Но Аввакум выстоял. Он и его последователи были анафематствованы — отлучены от Церкви. Они, в свою очередь, ответили проклятьями по адресу своих гонителей.
В конце того же года начал свои заседания следующий собор, прозванный Большим Московским. На нем были осуждены все мессианские претензии Руси. Даже формула Москва — Третий Рим была отвергнута. Осужден был и сам ее главный апологет — Никон.
Царь отдал Веру Русскую на поругание иноземцам. И в этом он тоже торил дорогу своему сыну. Патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский стремились оболгать и опорочить Русский Путь святости. Они превозносили «преизящный греческий род», «лепоту рода греческого». И активно хлопотали об увеличении размера денежного вспомоществования, посылаемого русским правительством восточным патриаршим кафедрам.
Решения собора были отвергнуты последней цитаделью Святой Руси — Соловецким монастырем. В 1668-м началось вооруженное противостояние насельников северной обители и воинов царя-отступника. Монастырь был взят только в 1676-м. И то лишь, благодаря предательству одного из монахов.
Архимандрит Никанор, возглавивший оборону, был за ребро повешен на крюк. Лютым казням подверглись многие члены братии.
А через пять лет «за великия на царский дом хулы» был сожжен протопоп Аввакум. «Хулы» были и в самом деде великие, хотя и абсолютно заслуженные. Для Него Никон и царь — слуги сатаны: «удумали со диаволом книги перепечатать и все изменить, в крещении не отрицаются сатаны; чему быть? Дети его, коль отца своего отрицатися не хотят».
Послания протопопа — голос самой гонимой и поруганной Святой Руси, обличающий своих притеснителей: «Посмотри-тко на рожу-тои на брюхо-то, никонианин окаянный — толст ведь ты. Как в дверь небесную вместиться хощешь? Узка бо есть, и тесен и прискорбен путь, вводяй в живот».
Царь Алексей для него — император язычник Максимиан. Аввакум видит, что Третий Рим на глазах превращается в первый, материально-имперский, пьяный кровью мучеников. Но участь царя ведома обреченному на смерть пророку.
Он уже здесь и сейчас видит мучения Алексея «тишайшего» в аду: «А мучитель ревет в жупеле огня. На вот тебе столовые долгие и бесконечные пироги, и меды сладкие, и водка процеженная с зеленым вином! А есть ли под тобою, Максимиан, перина пуховая и возглавие? И евнухи опахивают твое здоровье, чтобы мухи не кусали великого государя?.. Бедный, бедный, безумный царишко! Что ты над собою сделал? Ну где ныне светлоблещущия ризы и уряжение коней? Где златоверхия палаты? Где строения сел любимых? Где сады и преграды? Где багряноносная порфира и венец царской, бисером и камением драгим устроены? Где жезл и меч, ими же содержал царствне державу? Где светлообразные рынды, яко ангелы пред тобою оруженосцы попархивали в блещающихся ризах?.. Любил вино и мед пить, и жареные лебеди и гуси и рафленые куры — вот тебе в то место жару в горло…».
Но кара ждет не только самодержца, но и покорный ему народ, изменивший своей миссии, своему высокому изначальному предназначению. Аввакум вспоминает императора Тита, разрушившего Иерусалим — город, обрекший на распятие Христа. Столица России — Новый Иерусалим (подмосковный монастырь под этим названием — любимое детище Никона) равнодушно взирает на муки святых. А значит, иноплеменники придут и станут для русских бичом Божьим.
Протопоп пророчествует: «надеюся Тита второго Иусписияновича на весь новый Иерусалим, идеже течет Истра-река и с пригородом, в нем же Неглинна течет (т. е. Московский Кремль) — чаю, подвигнет Бог того же турка на отмщение кровей мученических».
Россия и Святая Русь — две принципиально разные реальности. Апостол Божий Иаков говорит: «Дружба с миром — вражда против Бога». Лояльность — безбожной, отвергшей Правду Христову, власти, всеядный российский патриотизм, «государственничество» — предательство Святой Руси. После 1666-го руки у ее паладинов развязаны. И они приходят как каратели в одном строю с самыми разными «бичами Божьими».
«Во огнь лезет, а благоверия не предает…»
Раскол воспринят был народом русским как Конец Света. И тому было много сигналов, много знаков на земле и на небе. Да и расчеты книжников подтверждали, что пришли последние времена.
В 1654 году прошла страшная моровая язва, истребившая в некоторых деревнях все население поголовно. В последующие два года были неурожаи и как следствие — голод.
Тогда же явились знамения: «хвостатая звезда и кровавые столпы». Как раз в это время по велению Никона пошла «в рассылку» первая партия новопечатных книг.
Для противников реформы все было очевидно: «Зряте, православные, зряте знамение гнева господня, излия бо вышний фиал ярости своея грех ради наших; и за то всеблагий творец род христианский наказует, что многие пошли по следам врага Божия и Причистыя Богородицы — волка Никона».
Вскоре один из ярых приверженцев старины святорусской, архимандрит Новоспасского монастыря Спиридон (из рода бояр Потемкиных) исчислил срок прихода антихриста. Он представил цепь падений человеческих, цепь вероотступнических актов. Причем, один от другого отделял в десять раз более краткий промежуток времени. Сатана спрессовывал его, убыстрял, по мере убывания святости на Руси.
Итак, как и было предсказано апостолом, дьявол после Воскресения Христова был связан на 1000 лет. Когда он по прошествии этого срока был освобожден, случилась первая беда — отпал в ересь Первый Рим. Через 600 лет унию с ним приняла Западная Русь. Еще через 60 лет после этого впал во грех и Третий Рим, приняв реформу Никона. И, наконец, через шесть лет, считая с этой даты, в 1666 году — срок прихода самого антихриста.
В ожидании гибели мира, люди бросали свои хозяйства и уходили в леса. Вести из «Центра», доходившие до них, только подтверждали уверенность в скором Апокалипсисе. И если даже он чуть запаздывает, то все равно, по всем статьям в ближайшие годы неотвратим.
Аввакум писал сторонникам, что «последний чорт еще не бывал», что еще бояре «путь ему подсталают». Он считал по-другому. По его мнению, к 1666 году надо прибавить еще 33 года земной жизни Христа, и получится 1699 год. В этот год и придет антихрист, а конец мира наступит в 1702-м.
Это 33-х-летие стало временем пути на Голгофу. Святая Русь переплавлялась в Россию, где не было уже ни истинной Веры, ни завещанной предками Правды. Реальность была настолько невыносима своим прогрессирующим отходом не то что от идеала, но от самой нормы, как ее понимали тысячи русских людей, что такой жизни они предпочитали смерть в огне.
Аввакум писал о самосожженцах: «русачьки же, миленькия, не так! — во огнь лезет, а благоверия не предает…». Слова Христа о том, что «мир во зле лежит» русские люди всегда помнили. Но то весь прочий мир, а Святая Русь — ровесница Рая. У нее иная судьба, она — удел Богородицы.
Все эти представления и упования рушились на глазах. Глобализаторская работа, затеянная Никоном и царем Алексеем, уравнивала священную Родину с прочим падшим миром. Но и во грехе равенства быть не могло. Если Русь была избранной в святости, избрана она и в «погибели». Непременно именно здесь должен появиться антихрист. И случится это не само по себе, но по грехам русских людей, не сумевших сохранить вверенных им святынь — Христовой Веры и Правды.
А раз так, то, чтобы очиститься от своих грехов и от скверны, наступающего на скиты антихристова мира, надо принять «огненное крещение». Такова была безупречная логика самосожженцев.
Слуги антихриста, кстати, стремились спасти их. Военные команды рыскали в лесных дебрях. Но, как правило, натыкались на пепелища. Впрочем, двигал властями отнюдь, конечно, не гуманизм. Самосожжение было бунтом. Добровольно идти на смерть царь не велел. По какому праву холопы своими жизнями распоряжались? Ведь еще Грозный заповедал, что только государь Московский вправе решать, кого и когда мукам предавать.
Конечно «эмигрировала в смерть», все же меньшая часть поборников святорусской Правды. Прочие уходили все дальше в леса. «Вне лесов ныне царство антихристово» — говорили они. И пытались построить новую Святую Русь в своих скитах, появлявшихся в дебрях нижегородского Заволжья (по реке Керженец), Поморья, Приуралья и ближайшего Зауралья. Уходили и за границу: в Швецию (Лифляндия), в Польшу
