С каждым преодоленным футом по снегу Джон все больше становился похожим на человека. Обнаженный и весь покрытый дурно пахнущей смоляной кровью, он сел прямо в снег и завернулся в свой плащ. Оборотень дрожал от боли и холода, он глядел в небо, в черную даль, где, как ему показалось, зажегся вдруг злобный блеск одинокой звезды, насмешливо подмигнувший ему. На груди пылали старые шрамы, слившиеся в витиеватую надпись – художник постарался на славу. «Клинок Белой Смерти» – словно только что вывели раскаленным ножом у него на коже. Джон Ррайер закричал от боли.
Наступила ночь, а Гаручи все продолжали идти из лесов. Создавалось впечатление, что древний хребет Тэриона изрыгнул из своих недр всех гоблинов, живущих в его пещерах, подземельях и ущельях. Их было не менее пяти тысяч, когда они пробили в нескольких местах палисад и вошли в город. Их стало почти в два раза больше, когда заполыхали ближайшие к стенам дома горожан.
Глинервин Брин и трактирщик «Вереска» Д’алег, а также херды из братства углежогов дрались в полном окружении посреди главной улицы города. Враги подступали к ним со всех сторон, людские глаза уже были полны усталости, а лица – умыты по?том, раны кровоточили.
Громкий заунывный вой и рев сотен звериных глоток пугали защитников Истара – серые волки из чащи Дерборроу всегда были для жителей Города Без Лета безжалостными врагами, злобными тварями, которым ничего не стоит перегрызть человеку глотку. Они всегда нападали стаями. Сперва появлялся один, будто бы разведчик, за ним, словно призраки покойников, выходящие из могил, из бурелома показывались все новые хищники. Их глаза были налиты кровью, шерсть стояла дыбом, пасти изрыгали проклятия на своем волчьем языке, а клыки клацали, точно засовы, преграждающие последние пути к бегству. Волки убивали скот и, осмелев, нападали на людей. На серых монстров охотились, их шкуры висели чуть ли не на каждой стене в каждом истарском доме. Постоянная война между людьми и волками веками проходила по лесу, и множество жертв с обеих сторон испустили свой дух. Всегда считалось, что гоблины и волки – союзники, верные друзья, едва ли не братья по крови, но сейчас, когда звериные пасти сомкнулись на глотках карликов из гор, когда они отрывали им головы, прокусывали грудь и вырывали сердца, а в отместку кривые ножи и мечи вонзались в серые бока, вспарывали мохнатые брюха и отрубали лапы, о родстве между ними не могло быть и речи. Все смешалось в вое и криках, проклятиях на гартарроге, языке гоблинов, и плаче раненых: как зверей, так и Гаручей.
Один из Кинов, ловкий малый в тугой алой маске на голове и зубчатой пелерине на плечах, резко оттянул за загривок назад волчью голову и перерезал зверю горло, как какому-нибудь путнику в горах, но в отличие от человека волк не собирался так просто умирать. Разливая вокруг себя кровь, он извернулся и схватил гоблина клыками. Чудовищная пасть сомкнулась на остром подбородке и за ушами. Рывок… и Гаруч опускается в снег с уродливым обрубком, торчащим из плеч. Волк успел ударить лапой еще одного врага, искромсав тому грудь, но в следующий миг в его тело вонзилось несколько кинжалов. Гоблины рвали зверя на части, совсем не замечая фонтанов крови, бьющих кругом…
Меч вошел под ключицу и вышел из противоположного бока, прочертив внутренности гоблина наискосок. Сгорбленное тщедушное тело рухнуло на землю, словно опустевший мешок. Больше кругом, кроме трупов Гаручей, никого не было.
Истар был обречен, но сражавшийся на площади Алигенты герцог Тенор не желал в это верить. Рене был воином старой закалки, из тех, что воспитывались в истинно северном духе и которые считали, что бой продолжается до тех пор, пока жив хоть кто-то. Пока в его городе люди держат в руках оружие, он не отступит.
– Лорд Тенор?
Герцог вздрогнул от неожиданности и обернулся. Он и не заметил, как к нему подошли.
Высокая фигура в черном плаще склонилась перед ним в поклоне; другая безмолвно стояла в стороне. Белые лица, казалось, были вылеплены из снега, а угольные волосы сливались с ночью. Герцог едва сдержал себя, чтобы не скривиться от отвращения.
– Что тебе нужно, нетопырь? – спросил Рене у вампира.
– Это вам нужно, – прошептал тот. – Вам не устоять. Мы можем…
– Что? – зло перебил герцог. – Мне не до тебя с твоими бредовыми просьбами! Гоблины наседают, как мухи на малиновый пирог!
– Мы можем вам помочь. У лучников нет больше стрел, мечники едва держат клинки, ваши дома горят, а кони пали. Даже волки ничего не могут сделать, а некромант выпит досуха.
– Некромант? – удивился герцог.
– Только мы… только мы можем помочь…
– Ну так чего же ты ждешь? – Герцог развернулся и зашагал к воротам. – Бери меч и помогай!
– Я пришел за тем, за чем приходил вчера ночью. – Вампир бросился следом; его собрат с голубыми глазами молча шел в стороне, будто разговор вовсе его не касался.
– И я снова отвечу тебе. Нет! Я не позволю!
– Вы все здесь умрете! Истар сложит голову из-за глупости одного старика!
Герцог застыл, забыв и об осаде, и о сотнях гоблинов.
– Ты смеешь мне…
Тут вдруг заговорил второй. На памяти герцога он ранее не произнес ни одного слова за все то время, что находился в Граде Рейнгвальда:
– Мы хотим всего лишь спасти город, ставший нам надежным убежищем. – Голос был глубоким и сильным. Лорд Тенор поймал себя на мысли, что его убаюкивает этот мягкий, словно волна, тембр, плавно переходящий в грозовые раскаты.
– Я не могу позволить, нетопырь, – твердо сказал Рене Тенор. – Я не допущу богомерзкой скверны в моих стенах! И не хочу, чтобы мои люди стали вашим обедом.
– Тогда твои люди станут обедом для Гаручей. Я клянусь тебе на своей крови, герцог, что не трону людей. Ни я, ни мой слуга не тронем людей. Я, граф Илеас Д’Антрева из Ротнии, которой больше не существует на ваших картах, клянусь тебе в этом…
– Что ты будешь делать, граф? – Герцог знал, что клятва на крови для благородных вампиров свята, и нарушившим ее грозят такие кары, что простому человеку и в страшном сне не представить. За двадцать лет, которые беззубые живут в его городе, только сейчас он узнал, что под его кровом обитает древний вампирский граф. Вот так новость! И все же сейчас он колебался…
– Позвольте, герцог, ну позвольте же нам вернуть наши сущности! – взмолился вампир. Печаль, запертая в душе нежити на много десятилетий, прорвалась. Такого голоса, лорд Тенор мог поклясться, от этих кровососов не слышал никто и никогда. И он был не совсем рад тому, что стал первым.
– Мы не тронем людей! – вторил графу его товарищ. Этот даже сложил руки в молящем жесте.
Гоблины приближались. Какой-то воин в зеленом кафтане упал с криком в снег. Еще один солдат попытался отбиться от десятка карликов, но они его просто-напросто смяли числом. Бедняга исчез под их ногами. Статуя Алигенты шевельнулась. С ужасом герцог увидел, как Гаручи, закинув на шею деревянному изваянию крепкие веревки, умудрились сдвинуть ее с постамента. Лорд Тенор бросился к древней святыне, намереваясь остановить ужаснейшее из всех злодеяний, придуманных этими никчемными тварями, пришедшими войной к его крову. Но он не успел… Огромная фигура покровительницы Истара, стоящая здесь с самого основания Града Рейнгвальда, а может быть, и еще раньше, накренилась и с диким грохотом упала, разбившись на несколько изуродованных кусков.
– О, предки! – У герцога даже руки опустились, когда он понял, что произошло. – Отец мой! Деды мои! Простите меня! Простите вашего никчемного потомка!
– Спасибо, – только и прошептал граф, вскидывая руки вверх. Длинные тонкие пальцы со скрюченными острыми когтями, казалось, хотели захватить звезды и луну.
Преобразование было почти мгновенным, но застывший в ужасе герцог увидел все его детали до боли четко. Прекрасные, идеальные лица вампиров изменились, превратившись в морды хищных зверей: носы слились с лицом и сморщились, ноздри увеличились, а разрез глаз расплылся – они вытянулись и приобрели багровый оттенок. Длинные волосы опали и прижались к телу, превращаясь в шерсть, уши полностью исчезли, на их месте остались лишь большие рельефные дыры, словно у летучих мышей. Из плеч вырвались огромные черные крылья, руки слились с ними и исчезли. Тела быстро росли и с каждой секундой все больше утрачивали человечность. Переродившиеся исчадия мрака покрылись темно-сиреневой шерстью, они стали размером с небольшой дом каждый, а на коротких задних лапах прорезались чудовищные когти.
