Мадина доверяла Айзе целиком и полностью. Потому и поверила: иногда приходящий в дом мужчина приносит информацию о новых девушках. Про него надо помалкивать...
– Я боюсь, милый, – прошептала Айза, с трудом оторвавшись от губ Бислана. – Салман что-то подозревает. Погиб ни в чем не виновный моджахед. Я даже бежать хотела, но лагерь в плотном кольце охраны.
– Бежать не надо. Лучше расскажи, что нового в отряде? Салман планирует новые диверсии?
Увлеченные разговором люди не заметили прикрепленного к стене микрофона. Он был совсем крошечным – не больше чем булавочная головка.
– Рассказывай, что выяснил, – устало попросил Федор Иванов и промокнул вспотевший лоб. Не устанешь тут, как же. После того, что довелось выслушать от московского руководства по поводу действий МОШ, можно... Можно... Так и не подобрав нужного слова, характеризующего свое нынешнее взвинченное состояние, генерал махнул рукой и продолжил: – Давай, Воропаев, не томи!
Руководитель пресс-центра МОШ открыл свой блокнот с записями.
«Вот канцелярская душа! Сразу видно: из ФСБ человек пришел, все-то у него помечено, законспектировано. А нормальному менту вся эта писанина и по долгу службы – тяжкий крест», – досадливо подумал генерал, прислушиваясь к приятному энергичному голосу Воропаева.
– Командир СОБРа Дмитрий Павлов заявил, что присутствие на базе гражданского лица обусловлено личной протекцией высокопоставленного чиновника.
Федор Алексеевич сразу же перебил «главного по журналистам»:
– Удалось выяснить, кого именно?
Павел перегнулся через стол и едва слышно прошептал фамилию.
Генерал присвистнул:
– Ничего себе! Да уж, вот это уровень. Тут и нам бы пришлось с опахалом вокруг барышни бегать. А она ему часом не...
Воропаев развел руками:
– В том-то и дело что не... Не дочь, не жена, не любовница. Сама девчонка даже не предполагает, кто отдавал Павлову распоряжение. Он ее в эти подробности не посвящал. А Лика и не интересовалась. Она – такой маленький танк. Прет прямо к своей цели, а все остальное ее не волнует. Я предполагаю, что тут протекция по цепочке осуществлялась.
Такую категорию девиц Павел характеризовал коротко: тяжелый случай. На его обаяние не реагируют совершенно, так как свято веруют: стоит только захотеть, и любой, даже самый привлекательный мужик, падет бездыханный к их ногам. И сами ноги могут быть не очень, и мордашки встречаются посимпатичнее – тем не менее такие девочки своего добиваются. Уж непонятно, каким образом.
Посулы посодействовать с информацией в обмен на рассказ о том, с кем именно из представителей следственных органов проходила встреча перед подготовкой публикации, Лика безжалостно осмеяла.
– Да, Федор Иванович, представляете, так и заявила, – возмущенно рассказывал Воропаев. – Говорит, по закону о печати журналист имеет право не разглашать источники информации до решения суда. Решение у вас есть? Тогда свободны. А информацию вашу оставьте при себе. Я, говорит, сама с кем захочу, с тем и встречусь. Хоть со следователями, хоть с боевиками. Хорошим журналистам пресс-службы только мешают.
– Увы, Павел, теряешь форму.
Воропаев понурился. Конечно, тон разговора с девушкой он выбрал неправильный. Как правило, такие нахохленные инфантильные воробушки очень любят, когда старший товарищ подставляет надежное плечо. Любят, млеют, тают. Вронская же сразу превратилась в озлобленную разбушевавшуюся фурию. Ее бледное скуластое лицо вспыхнуло румянцем, и поехало-понеслось.
– Не нуждаюсь я в вашей помощи! Ищите других дураков, которые по вашему указанию станут «фильтровать базар»! А я присутствовала на месте событий и видела все собственными глазами! Охрана Волкова осуществлялась из рук вон плохо! А что творилось в Дагестане! Лучше бы операцию штурма как следует продумали! Из-за вашей некомпетентности СОБР потерял бойца, а сколько раненых!
Кто знал, что она такая бешеная? Или, может, у нее просто месячные – вот и бросается на всех подряд, идиотка несчастная.
Генерал что-то обдумывал, рисуя непонятные схемы на лежащем перед ним листе бумаги. Потом спросил:
– Сколько ей лет?
– Двадцать восемь.
– Значит, ты уверен, что прямых связей у нее с верхами нет?
Воропаев кивнул.
– Спасибо, Павел. Можешь быть свободен.
От руководителя пресс-службы не укрылось: какие-то задумки появились у генерала, неспроста он заинтересовался Ликой Вронской. Но уточнять ничего не стал. Федор Алексеевич излишнее любопытство никогда не поощрял.
Заместитель руководителя Местного оперативного штаба попросил секретаря заварить крепкого чаю, подошел к окну.
Посаженные неумелыми военными руками цветы сникли под южным солнцем. Только местная зелень, срезанная почти под основание в целях безопасности, упрямо пускала побеги.
Все никак не забывался разговор с Москвой. Нелепые, ничем не мотивированные обвинения.
– Министерство внутренних дел не справляется с поставленными задачами нормализации обстановки на Северном Кавказе. Отчет о ваших действиях – а точнее, о полном бездействии – уже лег на стол президента, – бушевал голос в телефонной трубке.
Наказаний, взысканий, выговоров Федор Иванов не боялся. Ради бога, да хоть сейчас он готов оставить нынешнюю должность. На Петровке куда спокойней, а главное – понятнее и проще. То, что творилось в Ханкале, генерал характеризовал одним емким словом – подстава.
Непонятно, кто убедил руководство в Москве передать функции управления штабом от ФСБ к МВД. А может, и сам президент, с симпатией относящийся к ведомству, где проработал долгие годы, решил вывести «своих» из-под удара критики, избавить от тяжкой ноши ответственности. Так если уж и принималось такое решение – надо идти до конца. МВД командует – и точка. Однако все было так, да не так. Формально назначаемые руководители приходили из МВД. Да только Иванов был один в поле воин, прочие руководители переводились в МВД из ФСБ за пару месяцев до приезда в Ханкалу. Вот и получалось: все рычаги управления, по сути, остались в руках «комитетчиков». Только «менты» формально делались крайними в любой сложной ситуации. Кавказ – спичка, вспыхивает мгновенно, полыхает долго. И несть числа обвинениям. За честь мундира обидно. Причем всем ведь понятно: ситуация в Чечне далека от нормализации, задача внутренних войск – поддерживать порядок, а тут в этом плане конь не валялся...
Ладно, Бог с ней, с честью мундира. Обидно, несправедливо – но пережить можно. А вот вынужденное бездействие, приказ остановиться, когда вот-вот очередным ублюдком может стать меньше – как с этим смириться? Как такое простить? Какой тогда вообще смысл в нынешней работе?
За примерами долго ходить не надо. Пожалуйста: недавно поступила информация о нахождении в Шатое лидера бандформирования. Подразделение ВВ готовит операцию по уничтожению боевика. Когда все готово, раздается категоричный приказ: осади назад. Это не боевик, это наш агент, передает ценную информацию.
Стратеги, блин. Агенты, связные, явки, пароли. Все бы им в конспирацию играть. Как будто бы в Чечне есть место серым кардиналам. Смешно, право же.
Но нет – плетут пауки свои сети.
Еще один момент – сотрудничество с бывшими боевиками. Уму непостижимо – пускать бандюганов на оперативные совещания МОШа! Надо ли удивляться тому, что информация о планируемых акциях федеральных сил становится известна в горах раньше, нежели она доводится до личного состава. Бывших бандитов не бывает. Те, кто продолжает воевать в горах – родственники и друзья нынешних представителей сил чеченского правопорядка. О чем вообще можно говорить в этой ситуации!
Федор Алексеевич тяжело вздохнул, поставил пустую чашку на подоконник и вышел в приемную.
