почувствовал работу канала связи, передающего данные через его имплантат. Он выбрал четвертый уровень программирования и мысленным щелчком произвел инъекцию.
Хьюстон продолжал кричать, и единственное, что Ли мог для него сделать, это попытаться успокоить его. Проклятие, жаль, что это не «Страдалец Майк», а человек. И не просто человек, а один из тех парней, с которыми он сидел за общим столом и вел задушевные беседы. Парень страдал от сильнейшей боли.
Морпех кричал еще несколько секунд, после чего постепенно затих. Четвертый уровень программирования был настолько сильным, что с его помощью он мог проделать это, не вырубая сознание парня, и он не хотел использовать крайние меры, пока не убедился, что это не убьет Хьюстона. Через зонд Фрелиха вводился нанодин, который быстро разносится по телу кровотоком, отыскивая нервные узлы, пребывавшие в непрерывном возбуждении и спазме от сильнейшей боли. Он гасил возбуждение, где бы оно ни находились — вблизи ран или прямо в мозге. Тело человека как будто замирало, но его сознание должно было оставаться ясным и не замутненным болью.
Поскольку нанодин уже подействовал, Ли стал оперирован» ногу, используя лучевой скальпель, чтобы удалить осколки брони, частицы плоти и кости.
Скальпель — не совсем верное название. Это самый большой инструмент из полевого медицинского набора, напоминающий скорее охотничий нож, а не хирургический инструмент. Когда он срезал отмороженные куски плоти, из раны, пузырясь, вновь пошла кровь и белые кристаллы замороженного водного пара.
Он помнил учения в Лунном море Имбриум, и то, как по его недосмотру солнечный свет растопил замерший кровяной сгусток, который частично закрывал моделируемое ранение «Страдальца Майка». Но подобная ситуация здесь повториться не могла. Оба солнца Сириуса находились с другой стороны Колеса, тут царила ночь, к тому же с подобного расстояния они все равно не могли нагреть поверхность выше температуры замерзания.
В любом случае повреждения брони и ранение были слишком обширны, чтобы беспокоиться об отрывающихся струпьях. Смесь из воздуха и крови, вскипая, поднималась от раны непрерывным потоком, превращаясь в сверкающие кристаллы, едва соприкоснувшись с вакуумом.
В бронированном скафандре морской пехоты были установлены диафрагмы гильотин на коленях и локтях; идея заключалась в том, что при серьезном ранении конечностей их отсекали одним резким ударом, который минимизировал потерю крови и разгерметизацию. Была также пластиковая прокладка с внутренней памятью, которая плотно прилегала к телу пациента. Однако взрыв, ранивший Хьюстона, сильно повредил большую часть левой ноги и пах, причинив сильный ожог. Пострадал также и правый бок. Повреждения скафандра и тела были слишком обширны для того, чтобы автономные системы скафандра могли предотвратить медленную, но устойчивую потерю и давления воздуха и крови. Вакуумные бронированные скафандры «Марк VIII» хороши, но даже они не могли творить чудеса. Для этого нужен врач. Самой серьезной проблемой в настоящее время было кровотечение из бедренной артерии,
