буквой названия проекта «Молот», который так блестяще почти достиг своего логического конца и так жутко провалился в самом конце. Вот этот конец Сарб и отсек, оставив одну букву 'М'.
Сарба утомило и разочаровало другое. В пространных речах ученых мужей он не обнаружил и намека на то, где следует искать решение проблемы, где находиться кончик ниточки, потянув за который можно распутать весь клубок.
Говорили всякое. И об облаке темной материи, поменявшим свое положение во Вселенной и нарушившим тем самым, структуру гиперпространства. И об общем старении Вселенной и постепенном ее изменении и реструктуризации, что неизбежно ведет к изменению структуры и гиперпространства. На прямой вопрос Сарба, что мы может предпринять для исправления создавшегося положения, он услышал лишь невнятное бормотание. Действительно, что можно поделать с таинственным облаком темной материи? Это тебе не грозовое облако, которое можно разогнать, искусственно создав необходимый температурный перепад в атмосфере и вызвав тем самым ветер в необходимом направлении. А что поделаешь с неизбежным старением Вселенной? Тут старение человека лишь сравнительно недавно научились замедлять. А ведь нужно даже не замедлить старение Вселенной, а обратить его вспять, так как нынешнее положение никого не устраивало.
Конструкторы систем управления звездолетов и гиперпространственных двигателей помалкивали, отделавшись высказыванием, что с их стороны вины в случившемся нет.
Сарб слушал все это и мрачнел все больше. Видя, что некогда грозный директор Службы государственной безопасности молчит, ученые умудрились на совещании устроить ученый диспут. Одни доказывали, что виновато во всем облако темной материи, другие, что старение Вселенной.
И тут Сарб не выдержав, взорвался:
— А ну стоп! Значит так, господа ученые, слушайте сюда. Сейчас вы пойдете в свои кабинеты, конференц-залы или куда хотите, но чтобы через три дня, слышите, через три дня вы в этом кабинете высказали общую точку зрения на причины создавшегося положения с гиперпространственными переходами и предложили путь, как из этого положения выкарабкиваться. Думайте, господа ученые, думайте. Именно за это вам и платят весьма неплохие деньги. Эх, нет О'Валли Мулла, как бы все было сейчас намного проще! — Сарб намеренно вслух упомянул фамилию погибшего гениального и сумасшедшего ученого, стараясь задеть этим присутствующих.
Долгие годы, общаясь с учеными, он прекрасно знал, как те ревниво относятся к научным успехам друг друга. Обычная человеческая ревность между мужчиной и женщиной не шла ни в какое сравнение с этой. Если вторую сравнить со светом карманного фонарика, то первая, в таком случае, была вспышкой боевого лазера.
После ухода ученых Сарб еще долгое время неподвижно сидел за столом. Ему показалось, что вслух произнося фамилию несчастного Мулла, сошедшего с ума на почве неразделенной гомосексуальной любви, у него в голове мелькнуло решение проблемы. Нет, не решение. А лишь слабый, слабый отсвет этого решения. Это будто в темноте уловить далекий отблеск маяка, настолько слабый, что даже не только непонятно, где расположен сам маяк, а и наличие самого отблеска тоже ставиться под сомнение. А вдруг это плод воображения? Вдруг это проделки собственного мозга, услужливо пытающегося выдать желаемое за действительное и рисующего такой отблеск на манер тех, которые часто возникают, когда закроешь глаза.
'Эх, Мулл, Мулл, как ты сейчас нужен. Я бы тебе все простил, вернись ты сейчас, — хозяин кабинета закрыл глаза, чтобы легче было представить образ ученого. Маленький, сухонький старичок, с редкими седыми волосами на голове. И пылающие глаза на удивление детском лице, несмотря на глубокие морщины на лбу и на всем лице. Пылающие каким-то внутренним, все сжигающим и выжигающим огнем.
'Всемогущий Картан, как же я не догадался, что он сошел с ума. Где были мои глаза и мой мозг. Ведь это же было очевидно, достаточно лишь было взглянуть на Мулла, после того, как его привезли с выжженной термоядерными взрывами Суримы, — и вновь на Сарба смотрели детские пылающие глаза старого человека.
И тут Сарбу показалось, что эти пылающие глаза хотят что-то ему сказать. Он даже открыл глаза, словно ожидая увидеть перед собой живого Мулла, который бы с легкостью, в этом бывший директор Службы государственной безопасности был уверен, разрешил бы проблему сбоев при гиперпространственных перелетах. Естественно, в кабинете кроме его никого не было. Пустынно блестел стол, за которым только что сидели ученые и конструкторы, сиротливо стояли хаотично отодвинутые от стола стулья.
'Могли бы и задвинуть за собой, неряхи, — Сарб поморщился, он не переносил какого-либо беспорядка. — Да что с них возьмешь, одним словом, ученые. Ну ничего. Я с них выдавлю решение этой проблемы. Пусть хоть кровью ссут, но решение мне выдадут', — хозяин кабинета вновь закрыл глаза, но как не пытался Мулла он больше представить не смог. Выходило что-то блеклое, размытое и никаких пылающих глаз.
'Ничего, я и с тебя все, что надо выдавлю, где бы сейчас не была твоя душа'.
— Господин Сарб, пройдемте, я покажу Вам, где Вы будете жить, — в дверях показался все тот же неприметный молодой человек.
— Пойдем, покажешь, — Сарб пружинисто встал из-за стола.
Глава 7
— За наших ребят, которые не вернулись.
Полторы сотни мужчин одновременно, не чокаясь, опрокинуло в себя традиционные сто грамм. Затем твердо, как привыкли передергивать затвор своего автомата, поставили стакана на стол. Те издали глухой, совсем нерадостный, будто зная, за что пьется, звук.
В столовой повисла тишина. Каждый из присутствующих вспоминал недавний бой. В голове возникали разорванные, словно вспышки выстрелов ночью, картинки: «чех», набегающий на мушку прицела, пламя взрыва штурмовой гранаты, страшное, залитое кровью лицо друга, которому попала пуля в голову… И какое-то животное ликование, густо перемешанное с азартом, когда в твоих руках бьется, словно в оргазме любимая женщина, родной гранатомет и в пятидесяти метрах от тебя гранатами рвет чужие тела. А ты, словно Бог, словно Высший Судья ставишь и ставишь где нужно запятые: 'Казнить, нельзя помиловать'. И даст христианский Бог, долго будешь их ставить, долго еще будешь помогать своим мусульманским «братьям» стать шахидами, отправляя их к Аллаху, где каждого из них ждут столы с яствами и сорок чернооких стройных девственниц. До окончательной точки дело не дойдет — у России много врагов и с каждой снесенной головой возникает три новые. Сыны Аллаха множатся быстрее, чем сыны Христа.
Рота Андрея Кедрова после выполнения боевого задания вернулась к себе на базу, под Ростов. И на следующий день после перелета традиционный общий сбор в столовой. Боевых товарищей помянуть, стресс снять, чтобы до следующей командировки жить, как обычный человек — спокойно провожать детей в школу, спокойно ходить на службу, зная, что вечером вернешься домой, спокойно любит жену, а не неистово, до синяков на теле, будто в последний раз. Словом, все делать спокойно и размеренно.
Не у всех это получается. Человек не робот с переключателем. Щелк — и ты добропорядочный, законопослушный обыватель, любящий после работы посидеть перед телевизионным ящиком с бутылочкой пива. Щелк — и ты отлаженная, хорошо смазанная и подогнанная машина смерти, привыкшая сначала посылать автоматную очередь в сторону неясного шороха и движения, а лишь потом выяснять, что это было. Иногда этот переключатель заедало — пьяные драки в барах и ресторанах, бурные выяснения отношений с соседями, с мнимыми и действительными любовниками жен и подруг. Когда возвращаешься оттуда, где смерть также привычна, как глоток воды, спокойная жизнь на «гражданке» воспринимается, как преступление, преступление перед памятью твоих героически погибших товарищей. И часто очень хочется, видя вольготно развалившегося на стуле в ресторане «пиджака», подносящего ко рту рюмку водки, забить эту рюмку ему в рот. И некоторые забивали. А чтобы она лучше проходила внутрь, помогали ей, ломая «пиджаку» ребра.
— За нас, ребята, — донесся до Андрея голос командира второго взвода старшего лейтенанта
