Гамеде или президентского кабинета на Арикдне.
— Меня утроит должность директора Службы государственной безопасности или Верховного Адмирала при жене-президенте, — Сарб посмотрел прямо в зрачки Вессы, потом притянув к себе, мягко поцеловал ее в губы.
— И как ты планируешь все это осуществить?
'Я все правильно сделал!'
— Сначала ты должна убедить Харка отпустить Андрея Кедрова к фролам…
Глава 19
Десантный бот, выскользнув из грузового отсека крейсера и отработав десять секунд маршевым ракетным двигателем, быстро скользнул в гиперпространство. Через минуту его примеру последовал и крейсер. Правда прыжок его был прямо в противоположную сторону. И снова холод почти абсолютного ноля и пустота там, где недавно бушевали миллиарды джоулей энергии.
Кроковский бот с Андреем Кедровым на борту вышел из гипера на внешней границе астероидного пояса Акбзира. И тут же его антенны ближней и дальней космической связи исторгли серию импульсов. Антенна ближней связи передавала фроловский стандартный сигнал бедствия, а посланное антенной дальней связи сообщение через мгновение превратилось в короткий видеоролик на мониторе оператора Центра противокосмической обороны Матеи. Видеоролик, который уже через полчаса транслировали все телеканалы фролов. И в едином выдохе пронеслось: 'Андрей Кедров жив! Жив и находится совсем рядом — на внешней границе астероидного пояса'.
А еще через три часа землянин шлюзовался в огромном чреве фроловского тяжелого крейсера.
'Ну, здравствуй Матея. Вот уж не думал, что тебя встречу', — Андрей быстро сошел с трапа навстречу восторженному гулу встречающей толпы.
Среди радостных, улыбающихся лиц он не увидел лица той, о ком так часто вспоминал на Земле, которая так часто являлась к нему во снах и ощущения тела которой еще помнили его руки, грудь, живот… каждая частичка его тела помнила горячее тело Эльдиры, его бывшей жены.
К нему подошел мужчина, которого Андрей помнил, как одного из высокопоставленных чиновников в правительстве фролов.
— От лица всех фролов я рад приветствовать Вас, Андрей, на нашей планете Матее, — чиновник говорил хорошо поставленным, привыкшем много говорить, голосом. — И Ваше чудесное спасение символизирует бессмертие нашей цивилизации несмотря на происки врагов.
'Опять враги. Наверное, исчезни сейчас кроки и фролы не знали бы, как дальше жить. У фролов борьба с кроками превратилось в государственную идеологию, в стержень, который держит все их государства. Исчезнет этот стержень и государство рухнет', — Андрей молча улыбался чиновнику, не зная, что говорить.
Любая речь неизменно свелась бы к мысли: 'Что? Не ждали? А я вернулся'. А это землянин говорить не хотел, даже Эльдире.
Андрей еще раз невольно оглянулся, ища взглядом бывшую жену.
'Ни ее, ни СакВока. Ладно, Эльдира. Мое появление ей особой радости не принесет. Тут все понятно. Но Главный Судья, которого я спас, где он?'
Чиновник, приветствовавший Андрея, поняв его мысли, тихо проговорил:
— Андрей, пойдемте в флайер. По дороге к Высшему Совету Достойных я Вам все расскажу. Тут у нас после как Вы… э… улетели от нас, произошли некоторые события.
— Какие события?
— Андрей, пройдемте в флайер.
'Да, уж точно я не так представлял эту встречу', — Андрей Кедров под приветственные крики толпы поднялся в правительственный флайер.
Через десять минут, когда чиновник сжато рассказал ему о всех событиях, случившихся на Матеи после того драматического боя, землянин подумал, что и такой ход событий он себе тоже не представлял. А чиновник оказался Главой Верховного Совета Достойных. Он назвал свое имя, но землянин даже не попытался его запомнить. Его мозг был занят более ответственной работой.
'Эльдира в тюрьме и ожидает суда. Рахад Виргул, лишенный указом человского Президента всех званий и наград и выданный фролам, находится там же. Да, голова идет кругом. И что в такой ситуации я должен делать? Зачем я вообще тогда здесь? Стоп! Здесь же мой ребенок!' — во всей этой круговерти событий он даже забыл о главном, ради чего и стремился попасть на Матею. Ну не только из-за ребенка, конечно. Хотелось увидеть и Эльдиру. Но в сознании Андрея Эльдира и их ребенок почти слились в одно целое. И он просто стремился увидеть это одно целое. Теперь сами фролы это одно целое разделили…
— Уважаемый… э… Глава Совета, у Эльдиры должен был родиться ребенок, мой ребенок. Что с ним?
— О, не беспокойтесь, с Вашим сыном все в порядке.
'Значит сын! Я не ошибся'.
— Так как его бабушка, мать Эльдиры тяжело больна, Андрей сейчас находится в специальном детском учреждении.
— Как Вы сказали? Андрей?
— Да, Вашего сына Эльдира назвала в честь Вас, Андреем.
'Значит… значит Эльдира продолжала любить меня… ну, может не любить… но нашего сына она назвала в мою честь! И это главное! Все остальное, что было между мной, ею и Рахадом — суета и нелепые телодвижения, как говорил английский аристократ в анекдоте', — решение пришло мгновенно, будто кто-то невидимый отдал четкий приказ: 'Освободить Эльдиру и втроем, вместе с Андреем-младшим, сказать «прощай» этим гостеприимным фролам'.
— Отвезите меня к сыну.
'Знаю я это 'специальное детское учреждение'. У нас это называется интернат. Мой сын в интернате! Суки!'
— Конечно, конечно. Но сначала — в Верховный Совет Достойных. Там будет устроен торжественный прием в Вашу честь.
— К черту! Везите меня к сыну! Или мне самому сесть на место пилота?!
Маленький человечек смотрел на него своими широко распахнутыми глазами. Так смотреть могут только дети — ясным, без всякой задней мысли, взглядом. Задними мыслями цивилизации услужливо снабдит его потом — в школе, институте и особенно щедро отсыплет во взрослой жизни.
Андрей лихорадочно пытался понять, на кого похож его сын. Черные смоляные волосы — это, конечно, от Эльдиры. Нос… А черт его разберешь. Обыкновенный детский носик. А вот глаза… Мужчина чуть радостно не засмеялся. Глаза были его — характерный разрез, карий цвет зрачка — все его.
— Ну, здравствуй, сын, — Андрей сказал эту фразу на фроловском языке, а потом повторил на русском.
Электронный переводчик, закрепленный на шее Андрея, услужливо тут же перевел ее вновь на фроловский.
Мальчик молчал. Стоящая рядом с ним женщина покачала головой:
— Он еще плохо разговаривает, да и стесняется незнакомых людей.
'Незнакомых людей' — Андрея стало грустно. Он протянул к ребенку руку:
— Давай пять.
Мальчик не шелохнулся.
— Дядя, а где мама? — и ясный, чистый взгляд в упор.
— Мама занята, но она скоро придет.
'Обязательно, сын, она к тебе придет, — добавил он про себя, — если даже для этого мне придется все здесь разнести вдребезги'.
