зеленые глаза, которые окружали черные, как у мертвеца, круги, тонкий изгиб губ с застывшим на них кровоподтеком и тонкий нос со слегка вздернутым кончиком.
– Мари, – прошептал Шико, чувствуя, что сердце пытается пробиться сквозь ребра и выбраться на волю. – Моя Мари...
– Дик? – она узнала его. – Это ты?
Он не ответил, просто прижал ее к своей раненой груди, и плевать на боль, главное – чувствовать ее, чувствовать ее тепло... и заплакал. Впервые за пятнадцать лет. Слезы текли из глаз, и всего через секунду он уже перестал что-либо видеть и ощущать, зарывшись лицом в ее волосы. Это походило на потерю сознания, только вот, когда падаешь в обморок, не чувствуешь, как на куски разрывается сердце...
Сколько же раз Сероглазу доводилось бывать на верхней площадке этой лестницы, и всегда его уверенность в собственных силах, его искусственно возведенное бесстрашие и все движущие им принципы подле этой двери подвергались сомнениям и сходили на нет. Это было единственное место во всем Умбрельштаде, где он начинал сомневаться, а роящиеся по темным закоулкам души страхи вылезали изо всех щелей, обнажая уродливую плоть, скользкие щупальца и мириады глаз, которые рождали отчаяние и чувство обреченности... Совершая последний шаг, преодолевая трехсотую ступень и выходя на площадку, Сероглазу всегда казалось, будто пред этой толстой и низкой дверью, окованной металлом, он предстает нагим, а мысли его, эти роковые предательские хитросплетения сознания изменника, вываливаются из его головы, точно винные ягоды из переполненной корзины. И всякий раз Магнус силой уверял себя, что все это напускное, а излишняя мнительность и усугубленная авторитетом того, кто обретается здесь, неуверенность травят его, словно яд гадюки.
Что ж, сегодня он явился сюда в последний раз – это он знал точно. А потом – домой, наконец... Спустя столько лет. Эх, и долгой же была дорога. Ничего – скоро он отдохнет от этого Бансротова театра, скоро Черный Арлекин улыбнется всем в последний раз, скоро он вернется туда, где
Сейчас же все пришло к тому, что путь назад для него был лишь через труп старика, в прямом и переносном смысле. И пусть этот древний некромант способен на поистине ужасные вещи, он, Сероглаз, сегодня прервет его дни. А чтобы уж наверняка, после убийства он выколет мертвецу глаза и проткнет их серебряными иглами, дабы душа ни за что не смогла вернуться в этот мир в виде ревенанта. После этого он обезглавит старого могильного червя, выкопает для него яму на перекрестке двух дорог, причем на глубине не шесть, а тринадцать футов, посыплет солью и сожжет тело прямо в могиле. Земля скроет все следы.
Сегодня Магнус Сероглаз впервые, должно быть, за всю свою жизнь чувствовал подлинную ответственность. Незнакомое дотоле чувство долга и осознание того, что сделали другие, чтобы дать ему эту возможность, правили его движениями, прибавляя ему уверенности и твердости. В эти мгновения больше всего он переживал за свой успех: все его существо было напряжено до предела, а сознание начало выделывать какие-то странные выходки – такое бывает, наверное, у начинающего актера, который в первый раз в жизни выходит на сцену.
Некромант заставлял себя думать о том, что его сообщник в этом убийстве, Арсен Кровавое Веретено, отдает свою жизнь ради исполнения их заговора, и он, Сероглаз, просто обязан быть достойным его жертвы. С этими мыслями Черный Арлекин пересек площадку. На двери висела табличка: «Магнус Сероглаз. Добро пожаловать». Что ж, его уже ждут – кто бы сомневался. Некромант проверил под плащом наличие длинного серебряного веретена с крохотным алмазом, вправленным в его тупую оконечность, и толкнул дверь. Последним сомнением перед тем, как переступить порог, было странное осознание того факта, что он сам в точности не знает, кто именно сейчас готов совершить убийство: Черный Арлекин, Магнус Сероглаз или же Кларенс Лоран.
Помещение, в котором он оказался, выглядело отнюдь не таким, какой должна была выглядеть комнатка на верхушке башни, и уж точно совсем не таким, каким он видел логово Семайлина Лайсема раньше. Когда-то, он хорошо это помнил, покои Черного Патриарха представляли собой крохотную комнатушку, больше смахивающую на чердак под остроконечной крышей, всю заставленную колоннами книг, среди которых ютилось рабочее место хозяина: кресло и письменный стол. Узкое ложе было скрыто в нише и задернуто портьерой. Ни стен, ни почти всего пола нельзя было разглядеть из-за свитков развернутых, свитков в трубках, обрывков свитков, свитков бумажных и выделанных из кожи, сшитых из тонких полосок прессованного тростника и выкованных при помощи магии из серебряной бумаги. Это было королевство знаний и владение тайн. И где-то среди всех вопросов мироустройства и их решений, помещенных дотошной рукой на бумагу, как раз и обреталась эта тень, питающаяся лишь непознанным и скрытым.
До сегодняшнего дня в комнатке на верхушке башни было просто не развернуться, а сейчас Сероглаз даже поежился от ощущения бесконечности окружающей пустоты и безбрежной тьмы, облизывающей его своим чернильным языком. Место, где оказался Магнус, представляло собой огромный зал, пол которого был вымощен черными и белыми плитами, как шахматная доска. Подобное он видел в тронном зале Асхиитара, королевского дворца в Гортене. Первой мыслью, зародившейся в голове после того, как он открыл дверь, было:
«Что здесь, Бансрот подери, такое творится?»
Сероглаз сделал шаг, и звук этого движения эхом вознесся под скрытые мраком своды. Некромант решил было ретироваться – к подобному он был явно не готов, но двери за спиной уже не было: она просто растворилась, как и стена. Завертевшись, словно волчок, он с ужасом осознал, что находится в центре зала, а выхода просто нет. Это походило на ту самую ловушку, куда заманил его Семайлин в прошлый раз: башню-тюрьму[17]. И как он мог купиться на подобный фокус дважды?! Как теперь выбираться отсюда?!
Неимоверным усилием воли Магнус задавил в себе зарождающееся отчаяние.
«Так, – подумал он; мысли его напоминали удары ножа: стремительные и короткие, четкие до остроты. – Свет. Нужен свет. Входы и выходы. Не существует ловушек без выхода, ведь у них всегда есть вход. И чтобы найти его, нужен свет».
Сероглаз царапнул ногтями левой руки по ногтям правой и завершил движение щелчком пальцев. На его ладони тут же загорелось изумрудно-зеленое, как глаза ведьмы, пламя.
На миг некромант даже вздрогнул и отшатнулся, когда свет открыл ему, что в зале он не один. Мысли начали путаться... Он даже потряс головой, будто это могло помочь. Это совершенно точно был тронный зал Асхиитара! У дальней, северной, стены находился помост с двумя тронами, такие знакомые ряды колонн, даже огромная люстра в виде черепа дракона на цепях под потолком. Здесь были люди: много людей, но никто из них не шевелился и, казалось, даже не дышал. Каждый был окутан мутным туманом, таким же, который начал стелиться по полу с возникновением источника света, затягивая человеческие фигуры будто серым ковром. Король и королева застыли на тронах, сжимая руки друг друга. На ступеньках помоста сидел Шико, играя одной из своих извечных кукол-марионеток. Придворные, словно статуи, в различных положениях стояли по всему залу, остановившись в момент танца. Платья дам не шевелились; края их
