– Это очень важно для меня… Тот человек, который передавал тебе шпионские сведения из Коронного Совета Ронстрада. Его имя! Мне нужно знать его имя!
– Должен тебя огорчить, друг мой. Я не знаю имени. Он отказался себя назвать, но могу тебя заверить, что он совершенно точно могущественный волшебник и ловкий убийца. Невысокий, худощавый, лет сорок на вид, коротко стриженный…
– Но что-то же должно быть! Под это описание подпадает половина Коронного Совета. Вспоминай, Коррин, должно же быть что-то еще!
– Голос у него такой…
– Какой? – недоумевал Магнус. – Какой у него голос?
– Ласковый аж до жути, такой, что с ним сразу же хочется безропотно согласиться…
– Нет! – вдруг отшатнулся сероглазый некромант. – Этого просто не может быть!
– Ты разве знаешь его?
– Спасибо тебе, Коррин! – только и проговорил Магнус. – В ответ на твою помощь дам тебе совет: не верь ни Ревелиану, ни Патриарху!
– Что?
– Не верь им. Не верь вообще никому. Слишком долго все кому не лень водили тебя за нос, Коррин. Если тебе все же удастся сбросить свои нынешние оковы, не забудь и о поводках. Прощай, старый друг…
– Постой, Магнус! – воскликнул Коррин и схватил товарища за рукав мантии, но тот исчез в черном облаке, оставив в ладони Белой Смерти лишь воздух и пыль.
Некромант стоял, пораженный странным разговором. Всего в трех футах, если выйти из-под арки, сплошной стеной лил серый дождь. Здесь же было так тихо и очень спокойно. Мертвенная тьма галереи сохраняла положенное ей умиротворение.
– Он сейчас полагает, что впервые прозрел, словно новорожденный младенец, – негромко проговорил кто-то, выходя из-за широкой колонны, что высоким ребром встала по центру прохода и поддерживала арочный свод.
В пяти шагах от Коррина остановился высокий старик в черной мантии некроманта, бледные морщинистые руки сжимали тонкий посох с большим рогатым черепом вместо навершия. В глазницах черепа отражались едва заметные зеленые огоньки, поэтому казалось, что посох живет своей жизнью, и буде старику захочется отпустить свою деревяшку, та так и встанет, ни на что не опираясь и не падая.
Длинные седые волосы обрамляли большую залысину с такой тонкой кожей, что под ней можно было различить рельефы лобной кости. На изрезанном глубокими морщинами лице не было ни бороды, ни усов, поэтому четко выделялась трещина рта, искривленная в мерзкой усмешке. Прямой некогда нос за века истончился и походил теперь на обгрызенную крысами сырную дольку. Цвет глаз был неразличим – то ли серый, то ли зеленый, точно определить невозможно.
Столько знаний скопила в себе эта голова, что казалось странным, как в ней они умещаются. Было очень мало вопросов о сущности мира, на которые не смог бы ответить этот человек. Вообще-то при виде Черного Патриарха следовало преклонять колени, но Коррин даже не пошевелился, спокойно глядя на духовного лидера и учителя их ордена некромантов.
– Где Ревелиан? – только и спросил Белая Смерть. – Или ты сам, старик, проводишь меня к Морредору?
– Сегодня трехглавый пес останется голодным, мой дорогой ученик, – хриплым голосом отвечал Черный Патриарх. – А вот наш дорогой Ревелиан вновь решил снять свою маску…
С таким холодом были произнесены эти слова, что даже у Коррина, которому уже, казалось, нечего терять, по спине пробежали мурашки.
– И не слушай этого лицемера Сероглаза. С первого дня своего пребывания в ордене он хитрил и «прыгал по ножам», он вечно стравливал всех друг с другом, но скоро он окажется в таком месте, где никто не будет его слушать. Что же до тебя, мой дорогой ученик, я горд тем, что преподавал тебе науку. Ты был совершенно прав, когда говорил ему о единственном способе снять проклятие некроманта.
– Я не понял тебя, старик…
– Я говорю о раскаянии, мой дорогой ученик, всего лишь о раскаянии…
– Снова это раскаяние… Раскаяние не для некроманта, оно как звезда в ночном небе – горит ярко, да не достанешь. Забавно, правда? Темные маги, повелевающие столь могучими силами, привыкшие обращать в прах тела и вырывать из живых души, неспособны на такое элементарное… такое… примитивное чувство. Любой святоша в храме Вечных, любой полуграмотный прихожанин может помолиться и забыть, а мы – нет. Мы ничего не забываем…
Патриарх встретил его слова легкой улыбкой, которая еще больше исказила лицо старца.
– Это все не нужно. Все намного проще… Все зависит от того, хочешь ли этого ты?
Коррин отступил на шаг, руки его вздрогнули.
– Я верно понял тебя, старик?
– Совершенно, – подтвердил Семайлин. – Тебе нужно лишь Раскаяние.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся ему в лицо Белая Смерть. – Мне нравилось их убивать! Мне нравилось писать на их телах свое имя! Ты, как светлый дух, держа в руках весы грехов, предлагаешь мне раскаяться, забыть, отступить?! Значит, ты плохо меня знаешь, «мой дорогой учитель», – передразнил Коррин голос старика. – Нет у меня для тебя раскаяния…
Странно, но Черный Патриарх, зачем бы ему ни понадобилось все это, просто стоял и слушал, не убирая с лица своей кошмарной улыбки.
– Я ведь не сказал, что требую твоего раскаяния, глупыш. Я сказал: «Тебе нужно Раскаяние. Вот оно. – Старик вытащил прямо из воздуха небольшой пузырек. Даже во тьме галереи было отлично видно, что в нем находится какая-то жидкость, мерцающая нежным сапфировым светом.
– Эссенция Раскаяния? – удивился Коррин. – Но разве чужое раскаяние поможет мне стать вновь человеком?
– А какая разница, чья совесть должна тебя грызть изнутри твоего тела?
– Ты дашь мне ее? – нервно прошептал Белая Смерть, не в силах оторвать взгляд от полупрозрачной синей жидкости.
– Не здесь, – ответил Патриарх. – Ты выпьешь эссенцию и в тот же час уснешь, ты ведь не хочешь свалиться на пол?
– Усну? – подозрительно спросил Коррин.
– Да, и проснешься уже человеком.
– Что для этого нужно сделать? Ты ведь не просто так мне предлагаешь подобное?
– Конечно. – Патриарх повернулся спиной к Коррину и направился к дальнему портику, ведущему в Цитадель. – Следуй за мной…
Пленный некромант поплелся за учителем. Они шагали во тьме галереи, и в какой-то миг впереди показались две темные фигуры, идущие навстречу. Коррин Белая Смерть глядел на них, не в силах отвести взгляд, при этом прекрасно понимая, что выступающие из мрака силуэты – всего лишь отражения в большом полированном зеркале, преграждающем вход. Зеркало называлось Креферк и служило порталом в Цитадель, но поговаривали также, что это не единственное его назначение. Порой отполированная гладь отображала вовсе не то, что была должна, и этот страх увидеть в зеркале не себя, а нечто из потаенных глубин собственного больного сознания неизменно овладевал каждым, кто смотрелся в него. Это страх был чем-то сродни детской боязни темноты – глупой и необъяснимой. Приблизившись, Коррин наконец сумел разглядеть собственный образ – привычную бледность кожи, аристократические черты лица, ниспадающие на плечи пепельно-белые волосы… Но было и что-то новое. Черный бархатный камзол скрывал болезненно исхудавшее тело, на шее, висках и подбородке – засохшие кровоподтеки, глаза ввалились и подернулись пеленой, нос словно бы изломался. Безумие и ярость, обычно бушующие в его взоре, куда-то пропали – на Белую Смерть угрюмо взирало отражение уставшего и растерявшего волю к борьбе человека, который больше всего на свете хочет, чтобы его оставили в покое. Было ли это правдой или же зеркало в очередной раз пыталось его обмануть? Коррин не знал.
Черный Патриарх просто шагнул вперед, погружаясь в подсвечиваемую молниями гладь, словно в воду. Он слился со своим отражением и исчез. Его спутник поглядел в собственные пустые глаза и прильнул к стеклу. Ощущение было не из приятных – словно ты стоишь на ужасающем ветру, который дует в лицо с
