– Товарищ председатель! В своей речи уважаемый товарищ Гдлян обращался лично ко мне, и поэтому я хотел бы ему ответить на это обращение, прошу разрешить мне сказать буквально несколько слов.
Зал притих и с интересом обратил на меня внимание. Получив молчаливое согласие председателя, я снова вышел на сцену и сказал:
– Да, конечно, уважаемые товарищи, следователь Гдлян имеет право прямо сейчас меня арестовать! Не удивляйтесь. В Уголовном кодексе СССР есть статьи «за предпринимательство» и «за коммерческое посредничество». По ним дают до пяти лет тюрьмы с конфискацией имущества, а я как раз именно этим и занимаюсь. Заявляю это вслух. Вот почему Гдлян, если захочет, может на законных основаниях здесь, при вас, надеть на меня наручники.
Это была правда. Зал замер в ожидании, а я продолжал:
– Но пока этого не случилось, я хочу ответить на заявление о том, что ему стыдно сидеть на сцене рядом с «колбасником». Так вот, Тельман Хоренович, у меня только одно возражение: ваш товарищ Катусев и вы сами в Верховном Совете гораздо ближе к колбасе, чем я! Вы эту колбасу едите каждый день, а мы ее еще не начали производить. Поэтому купить ее в России простому человеку негде.
Действительно, в то время в Обнинске все чаще и чаще были перебои в снабжении продовольствием. Периодически исчезали из продажи то мыло, то сигареты, то другие товары. В городе, где практически отсутствовала собственная легкая и пищевая промышленность, купить обычные продукты питания было огромной проблемой. За колбасой все подмосковное население ездило в Москву на электричках, которые так и называли – «колбасными электричками». В Москве люди простаивали многочасовые очереди в магазинах, чтобы купить батон докторской колбасы или несколько килограммов сосисок в целлофане. А копченая колбаса – сервелат – была исключительной редкостью, завозилась в СССР в основном из Финляндии и выдавалась населению разве что в праздничных заказах – по двести граммов на человека.
Когда я закончил, произошла полная неожиданность: зал буквально взорвался от аплодисментов! Люди стали вставать с мест и гневно спрашивать у Гдляна о перебоях в снабжении города продуктами.
– А действительно, – интересовались выступающие, – где колбаса? Почему ее нет в Обнинске? Что этот Катусев нам дал? Он же сам на пайках цековских живет! И вы там в своем Верховном Совете целые дни в буфете колбасу едите! Нам не перестройка, нам колбаса нужна!
Все продолжали шуметь и возмущаться:
– Слушайте, зачем эти ваши рассказы, агитация? Правильно Тарасов сказал! Вы ответьте прямо: когда будет в Обнинске колбаса? Долго еще нам гоняться за ней по Москве? По три часа в электричках ездим! Да что колбаса! У нас масло кончается и сахара в городе нет!
Возмущение зала лавинообразно нарастало. Гдлян был просто уничтожен. Чтобы успокоить присутствующих, вспотевший секретарь парткома, сидевший с нами в президиуме на сцене, вскочил и предложил выдвинуть кандидатами нас обоих. Так и проголосовали: кто за обоих кандидатов?
Спасибо Гдляну, с этого момента я просто завелся. Мне стало понятно, как выступать. Люди жаждали перемен. Стало ясно, что мы, пионеры капиталистического труда, не так уж одиноки и только поддержка общества может защитить нас от репрессий власти. Мы должны публично выступать и не прятаться по углам. Да, мы занимались свободным предпринимательством в стране, в которой это расценивалось как уголовное преступление. Но уже вышел закон о «кооперативной деятельности», который противоречил Уголовному кодексу и гарантировал нам формальные права.
«Принят закон, разрешивший эту деятельность, так почему же нас усиленно хотят превратить во врагов народа?» – думал я, возвращаясь с победой в Москву.
Тогда я еще не понимал простой истины: власти всегда нужно иметь под рукой «врагов народа», в этом случае очень легко этим народом управлять! А самое главное, всегда будет на кого свалить собственные неудачи и неспособность руководить страной. И о какой ответственности власти можно говорить, когда враг затаился внутри самого государства? Удобная позиция. Вот когда расправимся с ним полностью, тогда и будем отвечать перед народом. Если к тому времени не будет найден новый враг…
Окружное собрание избирателей, куда я был выдвинут от города Обнинска, проходило в Смоленске. Из двадцати пяти претендентов, делегированных от территорий, на нем нужно было отобрать двоих для регистрации в качестве кандидатов в народные депутаты СССР по округу No 27. Кремль заказывал альтернативные выборы.
Всех нас, двадцать пять выдвиженцев, усадили в два ряда на сцене драматического театра города Смоленска. В зале, заполненном народом, расположились представители городов и районов, от которых были выдвинуты претенденты в кандидаты, сидевшие на сцене.
Поскольку Обнинск был городом незначительным по сравнению со Смоленском, Брянском и Калугой, во- первых, меня посадили во втором ряду, за спинами уважаемых выдвиженцев из областных центров. А во- вторых, мою малочисленную делегацию поддержки из Обнинска отправили на галерку – на самый верхний ярус театральных балконов. В переднем ряду сидели люди в орденах, заслуженные и уважаемые всей страной. Среди нас, претендентов, были личности всероссийского масштаба: летчик-космонавт В. Соловьев и даже заместитель министра обороны СССР генерал Ю. Яшин, а также знатные и орденоносные руководители областных предприятий, колхозов и, конечно, партийные и профсоюзные лидеры регионов. По своей значимости среди этой компании, или, как теперь говорят, по рейтингу, я выглядел абсолютным нулем.
Моя группа поддержки из Обнинска состояла всего из пяти человек, а оставшиеся места в зале, вмещавшем более тысячи зрителей, занимали группы поддержки моих соперников. Победить в таком собрании при тайном голосовании казалось совершенно невозможной задачей.
За летчика-космонавта СССР Соловьева, который только что слетал в космос, заранее готова была проголосовать большая часть зала – представители научных центров, авиационного завода и другой промышленности областей. Генерала Яшина в зале поддерживали человек триста-четыреста военных, привезенных из разных мест на автобусах. Остальные присутствующие, в основном местная элита власти, конечно, не могла меня поддерживать в силу своего коммунистического сознания и классовой враждебности к капиталистам, представшим перед ними в моем образе.
Повестка дня была простой и очень серьезной: сначала выступления всех двадцати пяти претендентов, потом вопросы из зала, ответы на эти вопросы и тайное голосование.
К тому времени у меня еще не было предвыборной платформы. Поэтому за те три минуты, которые были отведены на мое выступление, я просто попытался чем-то задеть зал за живое. Я говорил о том, что нормально жить мы сможем только тогда, когда нас освободят. Что у нас богатая страна, но мы нищие, потому что любое предпринимательство людям запрещено. Я говорил, что можно, конечно, к кооператорам относиться как угодно, но если не снять запреты с производственной деятельности кооперативов, не
