– И еще один момент меня смущает, – продолжила Лика. – Убийство Сергея Соловьева. Ребята, вы мне прежде ничего не рассказывали, не до того было. Но сейчас-то ответьте. Как вообще такое могло получиться? Там же солдат было много, охрана, все с оружием. Крутились рядом чеченцы?
Сапер Филя озабочено поскреб затылок:
– А фиг их знает. Я лично не видел.
– Значит, вообще дело плохо, – вздохнула Лика. – Тогда получается, что и среди нас есть свои иудушки...
В наличие иудушек Павлов не верил и верить не хотел. Но кое-что в рассуждениях Лики его насторожило.
– А когда этого... Михайлова, кажется, да? Когда его убили?
Лика достала из рюкзака блокнот, пошелестела страницами и задумчиво произнесла:
– Давно. 13 марта 2002 года. А что?
– Да так, просто уточнил, – озвучивать свои размышления Дмитрий Павлов не спешил. – Ладно, дорогая, назвалась груздем – полезай в кузов. Разбирайся, выясняй, если нужны консультации – всегда пожалуйста. А теперь ты тренироваться-то будешь с нами? Рекомендую!
Вронская покачала головой, вскочила на ноги и сделала реверанс.
– Премного благодарна за приглашение. Оно отклоняется.
Павлов распорядился начинать, наконец, разминку и заторопился в свой кабинет. Ему требовалось кое- что проверить. Даже через закрытую дверь донеслось зычное Лопатино:
– Лика, подожди! Надо поговорить!
Дмитрий улыбнулся, доставая из ящика стола старые календари, но когда он бросил взгляд на плотный квадратик бумаги с отметкой 2002, улыбка погасла.
Весь март перечеркивали крестики. Так всегда отмечался срок командировки в Чечню.
Дальнейшие умозаключения напугали Дмитрия так сильно, как не мог испугать даже самый горячий бой.
«Неужели кто-то из наших работает на Штейнера?» – с тоской подумал он.
Сильный удар кулаком в стену был рефлекторным, неосознанным.
Павлов захватил боксерские перчатки и быстро вернулся в спортзал.
Следить за синей раздолбанной «семеркой» лень. А все лень, скучно и неинтересно – ходить, разговаривать, думать. Жить... Только одно радовало Колюсика. Доза. Зажимаем жгутом руку повыше локтя, находим исколотую вену, буквально пара миллиметров жидкости убегает из шприца в кровь – и прохладная радость ласкает измученное тело. А уж когда шприц пустеет – какое дивное кино прокручивается перед глазами, разноцветное, выпуклое. Люди в него могут зайти – добрые, приветливые. Остаться бы в этом мире. Другого не надо. Лучше не бывает.
Однако, думал Колюсик, в нескончаемой гонке за синими «Жигулями» есть и свои преимущества. Не так уж и утомительна эта слежка, если представить, что будет потом. Когда, наконец, к невысокому полному дядьке в машину сядет женщина и взлетит раздолбанный тарантас в небеса – а чего ему не взлететь, мина уже прилеплена к днищу, плотно, надежно – вот тогда появятся деньги. Много-много денег. И можно будет летать, парить, наслаждаться ярким прохладным счастьем.
...Ментов на его хату соседи навели. Вот сволочи. Колюсик как чувствовал, все время старался вежливым с ними быть, здороваться, про дела расспрашивать – даже если самого кумарило страшно. Отблагодарили, называется: пара мужиков пришла, квартиру прошмонали, нашли наркотики, шприцы, да и он еще, вот чума, координаты поставщика в телефонную книжку записал, все на память свою не надеялся, справедливо, впрочем...
Ломало его в больнице следственного изолятора жестко. Казалось, все внутренности выблюет в таз у постели. Аж врач расчувствовался, ввел пару кубиков метадона. А что тот метадон после стольких лет на «герыче» – баловство одно, даже легче не стало, не говоря уже про кайф.
Это уже потом Колюсик понял: следователь, который дело вел, специально его в изолятор закатал. Чтобы помучился, оценил проявленное снисхождение, чтобы признал: да, с меня причитается, гражданин начальник, обращайтесь, как говорится, в любое время дня и ночи. А тогда – тогда ноги ему целовал, облизывал пижонские штиблеты, благословлял, нарадоваться не мог.
Он уж и думать забыл про следователя этого, про свой должок. А тот возьми – да и напомни.
Мальчишка соседский пришел. Зайди, говорит, в беседку за домом.
Колюсик обрадовался. Решил, поставщик, наркоту принес раньше срока, может, сваливает куда-то, вот и позаботился о постоянном клиенте.
– Николай, мне нужна ваша помощь в поимке преступника...
Колюсик следака и признал-то не сразу. А когда признал, понял, даже своим изъеденным наркотиками мозгом понял-просчитал: лапшу ему вешает на уши гражданин начальник. Какой преступник? Для них – уж Колюсик знает, помнит – следственные изоляторы имеются. Преступникам под тачки бомбы не подкладывают. Да и взрывать их в компании какой-то бабы вовсе не требуется.
А следак мокрый, трясется весь, словно ширнуться хочет. Боится он чего-то, ох как боится... Не надо ему помогать. Что должок – плевать. Уголовное дело давно закрыто. А в квартире он больше наркотики не хранит, хватит, научен, еще одного такого кумара не вынесет и прячет свои дозы, прохладную радость, прячет.
– Николай, я заплачу.
– Вот это другой разговор! Сколько?
Когда следователь назвал цифру, Колюсик лишь восхищенно присвистнул. Е-мое, да с такими бабками полгода можно в ус не дуть!
– Согласен, – быстро сказал он.
– Вот это ты прикрепишь к днищу машины, – начал инструктаж следователь. – Взрывное устройство на магните, так что никаких проблем не будет. Посмотри внимательно на фотографию мужчины – владельца «Жигулей». Я на обороте еще номер машины записал. Вот пульт, надо нажать на эту кнопочку. Понял? Но сделать это надо только после того, как в автомобиль сядет женщина и они выедут за пределы Москвы.
– А фотка герлы есть? – поинтересовался Колюсик, облизывая губы. Сушняк дикий, пить охота. Как всегда... – А то еще рвану кого не следует.
– Нет, – следователь вздохнул. – Фотографии женщины нет. Но ты должен знать – если машина с этими мужчиной и женщиной покидает пределы Москвы и едет вот по этому шоссе, – следователь извлек из папки карту дорог и указал остро заточенным карандашом направление, – твое дело – нажать на кнопку пульта.
– Понял, не дурак, – весело отозвался Колюсик. – А аванс будет?
– Нет. И вообще, постарайся особо не колоться. Чтобы все было сделано в лучшем виде.
Пообещать не колоться Колюсик пообещал. Соврал, разумеется. Да если пару раз в день хотя бы немного «герыча» не вводить – он и тачку с места не тронет, какая слежка, когда дышать больно, смотреть больно, да все – невыносимо больно.
Так что наркотик Колюсик вводил. Но меру знал. Так, ширялся немного, чтобы хоть как-то ориентироваться в этом скучном сером мире.
...Из здания прокуратуры вышел мужчина в синей форме, сел в «Жигули». И хотя с утра он был одет совершенно по-другому, Колюсика этот факт не удивил. Скумекал уже – на работе у мужика есть форменный комплект, меняет он иногда джинсы и свитер на китель и синие брюки.
«Кумар начинается, – с тоской подумал Колюсик, пропуская перед своей „девяткой“ пижонскую японскую машину. Не в хвост же за „Жигулями“ ехать. – Все как в тумане. Вот уже пот градом льется... А мужик этот противный. Целыми днями мотается по Москве, колесит, с людьми встречается, в следственный изолятор – чтоб в него молния шандарахнула и спалила к чертовой матери – часто ездит».
«Жигули» домчались до Юго-Запада, въехали во двор, окруженный многоэтажками, и остановились.
– Успею, – прошептал Колюсик, доставая из «бардачка» одноразовый шприц. – Может, хоть немного отпустит.
