Сильные пальцы ловко и быстро расшнуровывают правый берц, ощупывают ногу.
— Все нормально, перелома нет. Я ж не зверь, чтобы своего калечить. А ну вколите майору промедол и домой отправьте отлеживаться. Ничего, майор, до свадьбы заживет!
Через двадцать минут Андрей был уже дома, на диване, заботливо уложенный на него своими бойцами роты.
— Все, ротный, отлежись пару деньков. Я начальству сообщу, — лейтенант Доставалов хлопнул на прощание по плечу, посмотрел на закрытую в спальню дверь, улыбнулся, — ничего, Гюльчатай быстро на ноги тебя поставит! — хлопнула, закрывшаяся входная дверь.
И синхронно ей, словно это были какие-то сообщающиеся сосуды, открылась дверь в спальню.
— Что с тобой? — Камилла подошла к дивану, на котором лежал Андрей и грациозно, как только это могут делать восточные женщины, присела на корточки.
— Да ерунда. Чуть-чуть поцарапали на тренировке.
— Больно?
— Нет.
— Есть хочешь?
— Хочу!
Камилла внимательно на него посмотрела, и мужчина впервые увидел улыбку этой женщины.
— Подожди несколько минут, — дагестанка вышла на кухню.
Вскоре оттуда разлился аппетитный запах. Вскоре Камилла вновь зашла в комнату, неся на подносе несколько тарелок. Подвинула к дивану стул, поставила на него поднос.
— Сесть можешь?
— Да ты что, за инвалида меня держишь?
— Не держу, — и Андрей едва не утонул в этом омуте черных кавказских глаз, распахнувшихся рядом.
Кряхтя, Андрей сел. Перед ним, в одной тарелке лежало отваренное мясо, в другой, что-то похожее на пампушки, политые топленным маслом, в третьей — густой как сметана, томатный соус.
— Что это?
— Хинкал, наше национальное блюдо. Попробуй, очень вкусно. Мясо макай в соус и ешь с хинкалом.
— Это эти пампушки — хинкал?
— Да. Это пшеничная мука, замешанная с яйцом, солью, кефиром и сваренная в мясном бульоне.
Андрей наколол вилкой мясо, обмакнул его в темно-красный соус. Рот обожгло.
'Кавказская кухня, все остро, обжигающе'.
— Вкусно!
— Ты хинкал попробуй.
Мужчина положил в рот «пампушку». На вкус они были соленые, отдающие мясным привкусом.
— Ваш народ знает толк в вкусной еде.
Наградой за комплимент Андрею были блеснувшие женские глаза.
— Ты как чувствовала, что мне сегодня достанется. Заранее такой царский ужин приготовила!
Дагестанка скромно потупила глаза…
— А ты чего не ешь?
Камилла взяла рукой самый маленький кусочек мяса, обмакнула его в соус и не спеша съела. Затем, так же неспешно она съела одну 'пампушку'.
— Эх, только хорошего красного вина не хватает!
— У нас в народе говорят, вино воспламеняет кровь. А тебе зачем воспламенять?
И вновь огромные черные глаза рядом, влекущие, как влечет бездна, как черный провал ствола пистолета.
— Потому, что ты рядом, — хрипло произнес Андрей и притянул к себе эти бездонные глаза, притянул так, что смог, наконец, утонуть в них…
Дагестанка обжигала, каждый миллиметр ее тела словно пылал. И эта раскаленная, гибкая страсть обвивала мужчину, сдавливала его в своих объятиях, заставляла стонать, с рычаньем отрывать ее от себя, но не для того, чтобы отбросить, а чтобы с силой бросить на диван и распять на своих руках… И вновь это гибкое тело кажется везде, дотрагивается до всего тебя и ты стонешь от этих обжигающий касаний. Время словно споткнулось об эту страсть и замерло. А та, пользуясь этим, раз за разом, выдавливало из мужского тела, все, на что оно было способно и даже неспособно, выжимало, а потом и выцеживало все соки, соки любви. Казалось, что все, мужское естество выцежено, выжато до капли, но проходило пять, десять, двадцать минут остановившегося времени и не устающая, извивающаяся, трущаяся страсть вновь высекала искру, заставляя мужчину вновь и вновь нырять в бездонный омут черных, кавказских глаз…
— Ты не женщина, ты ведьма, — усталый, да что там усталый, изможденный Андрей Кедров навзничь лежал на диване. Обнаженная, со струящимися по ее спине и груди черными волосами стояла на коленях рядом с ним. Лучи уже высоко поднявшегося солнца легко проходили сквозь легкие шторы.
— Тебе не понравилось? — хриплый, гортанный смех.
— Я же сказал, что ты ведьма. Такую страсть можно разжечь, только вступив в союз с дьяволом.
— Все вы русские, усложняете. Ведьма, дьявол. Я обычная дагестанская девушка и люблю, как могу, — Камилла встала и, нисколько не смущаясь своей наготы, пошла на кухню.
'А можешь ты немало, — Андрей устало смотрел вслед удаляющейся девушки. — Гм, я почему-то считал, что женщины гор очень скромны и кротки и делают то, что прикажет им мужчина — муж или отец. Я ошибался', — перед глазами мужчины вновь возникло это извивающиеся, неистощимое на выдумки, женское тело, которое словно пластилиновое могло вывернуться в любую позу.
Еще секунду назад он жадно хватал ртом эти коричневые соски, а вот уже его щеки зажаты в сладчайших тисках женских бедер…
— Поешь, тебе надо подкрепиться, — Камилла грациозно изогнулась, протягивая Кедрову поднос с едой. Ее черные волосы коснулись пола.
И вновь горячее мясо обжигало рот не только своей температурой, но и черным перцем и чесноком, которым оно обильно было нашпиговано.
'На Кавказе не только кухня обжигает', — мужчина не мог отвести взгляда от стоящей перед ним на коленях обнаженной молодой, на вид ни как не больше восемнадцати лет, девушки.
— А ты почему не ешь?
И вновь Камилла взяла самый маленький кусочек мяса, заев его одной «пампушкой», а потом, дождавшись, когда Кедров доест, в грациозном поклоне взяла у него поднос и унесла на кухню.
— Ну и что дальше будем делать? — спросил Андрей вернувшуюся из кухни девушку.
— Ты хочешь меня прогнать?
— Зачем бы я тогда тебя забирал из медсанчасти?
— Чтобы добиться своего, — Камилла вновь села перед ним на колени, положив руки на его колени.
'Европейка так бы не сделала. Не села бы обнаженной на колени перед мужчиной. С этим равноправием полов мы кое-что потеряли. По крайней мере, вот такие прекрасные минуты, когда ощущаешь себя настоящим мужчиной, хозяином'.
— Хорошо. Тогда теперь я предпочитаю каждую ночь добиваться своего.
В черных глазах дагестанки мелькнул озорной огонек.
— Добивайся.
И вновь обжигающая страсть обвила Андрея со всех сторон, погружая его целиком в горячий мир чувственных наслаждений…
На службе майор Кедров появился через три дня, с блеском в глазах и темными небольшими мешками под ними. И только стоя на плацу, глядя на выстроившуюся перед ним роту, он вдруг поймал себя на мысли, что ни разу за эти фантастические дни и ночи не вспомнил о поврежденной ноге.
'Как Лю вылечила', — хмыкнул офицер.
— Рота! Повзводно! На полигон бегом марш!
