— Небо глибоке засіяне зорями… — уже тихо произнес Андрей. — Зори, звезды… мужики, вы только посмотрите, какие звезды… если бы вы знали, какие прекрасные могут быть звезды и как мне туда хочется…
— Командир, ты че?… Андрей, тебе плохо?
Но Кедров уже взял себя в руки.
— Алексей, давай машину.
— Давно бы так, — Доставалов облегченно вздохнул, обернулся и махнул рукой медленно едущему за тремя офицерами уазику.
Сильные руки подсадили Кедрова в машину, те же сильные руки помогли выйти из нее, аккуратно поддерживали при подъеме на второй этаж дома, открыли дверь его комнаты, уложили в кровать.
— О как развезло нашего майора. Даже на звезды человек захотел.
— Ничего, проспится, завтра будет как огурчик.
А вот с этим «огурчик» Андрей Кедров и провалился в сон.
… Он медленно всплывал из черных глубин сна навстречу свету. Перед глазами крутились какие-то фантастические образы, какие-то страшные твари, разевая огромные пасти, пытались напасть на него. Но он поднимался все выше и выше, и чудовища отставали, исчезая в черной бездне. И вот, наконец, теплый, приятный свет разлился вокруг. И в тот же миг, еще не вынырнув на поверхность яви, еще до конца не освободившись от цепких объятий сна, Андрей вспомнил — он жив! Его спас Лю. И в то же мгновение он окончательно проснулся.
Его по-прежнему окружал неяркий, струящийся со всех сторон свет. Землянин медленно обвел глазами помещение, если, конечно, можно было так назвать то место, где он находился. Со всех сторон — сверху, с боков его окружала белая стена. Не стены, а именно стена. Привычного разделения на потолок и стены не было. Но это был и не шар. Да и вообще, ту поверхность, что окружала Андрея, стеной в прямом смысле этого слова назвать было трудно. Было такое ощущение, что это поверхность не твердая. Казалось, попытайся он дотронуться до нее рукой и пройдет через эту белую стену, не встретив сопротивления.
'Я словно со всех сторон окружен облаками, — землянин, наконец, подобрал адекватное описание увиденному. — Как в Раю, — тут же логично последовала следующая аналогия. — А так оно и есть. Для простого смертного с захолустья Вселенной, мнемы — это небожители, без всякого почти.
И из одного такого облака к нему шагнул Лю. Ни дверей, ни люка Андрей не заметил. Мнем появился, словно просто вышел из облака, или из густого тумана.
— Ну, здравствуй, Андрей, — чистая русская речь зазвучала просто в голове землянина.
Кедров даже непроизвольно дотронулся до шеи. Привычное тоненькое кольцо электронного переводчика по-прежнему находилось на ней. Но перевод слов осуществляло не оно. Андрей привык, что сначала раздавалась каркающая речь кроков или чуть гортанная фролов, а потом уже следовал электронный перевод. Тут же слова, казалось, рождались прямо в его голове.
— Здравствуй, Лю! — сбросив с себя какое-то мимолетное оцепенение, землянин вскочил с невысокой, похожей на постамент кровати.
'А боли в позвоночнике нет, — мелькнуло в голове, но Андрей даже не удивился этому. Ведь он у мнемов!
Друзья обнялись.
— Да, задал ты мне головоломку, герой, — Лю широко улыбнулся.
Андрей видел, как рот мнема открывается и закрывается, произнося слова. Причем открывается правильно, в соответствии с произносимыми звуками. А не так, как часто видел Андрей по телевизору переводы зарубежных фильмов. Какой-нибудь американский коп энергично коротко выкрикивает тебе прямо в лицо: 'Fuck you!', а с экрана слышится длинное: 'Да пошел ты, козел!'. И пока это произносится, коп уже давно палит из классического неувядаемого 'кольта'.
— Какую головоломку?
— Где тебя, было, спрашивается искать, после того, как ты получил по заднице такой могучий гиперпространственный удар? Это же тебе не в стандартное гиперпространственное окно нырять. Да тут погрешность в определение твоего импульса в десятки раз больше, чем стандартный импульс перехода в гипер! А угол входа? Ты ж в то окно влетел, как пьяный водитель паркует машину в гараж, то есть под каким угодно углом, но только не прямым. Когда мои компьютеры обсчитали область твоего возможного нахождения, я в отчаянии за голову схватился — тысяча триллионов кубических световых лет!
— Ну нашел же.
— Нашел, нашел. Успокоился, подумал, вспомнил кое-что и нашел.
— Что вспомнил?
Лю совсем по земному махнул рукой:
— Потом. Давай сначала поешь, проголодался же!
— Точно, проголодался! — ответил Андрей, ощущая неприятную пустоту в желудке.
Из того же «облака» из которого вышел Лю выкатился поднос, уставленный фроловской посудой — чашеобразными тарелками на невысоких ножках с непременными крышками, которые открывались, стоило чуть нажать в их центре.
— У вас и посуда какая-то военная, — как-то пошутил Андрей, сидя с Эльдирой за столом, — эти крышки откидываются, словно защитные колпаки на ваших боевых лазерах. Так и ждешь, что вместо вожделенной отбивной получишь в лоб лазерный луч и сам станешь отбивной.
Эльдира тогда шутку своего мужа не поддержала:
— У нас по-другому нельзя. Каждый фрол всегда и везде должен помнить в каком опасном мире он живет.
'Эльдира…' — больно резануло в сердце.
Лю мгновенно понял состояние Андрея.
— Андрей, давай поедим, а потом будем обсуждать твои дела, — мягко предложил он.
Землянин молча кивнул головой.
Поднос тут же трансформировался в стол. Возле него, как по волшебству, возникли два стула. Землянин и мнем сели.
Обед или что там по времени больше подходило, Кедров давно уже сбился со счета времени, прошел в молчании. Того радостного подъема, с каким Андрей проснулся на мнемовском звездолете, не было. На землянина навалились, отброшенные ранее мощным эмоциональным порывом: 'Жив!', вопросы: что случилось с Матеей, что случилось с Эльдирой, где он и самое главное — что дальше делать?
— Что ж, теперь можно отвечать на твои вопросы, — Лю улыбнулся. — И не сиди такой хмурый. Просто подумай, ведь все могло закончиться гораздо хуже.
— Да, ты прав, Лю. Все могло закончиться гораздо хуже. А ты, получаешься, все время наблюдал за мной?
— Ну, не льсти себе так, — Лю вновь рассмеялся. — Мы следим за всеми более-менее значительными событиями, которые происходят у челов, кроков и мнемов. И, естественно, такую заварушку около Матеи мы пропустить никак не могли.
— Заварушка… заварушка, в которой могли погибнуть десять миллиардов фролов, десять миллиардов
