16
Когда Эрленд вернулся домой вечером, Евы Линд и след простыл. Надо сделать, как она просила, не думать, где она и что она, вернется ли, когда и в каком виде. И заодно сходить за жареной курицей в магазин, надо же что-то есть.
Вернувшись, Эрленд положил пакет на тумбу и принялся снимать пальто, как вдруг до него донесся запах готовящейся еды. Старинный запах — у него на кухне сто лет никто ничего не готовил. Питался он готовой едой — курицей вроде вот этой, в пакете, гамбургерами, полуфабрикатами из супермаркета, холодными овечьими головами — в общем, безвкусной пищей, которой самое место в микроволновой печи. Когда я последний раз готовил себе, а? Да что там, не помню, когда последний раз хотел себе что-нибудь приготовить.
Эрленд осторожно заглянул на кухню, словно ожидая увидеть там незваных гостей-грабителей. Вместо них он обнаружил накрытый на двоих стол. Какие шикарные тарелки, я и забыл, что они у меня есть. Рядом винные бокалы, салфетки, горят две красных свечи, правда, подсвечники непарные. Вот таких у меня точно не было.
Эрленд на цыпочках зашел на кухню — на плите кастрюля, в ней что-то булькает. Снял крышку — о-го-го, судя по всему, мясное рагу, выглядит очень аппетитно. Мясо нарублено кубиками, тушится вместе с репой, картошкой и какими-то специями. Да-а, такого запаха у меня в квартире давненько не бывало.
Эрленд наклонился над кастрюлей и втянул носом аромат тушеного мяса и овощей.
— Я еще сходила за овощами, не хватает, — донесся из дверей голос Евы Линд. Эрленд и не заметил, как она вошла в дом. В руках пакет с морковкой, одета в анорак.
— Откуда ты выучилась делать рагу? — спросил Эрленд.
— А мама всегда его делала, — сказала Ева Линд. — И когда ей надоедало честить тебя направо и налево, она говорила, что некогда ты это блюдо очень любил. Правда, тут же добавляла, что ты «говнюк эдакий».
— И была совершенно права, — согласился Эрленд.
Как мило, стоит и режет морковку, добавляет ее в рагу. Вот это и есть настоящая семейная жизнь… Как замечательно! И как грустно, ведь не могу же я позволить себе лелеять надежду, что это продлится сколько-нибудь долго.
— Нашел убийцу? — спросила Ева Линд.
— Тебе привет от Эллиди, — сказал Эрленд.
Опять не удержался, при чем тут Эллиди, зачем вспоминать о нем в такой вечер?
— Эллиди. Как же, знаю, сидит в «Малой Лаве». Он что, знает, чья я дочь?
— Всякое говно, с которым мне приходится общаться, то и дело поминает тебя по имени, — сказал Эрленд. — Они думают, что ставят меня в неловкое положение, пугают.
— И что, ты пугаешься?
— Иных пугаюсь, таких, как Эллиди. Ты его с какого боку знаешь? — осторожно спросил Эрленд.
— Я про него истории всякие слыхала. Один раз видела его, много лет назад. У него выпадали вставные зубы, он их клеил на место полистирольным клеем. На самом деле я с ним не знакома.
— Он кретин, каких свет не видывал.
Тему Эллиди в тот вечер больше не поднимали. Сели за стол, Ева Линд налила в винные бокалы воды. Эрленд так много съел, что едва смог дойти до гостиной, заснул прямо в одежде и всю ночь ворочался.
Наутро снившийся ночью кошмар почему-то не выветрился сразу у него из головы. Он точно знал — это тот же самый сон, что снится ему уже несколько ночей кряду, тот самый, который он никак не мог запомнить.
Эрленд вскочил, задыхаясь, нервно покрутил головой, взял себя в руки. Позвал Еву Линд, ответа не последовало. Встал, пошел в ее комнату — но понял, что она ушла, еще не открыв дверь.
Тем временем Элинборг и Сигурд Оли закончили изучать реестр жителей Хусавика и произвели на свет список из 176 женщин, которые могли быть потенциальными жертвами Хольберга. Наводок у них было немного — только слова Эллиди, что она была «вроде той бляди из Кевлавика», поэтому они решили отобрать всех женщин того же возраста, что и Кольбрун, плюс-минус десять лет. Список оказалось возможно поделить на три группы — четверть женщин так и жили в Хусавике, половина уехали в столицу, остальные — рассеялись по всей Исландии.
— Работки хоть отбавляй, не знаешь, где начать, — тяжело вздохнула Элинборг, вручая список Эрленду.
Босс сегодня какой-то более помятый, чем обычно. Недельная щетина, рыжие волосы торчат во все стороны, костюм черт-те как выглядит, давно пора в химчистку. Сказать ему об этом или нет? Выражение лица такое, что от шуток, кажется, лучше воздержаться.
— Как тебе спится последнее время, Эрленд? — осторожно спросила Элинборг.
— Каком кверху, — ответил Эрленд.
— Отлично, ну составили мы этот список, и как ты теперь предлагаешь действовать? — спросил Сигурд Оли. — Что, просто так подваливаем к каждой из списка и спрашиваем: «Вас, случайно, не изнасиловали сорок лет назад?» Как-то это чересчур круто будет, не находишь?
— Ничего другого лично мне в голову не приходит. Давайте начнем с тех, что уехали из Хусавика, — сказал Эрленд. — Опросим сперва столичных, может, что и найдем. Слухи, может, ходили или что еще. И если этот полоумный кретин Эллиди не вешает нам на уши лапшу, то Хольберг рассказал об этом Кольбрун. А она могла рассказать дальше сестре или Рунару. Короче, мне снова надо в Кевлавик.
Помолчали.
— С другой стороны, мы можем и сузить список, — добавил Эрленд, немного подумав.
— Как? — спросила Элинборг. — Что это ты такое придумал?
— Да пришла в голову одна мыслишка.
— Какая, ну говори уже!
Элинборг пребывала в раздражении — пришла на работу в новом бледно-зеленом платье, и хоть бы одна живая душа это заметила!
— Наш лозунг — родство и наследственные болезни, — начал Эрленд.
— Точно, босс, — сказал Сигурд Оли.
— Допустим, Хольберг — насильник. Мы понятия не имеем, скольких он изнасиловал. Мы знаем, что двух, а точно — что одну. Он может все отрицать, но по совокупности косвенных улик выходит, что да, он изнасиловал Кольбрун. Далее, он отец Ауд, по крайней мере, мы можем исходить из этого предположения, а раз так, то, может, у него был ребенок и от женщины из Хусавика.
— Еще один ребенок? — удивилась Элинборг.
— Ну да, еще до Ауд, — сказал Эрленд.
— Маловероятно, тебе не кажется? — усомнился Сигурд Оли.
Эрленд пожал плечами.
— То есть ты хочешь, чтобы мы опрашивали только тех женщин из списка, у которых родились дети до какого там, 1964 года?
— По-моему, неплохая идея.
— Да у него могут быть дети по всей стране, — вставила Элинборг.
— Верно. А с другой стороны, может, он изнасиловал только одну женщину, так что кто его знает, — сказал Эрленд. — Кстати, ты уже узнал, от чего умерла его сестра?
— Нет, еще работаю над этим, — ответил Сигурд Оли. — Пытался найти информацию про его семью, но пока ничего не раскопал.
— А я собрала досье на Гретара, — доложила Элинборг. — Он внезапно исчез, как сквозь землю провалился. Не сказать, чтобы по нему особенно скучали. Два месяца о нем не было никаких вестей, и только тогда его мать обратилась в полицию. Его фотографию опубликовали в газетах и показали по телевизору — реакции ни малейшей. Дело было в 1974 году, когда праздновали тысячестолетие заселения Исландии, был большой фестиваль летом, помнишь, на Полях Тинга?
— Еще бы не помнить, сам там был, — сказал Эрленд. — И что? Думаешь, он на Полях Тинга и пропал?
— Непонятно. Полиция провела стандартное для таких случаев расследование, опросила всех, кто, по словам матери, его знал, включая Хольберга и Эллиди. И еще троих. Никто ничего не знал. Никто и не думал его к тому же искать, кроме матери и сестры. Родился он в Рейкьявике, ни жены, ни подружки, ни дальних родственников. Дело закрыли через несколько месяцев. Ему было тридцать четыре.
— Если он был такой же душка, как Эллиди и Хольберг, я не удивлен, что его никто не искал, — хмыкнул Сигурд Оли.
— В семидесятые годы в Исландии пропали тринадцать человек, включая Гретара, — продолжила Элинборг. — В восьмидесятые — двенадцать. Это не считая погибших рыбаков.
— Тринадцать пропавших без вести, — сказал Сигурд Оли, — многовато, ты не находишь? И все как в воду канули?
— Тут вовсе не обязательно что-то криминальное, — возразила Элинборг. — Люди исчезают просто, иногда сами хотят исчезнуть, притворяются, что пропали.
— Насколько я покамест понимаю, — сказал Эрленд, — картина у нас складывается вот какая. Эллиди, Хольберг и Гретар как-то осенью в 1963 году отправляются на танцы в «Кросси».
Эрленд глянул на Сигурда Оли, тот с интересом слушал босса.
— «Кросси» — бывший военный госпиталь, его переделали в танцплощадку. Говорят, танцульки там порой были о-го-го, зажигательные.
— Это не там выступала группа «Торов молот»? — спросила Элинборг.
— Не важно. Значит, на танцах они знакомятся с какими-то девушками, одна из них зовет всех к себе в гости после танцев, — продолжил Эрленд. — Надо нам этих девушек найти. Далее, Хольберг провожает одну из них домой и насилует ее. Видимо, он этот номер проделывает не в первый раз. Шепчет ей на ухо, что сделал с другой женщиной — которая, возможно,
